* * *
– …Мы вчетвером там лежали в темноте, и знаете, было весело. Горный кемпинг, вокруг – никого, а я рассказываю страшные истории. Эжен потребовал, чтобы я потом водил его в туалет. Девочки были против, но и сами боялись. Наутро я узнал, что Эжен все-таки переспал с Рин.
Синдзи потер подбородок и рассмеялся.
– Знаете, смешно так. Я заснул, и не помню, какую страшилку рассказал последней. Может, даже что-то про Ангела.
"Смешно", – соглашалась я. Чай был самый обыкновенный: из пакетика, квартира у Икари-куна – в меру замусоренной, но здесь было хорошо. Он открыл окно, чтобы я не слышала запахов, дышал в сторону – по той же причине.
И Синдзи действительно хорошо рассказывал. Смешно.
Наши кресла стояли рядом, и мы смотрели, как за окном – огромным окном – облака превратились в бледную сеть, поймавшую небо. Солнце пока не попадалось: он прожигало невод насквозь и обрушивалось на предгорье.
Под ногами сейчас и мокро и противно, и можно даже напрячься и представить себе весну, – но это все там, внизу. А здесь есть чай и тишина.
– У вас какой урок?
– Э-э… Третий, кажется.
– Третий. Мы можем пойти вместе.
"Скажет о том, что подумают другие, – я обижусь", – загадала я.
Мне думалось легко, не хотелось умирать в боли и одиночестве, и я все еще не отмыла ладонь, в которой обуглилась трость. Я ее прятала.
– Можем, – согласился Икари, ставя чашку на подлокотник. – А можем и прогулять – тоже вместе.
Я кивнула, потому что сначала услышала только слово "вместе", и Синдзи рассмеялся:
– Знали бы вы, что о вас говорят здесь… Многие бы решили, что Аянами Рей подменили.
– Я знаю, что обо мне говорят, Икари.
– Серьезно?
– Да.
Солнечные лучи ложились на кожу мягко, без жара. Я раскрыла ладонь под поющее золото, смотрела, как оно играет по линиям, словно пальцы гадалки. "Где это было? В каком произведении?"
– Говорят, у вас очень красивые глаза, – сказал Синдзи.
Я повернулась к нему. Он был серьезен – и улыбался, и от этой улыбки стало еще теплее, почти жарко. Потом я вспомнила слова и отвернулась.
"Так не честно".
– Икари. Одолжите, пожалуйста, контейнер для линз. И раствор.
– Раствор?
– Да.
– Что-то попало вам под линзу? – обеспокоено спросил Синдзи. Я смотрела только себе в ладонь. Хотелось получить раствор, снять линзы и покончить с этим приступом честности.
"Ну почему не какой-то другой комплимент? Почему глаза, почему так банально?"
– М-м, хорошо, идемте в ванную, – сказал он, а потом сморщил нос и досадливо пощелкал пальцами. – Нет, я сейчас, я вас позову, хорошо?
Я кивнула. Так глупо.
Луч принялся жечь ладонь, и я спрятала руку в тень. Синдзи чем-то гремел в ванной, что-то складывал или прятал. Я могла бы посмотреть сама – не сходя с места, и это было странное желание: подсматривать, изучать. Это был странный страх: вдруг там чужие вещи? Вещи другой женщины?
– Аянами, можете входить!
Только вставая с кресла, я пожалела о том, что сожгла трость.
В ванной гудел вентилятор, немного пахло сыростью и очень остро – гелем для душа. Синдзи вытирал руки большой влажной салфеткой. "Кто так отмывает руки, находясь в ванной?"
На раковине остались стоять флакон и маленький коробок: он спрятал даже зубную щетку.
– Я ужасный грязнуля, – вяло улыбаясь, сказал Икари, катая смятую салфетку между ладонями. Казалось, у его зябнут руки, и в глаза он мне не смотрел. – Извините.
– Ничего. Извините меня вы.
– Ну, я, наверное, выйду…
– Подождите.
"Просто скажи это". Всего-то и надо – пережить несколько секунд отвращения.
– Аянами?
– Мне нужно, чтобы вы посмотрели. Пожалуйста.
"Это всего лишь линзы. Всего лишь глаза".
Он смотрел на меня – и перехватил руку. Флакон с раствором был так близко.
– Подождите, Аянами. Вы… Вы что, так и не поняли? Я видел ваши глаза.
Я смотрела на его руку на своем запястье, пыталась понять, о чем он говорит.
– …Да поймите же, на вас нет линз там! – сказал Синдзи, и все стало легко – даже сумасшедший пульс.
"Там".
Я дура. Я десятки раз смотрела на свои копии, смотрела сама на себя, видела кровавую радужку – и так ничего и не поняла.
– Но… – неуверенно начал он. – Если вы все еще хотите, то…
"Ему интересно", – поняла я. "Ему не противно", – ликовала я.
А еще я могла посчитать количество перегородок, отделяющих меня от Каору, но это было безразлично. Между мной и Синдзи исчезала последняя стена, я чувствовала это так же ясно как… Как запах геля для душа.
– Подождите! Куда вы гряз… Господи, Рей, что у вас с рукой?
– Это… копоть. Я отмою.
Он смотрел с испугом на мою ладонь, а я думала о другом. Опять о другом.
"Рей. Он сказал "Рей"".
– Фу, вы меня напугали, это прямо корка какая-то. Что вы делали?
– Я делала… выводы.
Копоть была такой густой, что я сперва даже не ощутила воды. Сажа витками ложилась в слив, а ладонь все не проступала, и на какое-то мгновение показалось, что я могу тереть час, два, три – и все равно не увижу кожи. Мысль была настолько ясной и убедительной, что я испугалась.
Я прикусила щеку изнутри. "Аска. Что ты мне вколола?"
– Так не пойдет, – сказал Синдзи. В его голосе был азарт. – Надо растворителем.
– Не стоит.
– А как же линзы?
Я промолчала. Я уже почти видела "линию жизни".
– Эм, Рей… Можно я вам помогу?
Мы смотрели в зеркало – друг на друга.
– Поможете?
– Я умею. И я помыл руки, – он показал скомканную салфетку.
Я кивнула, пытаясь понять, что я делаю и что делает он.
– Понимаете, когда мне было девять, однажды вернулась мама…
Синдзи смочил руки раствором и положил пальцы левой руки мне под веко. Он смотрел на меня очень серьезно, как на журнал, который надо заполнить чисто и без ошибок. Он смотрел на мои глаза, на кожу вокруг них, и мне дышалось… Через раз.
– … у нее очень дрожали руки. Она говорила, что от нервов, это теперь я знаю: из-за таких, как мы с вами…
Прикосновения к глазу я не ощутила, просто все вдруг потемнело – и сразу же поплыло.
– Я каждое утро надевал ей линзы, каждый вечер – снимал…
Я видела мутно одним глазом, и через секунду – влажное прикосновение придержало мне другое веко. Он был очень аккуратен.
– Поначалу это очень страшно было – девять лет, вы только представьте, но, знаете, я помню это как сейчас…
За стенкой зашумела вода, мои колени растворялись.
– Вот так, – сказал Синдзи.
Я моргала, прогоняя пелену.
– Это было так давно, что я уже почти и забыл, и вы, наверное, похожи на нее, ну, мне так кажется… Вы очень красивы, ну, то есть я понимаю, что вы синестетик, у вас красные глаза… Я сейчас чушь несу, да?
– У вас язык заплетается.
– А у вас руки грязные!
– Вы не смотрите мне в глаза. Вы же хотели?
– А вы… А я вас люблю.
– А я – вас.