- Я была дура, - сказала Майя Глумова довольно спокойно. - Дура истеричная. Мне почудилось тогда, что он выжал меня как лимон и выбросил за порог… Теперь-то я понимаю: ему и в самом деле не до меня… Я, дура, все требовала от него объяснений, а он ведь не мог мне ничего объяснить. Он же знает, наверное, что вы его разыскиваете…
Максим поднялся.
- Большое спасибо, Майя Тойвовна. Я ухожу, По-моему, вы неправильно поняли наши намерения. Никто не хочет ему вреда, клянусь вам. И если вы встретитесь с ним, постарайтесь, пожалуйста, внушить ему эту мысль.
Она не ответила.
Когда Максим в кабинете Экселенца закончил доклад, Экселенц сказал задумчиво:
- И она там так и сидит… Почему?
- Ждет.
- Разве он ей назначил?
- Насколько я понимаю - нет.
- Бедняга… - проворчал Экселенц. Потом он спросил: - У тебя появились какие-то новые соображения?
- Не знаю… - произнес Максим. - Наверное, нет. Я просто подумал… в его поступках ощущается какая-то логика. Они связаны между собой. Он все время применяет один и тот же прием - ошарашивает человека каким-то заявлением или вопросом, а потом слушает, что бормочет этот ошарашенный… По-моему, он хочет что-то узнать, что-то о своей жизни… что-то такое, что от него скрыли… Экселенц, он каким-то образом узнал, что с ним связана тайна личности.
Экселенц выслушал его внимательно и некоторое время разглядывал в упор, словно видел перед собой что-то новое и занимательное.
- Такого рода соображения вряд ли помогут тебе в работе - сказал он, помолчав. - Еще раз советую тебе: не отвлекайся! Что у тебя сейчас на очереди? Посольство голованов? Хорошо. Займись посольством голованов. И возвращайся поскорее. Ты мне нужен здесь.
В Канаде была глубокая ночь. Невидимая река шумела сквозь шуршанье дождя, а прямо перед Максимом мокро отсвечивал легкий металлический мост, над которым светилось большое табло на английском, французском, русском и китайском языках: "Территория народа голованов".
Максим перешел мост и оказался в лесу. Лес был густой, небо было сплошь обложено, и весь этот ночной мир казался Максиму серым, плоским и мутноватым, как старинная фотография.
Когда Максим заметил голована Щекна, тот понял это мгновенно и сразу оказался на тропинке перед ним.
- Я здесь, - объявил он.
- Вижу, - сказал Максим.
- Будем говорить здесь, - сказал Щекн.
- Хорошо, - сказал Максим.
Голован сейчас же сел, совершенно как собака, разговаривающая с хозяином, - крупная толстая большеголовая собака с маленькими треугольными ушами торчком, с большими круглыми глазами под массивным широким лбом. Голос у него был хрипловатый, и говорил он без малейшего акцента, так что только короткие рубленые фразы и несколько преувеличенная четкость артикуляции выдавали в его речи чужака.
- Что тебе нужно? - спросил он прямо.
- Тебе сказали, кто я?
- Да. Ты журналист. Пишешь книгу про мой народ.
- Это не совсем так. Я пишу книгу о Льве Абалкине. Ты его знаешь.
- Весь мой народ знает Льва Абалкина.
- Вот как? И что же твой народ думает о Льве Абалкине?
- Мой народ не думает о Льве Абалкине. Он его знает.
- Я хотел спросить: как твой народ относится к Льву Абалкину?
- Он его знает. Каждый. От рождения и до смерти.
- Что ты можешь рассказать мне о Льве Абалкине?
- Ничего, - коротко ответил Щекн. Он поднес переднюю лапу к морде и принялся шумно выкусывать между когтями. Не по-собачьи, а так, как это делают иногда каши кошки.
Максим начал с другого конца.
- Я знаю, что Лев Абалкин твой друг, - сказал он. - Вы жили и работали вместе. Очень многие земляне хотели бы знать, что думает об Абалкине его друг и сотрудник голован.
- Зачем?
- Опыт.
- Бесполезный опыт.
- Бесполезного опыта не бывает, - возразил Максим.
Щекн принялся за другую лапу и через несколько секунд проворчал невнятно:
- Задавай конкретные вопросы.
Максим сказал:
- Мне известно, что в последний раз ты работал с Абалкиным пятнадцать лет назад. Приходилось тебе после этого работать с другими землянами?
- Приходилось. Много.
- Ты почувствовал разницу?
Щекн вдруг замер, а затем медленно опустил лапу и поднял лобастую голову. Глаза его на мгновение озарились мрачным светом. Однако и секунды не прошло, как он вновь принялся глодать свои когти.
- Трудно сказать, - проворчал он. - Работы разные, люди тоже разные. Трудно.
- Хорошо, - сказал Максим. - Ты с ним встретился. Он снова пригласил тебя работать. Ты согласился?
- Он не приглашал меня работать.
- Тогда о чем же вы говорили?
- О прошлом… - буркнул Щекн. - Никому не интересно.
- Как тебе показалось, он сильно изменился за эти пятнадцать лет?
- Это тоже не интересно.
- Нет. Это тоже интересно. Я тоже видел его недавно и обнаружил, что он сильно изменился. Но я землянин, а мне надо знать твое мнение.
- Мое мнение: да.
- Вот видишь! И в чем же он, по-твоему, изменился?
- Ему больше нет дела до народа голованов.
- Правда? А со мной он только о голованах и говорил!
Глаза Щекна озарились красным.
- Когда это было?
- Позавчера. А почему ты решил, будто ему больше нет дела до народа голованов?
Щекн вдруг объявил:
- Мы теряем время. Не задавай пустых вопросов. Задавай настоящие вопросы!
- Хорошо. Задаю настоящий вопрос. Где он сейчас?
- Не знаю.
- Что он намеревался делать?
- Не знаю.
- Что он тебе говорил? Мне важно каждое его слово.
И тут Щекн принял странную, неестественную даже позу: присел на напружиненных лапах, вытянул шею и уставился на Максима снизу вверх. Затем, мерно покачивая тяжеленной головой вправо и влево, он заговорил, отчетливо выговаривая слова:
- Слушай внимательно, понимай правильно и запоминай надолго. Народ землян не вмешивается в дела народа голованов. Народ голованов не вмешивается в дела народа землян. Так было, так есть и так будет. Дело Льва Абалкина есть дело народа землян. Это решено. А потому: не ищи того, чего нет. Народ голованов никогда не даст убежища Льву Абалкину.
У Максима вырвалось:
- Он просил убежища? У вас?
- Я сказал только то, что сказал: народ голованов никогда не даст убежища Льву Абалкину. Больше ничего. Ты понял это?
- Я понял это, - медленно проговорил Максим и продолжил: - Но меня не интересует это. Повторяю свой вопрос: что он тебе говорил?
- Я отвечу. Но сначала повтори мне то главное, что я тебе сказал.
- Хорошо, я повторю. Народ голованов не вмешивается в дело Абалкина и отказывает ему в убежище. Так?
- Так. И это - главное.
- Теперь отвечай на мой вопрос.
- Отвечаю. Он спросил меня, есть ли разница между ним и другими людьми, с которыми я работал. Точно такой же вопрос, какой задавал мне ты.
Едва кончив говорить, он повернулся и скользнул в заросли. Ни одна ветка" ни один лист не шевельнулся, а его уже не было. Он исчез.
- Как вам это нравится? - спросил Максим Экселенца. - Ай да Щекн! Помните, что пишет о нем Абалкин? "Я учил его языку и как пользоваться видеофоном. Я не отходил от него, когда он болел своими странными болезнями… Я терпел его дурные манеры, мирился с его бесцеремонностью, прощал ему такие вещи, какие не прощаю никому в мире… Если придется, я буду драться за него, как за землянина, как за самого себя. А он? Не знаю…" Вот теперь и узнал.
Экселенц сказал:
- Ты всерьез допускаешь, что Лев Абалкин мог просить у них убежища?
- Я не знаю, просил ли он убежища, но в убежище ему отказано. Теми самыми существами, ради которых он в свое время был готов на все…
- По-моему, ты его жалеешь, - сказал Экселенц.
Максим наклонился и принялся обирать репья с мокрых штанин.
- Почему бы и нет? - сказал он раздраженно. - Если я вижу, что человек с изуродованной судьбой мечется, не находя себе места, как отравленный, и сам отравляет всех, с кем встречается… отчаянием, обидой, страхом…
- Я тебе еще раз напоминаю, Мак, - произнес Экселенц. - Он опасен! И он тем более опасен, что сам об этом, видимо, не знает.
- Да кто он такой, черт возьми? - спросил Максим, - Обезумевший робот?
- У робота не может быть тайны личности, - сказал Экселенц. - Не отвлекайся.
Максим засунул репья в карман куртки и сел прямо.
- Сейчас ты можешь идти домой, - сказал Экселенц. - Будь поблизости, в черте города, и жди моего вызова. Возможно, сегодня ночью он попытается проникнуть в Музей. Тогда будем его брать.
- Хорошо, - сказал Максим без всякого энтузиазма.
Экселенц, откровенно оценивая, оглядел его.
- Надеюсь, ты в форме? Будете брать его вдвоем. Я уже слишком стар для таких упражнений.
В 01.08 радиобраслет на запястье Максима пискнул, и приглушенный голос Экселенца пробормотал скороговоркой: "Максим, быстро, Музей, главный вход, жду тебя…"
Максим скатился с крыльца, промчался по ночному пустому бульвару и нырнул в будку нуль-транспортировки. Он выскочил на Площади Звезды и скользнул в тень Музея. Экселенц уже возился у дверей главного входа, орудуя магнитной отмычкой. Дверь распахнулась.
- За мной, - скомандовал Экселенц и нырнул во тьму.