Распахнувши входную дверь, Максим Каммерер с огромным изумлением обнаружил на пороге старого учителя - Сергея Павловича Федосеева. Старик почему-то окинул его с ног до головы тревожным взглядом и проговорил с явным облегчением:
- Я вижу, Максим, у вас все более или менее в порядке… Он был у вас?
- Кто? - удивился Максим и добавил: - Да вы входите, Сергей Павлович, прошу вас.
Они вошли в гостиную и уселись в кресла.
- Нервы у меня стали шалить, - произнес старик и откашлялся. - Совершенно разучился управлять своим воображением. Извините меня, пожалуйста, Максим, навоображал себе невесть что…
- А вот мы сейчас чайку! - воскликнул бодро журналист Каммерер. - А? С пасифунчиками! А?
- Нет-нет, ни в коем случае. Поздно уже… Так, значит, он к вам так и не заходил еще. Я имею в виду Леву. Леву Абалкина.
- Он мне звонил. Час-полтора назад. А что случилось?
- И как вы его нашли?
- Да разговор, надо признаться, получился довольно странный, я ничего не понял… Но ведь он и раньше был довольно странный парень, как я помню…
- Он не оскорбил вас?
- Господи, конечно, нет! Скорее уж я на него накричал немножко… на правах старшего, так сказать… А что все-таки случилось, Сергей Павлович?
Сергей Павлович явно затруднился.
- Наверное, мне придется рассказать вам все, - проговорил он. - Может быть, нам с вами следует сопоставить наши впечатления… Дело в том, что й видел его сегодня, и до сих пор я чувствую себя… ну просто взвинченным! Представьте себе, примерно в пять часов я вылетел на своем глайдере в Свердловск… у меня там было свидание в клубе. Через пятнадцать минут меня буквально атаковал и заставил приземлиться невесть откуда взявшийся дикий глайдер. Он садится рядом, и из него выскакивает, представьте себе, Лева Абалкин, весь взъерошенный и совершенно невменяемый. Не здороваясь, не давши мне раскрыть рта и тем более не тратя времени на сыновьи объятия, он обрушивается на меня с саркастическими благодарностями за те неимоверные усилия, которые якобы я приложил в свое время для того, чтобы засунуть его, Абалкина, в школу прогрессоров. Понимаете? Он с детских лет мечтал стать зоопсихологом, а я, видите ли, загнал его в прогрессоры и таким образом, как он выразился, сделал всю его дальнейшую жизнь "безмятежной и счастливой"! Это было настолько наглое и беспардонное извращение истины, что поначалу я просто не нашел слов! Я залепил ему оплеуху, он замолчал, и мы несколько минут тряслись друг перед другом от бешенства и негодования. Потом мне удалось взять себя в руки, и я, как мог спокойно, объяснил ему истинное положение дел. Теперь, когда все участники этой странной истории либо умерли, либо давным-давно на покое, я мог ему рассказать все. Какую роль здесь сыграл региональный совет просвещения. Как вел себя Евразийский сектор. Что говорил доктор Серафимович и что сказал тогда тогдашний председатель комиссии по распределению." Я ему рассказал все! Как меня унизили, как меня высекли, как мне предъявили заключение четырех экспертов и доказали, что они все правы и только один я, старый дурак, не прав…
Дойдя до этого пункта, Сергей Павлович задохнулся и замолчал.
- И что же он? - осмелился спросить журналист Каммерер.
Старик горестно пожевал губами.
- Этот глупый мальчишка поцеловал мне руку и бросился к своему глайдеру. Я крикнул ему… Я не мог просто так. Я должен был все объяснить, и я должен был понять, что происходит… А слов не было. И я только сказал ему про вас… Что журналист Каммерер ищет его, чтобы повидаться… И вот тут произошло нечто совсем уж необъяснимое. То, из-за чего я здесь. Все это время я просидел в клубе как на иголках… Наваждение какое-то… Представьте себе, он уже садился в глайдер и тут услышал ваше имя. Лицо его буквально исказилось. Я не берусь передать это выражение, да я и не понимаю его. Он переспросил меня. Я повторил, уже сомневаясь, правильно ли я поступаю. Он спросил ваш адрес. Я сказал. И тогда он проговорил… нет, прошипел!., что-то вроде: очень хорошо, с удовольствием с ним повстречаюсь… Я так ничего и не понял. Я пришел к вам сейчас, во-первых, потому, что мне стало страшно за вас… а во-вторых, может быть, вы что-нибудь понимаете? Что случилось? Что происходит с ним?
- Я и сам ничего не могу понять, - сказал Каммерер искренне.
- Бедный мальчик… - проговорил учитель. - Вы знаете, ведь ему не повезло в жизни. У меня такое впечатление, что всю жизнь ему не везло. - Он помолчал и добавил, поднимаясь: - Вы знаете, Максим, мне сейчас кажется почему-то, что я больше никогда его не увижу.
У себя дома Экселенц носил строгое черное кимоно. Он восседал за рабочим столом и занимался любимым делом: рассматривал через лупу какую-то уродливую коллекционную статуэтку.
- Я понял твою гипотезу, - сказал Экселенц. - Чуть позже мы поговорим о ней. По-моему, у тебя есть ко мне вопросы.
- Да, - сказал Максим. - Я хотел бы знать, вступал ли Лев Абалкин на Земле в контакт с кем-нибудь еще. Кроме меня.
- Вступал, - сказал Экселенц и посмотрел на Максима с явным интересом.
- Могу я узнать - с кем?
- Можешь. Со мной.
Максим вздрогнул.
- Я вижу, тебя это удивляет… - продолжал Экселенц. - Меня тоже. Но никакого разговора у нас не было. Он проделал такую же штуку, что и с тобой: не включил изображение. Полюбовался на меня, узнал, надо думать, и отключился.
- А почему вы, собственно, решили, что это был он?
- Потому что он связался со мной по каналу, который был известен только одному человеку.
Так, может быть, этот человек…
- Нет. Этот человек мертв. Его звали Тристан Гутенфельд, он был наблюдающим врачом Льва Абалкина, как ты должен помнить, и погиб при довольно странных обстоятельствах.
Некоторое время они молчали, потом Экселенц заговорил снова:
- Что же касается твоей гипотезы, то она никуда не годится. Лев Абалкин сделался превосходным резидентом. Он любил свою работу, отлично ее делал, и у него в мыслях даже не было ее менять…
- Однако с детства он мечтал стать зоопсихологом…
- Это не твоя компетенция, - сказал Экселенц резко. - Не отвлекайся. Ты все время отвлекаешься. Что ты намерен делать дальше?
Максим посмотрел на часы.
- На десять часов у меня назначено свидание с Абалкиным в коттедже номер шесть, как я вам уже докладывал. Полагаю, это пустой номер. Он не придет. Тогда я отправлюсь в Канаду. Я еще не говорил вам, Экселенц… Через информаторий мне удалось разыскать того голована по имени Щекн-Итрч, с которым Лев Абалкин дружил в молодые свои годы. Так вот, он сейчас на Земле. Он что-то вроде культурного атташе… или, если угодно, переводчика-референта при постоянном посольстве голованов. Это на реке Телон, северо-западнее Бейкерлейка…
Экселенц кивнул.
- Хорошо, - сказал он. - Но сначала ты найдешь Глумову. Ты выяснишь у нее следующее. Виделась ли она с Абалкиным еще раз. Говорил ли Абалкин с ней о ее работе. Если говорил, то что именно его интересовало. Не выражал ли он желания прийти к ней в Музей. Все. Повтори.
- Выяснить у Глумовой, виделась ли она с ним еще раз, говорил ли он с ней о работе, если говорил - то что именно его интересовало, не выражал ли желания посетить Музей.
- Так. Ты предлагал сменить легенду. Не возражаю. КОМКОН разыскивает прогрессора Абалкина для получения от него показаний касательно некоего несчастного случая. Расследование связано с тайной личности и потому проводится негласно. Не возражаю. Вопросы есть?
- Хотел бы я знать, при чем здесь этот Музей… - пробормотал Максим как бы про себя.
- Ты что-то сказал? - осведомился Экселенц.
- Нет. Мне все ясно. Кроме того, что неясно совсем.
- Не отвлекайся… - проворчал Экселенц и вдруг грохнул кулаком по столу и заорал: - Скажи спасибо, мальчишка, что я не рассказываю тебе всего! Уходи!
Максим вскочил и направился к двери.
- Стой, - сказал Экселенц. - Приказ отыскать Абалкина и взять под наблюдение я отменяю. Теперь ты пойдешь по его следам. Сейчас мне важнее всего знать, где он бывает, с кем встречается и о чем говорит. Иди. И прости меня. По крайней мере, постарайся.
У себя в кабинете Максим позвонил Майе Глумовой домой. На экране появилась веснушчатая детская физиономия с прозрачными северными глазами, - безусловно Глумов-младший, одиннадцати лет.
- Гм… - произнес Максим. - Здравствуй.
- Здравствуйте. Вы кто?
- Я - мамин знакомый. Можно твою маму?
- А мамы нет, - сказал Глумов-младший и добавил: - Будет поздно, так и сказала.
- Ну извини, - сказал Максим. - Тогда позвоню ей на работу.
Он набрал номер Музея и испытал некоторый шок. С экрана приятно улыбнулся ему Григорий Каммерер, сынишка и чемпион по субаксу.
В течение нескольких секунд Максим наблюдал за последовательной сменой выражений на загорелой Гришиной физиономии. Приятная улыбка. Полная растерянность. Веселое недоумение. Официальная готовность выслушать распоряжения. И наконец снова приятная улыбка, правда, слегка уже натянутая.
- Здравствуйте, - сказал Максим. - Попросите, если можно, Майю Тойвовну.
- Майя. Тойвовна… - Гриша огляделся. - Вы знаете, ее нет. По-моему, она сегодня еще не приходила. Передать ей что-нибудь?
- Передайте, что звонил Каммерер, журналист. Она должна меня помнить. А вы что же - новичок? Что-то я вас…
- Да, я тут только со вчерашнего дня… Я, собственно, посторонний, работаю с экспонатами…
- Ага… - сказал Максим. - Ну что ж… Прошу прощения. Я еще позвоню.
Он откинулся на спинку кресла и заложил руки за голову.