Вернувшись в кают-компанию, Ника включила синтезатор и, заказав бутерброды, заставила себя перекусить. Горлум из рубки не показывался. Как ни странно, несмотря на свое состояние, яхту он до сих пор не разбил. Более того, насколько могла судить Ника – хотя, надо признать, ее познания в навигации носили самый поверхностный характер – корабль он вел по курсу уверенно и четко, свидетельством чему был ровный, без скачков, график, высвеченный на находящемся в кают-компании контрольном экране. Так, может быть, не все еще так плохо? Пройдет немного времени, он протрезвеет, придет в себя?..
Надеждам этим, впрочем, не суждено было оправдаться. Когда через несколько часов Горлум ненадолго высунул нос из рубки, выглядел он даже хуже, чем во время их предыдущей встречи. Такое впечатление, что он лишился доброй половины волос на голове, одежда его оказалась местами порвана, словно после яростной драки, кожа пошла темными пятнами, глаза, казалось, готовы были вылезти из орбит и зажить самостоятельной жизнью. Ужаснувшись, Ника поспешила убраться в свою каюту. Горлуму, впрочем, не было до нее никакого дела: бубня себе под нос что-то неразборчивое, он, словно тигр по клетке в зоопарке, сделал несколько кругов по кают-компании и снова исчез в рубке.
Упав на узкую откидную койку, Ника принялась строить разнообразные планы собственного спасения, но, так и не придумав ничего мало-мальски толкового, провалилась в беспокойный, не приносящий облегчения сон.
– Мы пришли, моя прелесть!.. Они звали нас, и мы пришли. Но теперь они молчат, молчат! Они ждут. Подождем и мы, подождем…
Ника открыла глаза: Горлум стоял прямо над ней, слегка склонившись и упершись руками в стену каюты над койкой. Глаза его как будто стали еще больше – или это так только казалось из-за того, что они были сейчас так близко? Одежда… Одежды, можно сказать, не было вообще, если не считать висящих на бедрах и плечах драных лохмотьев. Волос на голове также почти не осталось.
Вскрикнув от испуга, Ника вжалась спиной в стену, неосторожно дернула больной рукой и вскрикнула снова – на этот раз от боли.
Горлум оскалился. Зубы у него во рту были нечеловеческие – треугольные и острые, как у акулы. Некоторых не хватало, на их месте виднелась запекшаяся кровь.
Заорав во весь голос, Ника поднырнула под его рукой и бросилась вон из каюты.
– Она убегает от нас, – пробормотал сзади Горлум. – Убегает. Глупая, глупая! Здесь некуда бежать. Совсем некуда.
Первым порывом Ники было метнуться к опустевшей рубке, но та не имела двери, и преследователь без труда настиг бы ее там. Поняв это, девушка бросилась в противоположную сторону – к трапу, ведущему на нижнюю, техническую палубу. Здесь дверь была, но снаружи она не запиралась, только изнутри. Ника навалилась на нее всем телом, уперев подошвы ботинок в стойку перил трапа. Лицо беглянки оказалось аккурат напротив небольшого круглого окошка, через которое была видна кают-компания.
Там как раз появился Горлум. Деловито оглядевшись, он сделал шаг в сторону Ники. Затрепетав, как осиновый лист, та еще сильнее надавила на дверь – хотя, казалось бы, куда уж там сильнее?
Однако внезапно Горлум остановился на полушаге. Голова его обратилась к контрольному экрану, замерев на несколько секунд, он внимательно изучал изображение на нем, и затем, резко повернувшись, двинулся к рубке.
– Мерзкие, мерзкие воры! – все, что говорилось в рубке, транслировалось здесь из черного динамика на стене. – Они выследили нас, выследили! Они идут сюда! Они хотят украсть ее у нас… Нет! Мы не позволим им, не позволим!
Оставив дверь, Ника опрометью бросилась к шкафчику со скафандрами. Уж лучше так!
– Мерзкие, гадкие воры! – не умолкал Горлум в рубке. Судя по нудной вибрации палубы, яхта начинала маневр. – Мы не позволим им…
Натягивать скафандр одной рукой было неимоверно трудно, так или иначе приходилось помогать себе правой, каждое движение которой отдавалось острой, невыносимой болью. Роняя слезы, Ника кое-как влезла в рукава, застегнула комбинезон, загерметизировала шлем…
– Нет, мы не отдадим им ее… – голос Горлума звучал и здесь. – Не отдадим нашу…
Он не договорил. Внезапно загрохотало так, словно сам мир вокруг взорвался изнутри. Два тупых тарана ударили в уши Ники, сплющив мозг с тонкую лепешку. Пол под ногами девушки исчез, руки безвольно упали, в глазах потемнело, боль и страх ушли – вместе с сознанием.
12
На Наро-Фоминск падал снег. Накануне вечером дорожку, ведущую от главного здания госпиталя к воротам, почистил трактор, но сейчас, к раннему утру, она уже снова была присыпана пятисантиметровым слоем печатной пороши. Кутаясь в теплый пуховик, Иван сошел с крыльца, под аккомпанемент звонкого скрипа пересек двор и, миновав проходную, вышел за территорию. Здесь его уже ждали. На тротуаре возле припаркованного внедорожника стояли Глеб и Лера, из-за их спин несмело выглядывала Ника.
Широко улыбаясь, Голицын двинулся навстречу друзьям, обнялся с Соколовым, чмокнул в щеку Лерку, перевел взгляд на Нику… и остановился в нерешительности. Та дернулась было вперед, но тоже замерла, словно упершись в невидимую преграду. Только сейчас Иван заметил, что правый рукав ее куртки-аляски болтается пустой, а из-под расстегнутой наполовину молнии высовывается висящая на перевязи рука.
– Э… Привет… – проговорил он.
– Привет! – передразнила его Боголюбова. – Эх, Ванька, Ванька, как был пнем, так пнем и остался!
– Чего сразу пнем-то? – Голицын сделал короткий шаг в направлении Ники, и в следующий момент та рванулась ему навстречу, обхватила левой рукой и уткнулась лицом в плечо, прижавшись волосами к щеке. Ивану уже просто не оставалось ничего другого, как только обеими руками обнять девушку. Плечи Ники мелко подрагивали под его рукой, Голицын понял, что та плачет и окончательно растерялся. – Ну вот, приехали… – он осторожно, словно боялся что-нибудь сломать, погладил девушку по спине.
Глеб и Лера не смогли сдержать улыбок.
– Человек плачет, а они ржут! – нахмурился Иван. – Что тут смешного-то?
– Слезы слезам рознь, – не переставая улыбаться, заявила Боголюбова.
Снежинки – уже редкие, но все такие же крупные, как и раньше – ложились на черные волосы Ники, образуя замысловатый узор. За забором затарахтел трактор, стирая с дорожки оставленные Иваном следы. На Наро-Фоминск падал снег.
– Тела Хохлова так и не нашли, – сообщил Глеб.
Они сидели вчетвером за столиком в уютном кафе на территории военной части, куда их провел через КПП Соколов. Кроме них посетителей в зале не было, и Глеб заверил, что говорить здесь можно совершенно свободно. Единственное неудобство – пива в кафе не продавалось, зато в меню имелся горячий глинтвейн, что, с учетом морозца на улице, оказалось не таким уж и плохим вариантом.
– Раскол яхты прошел прямо по рубке, – продолжал Глеб. – Не было ни взрыва, ни пожара, просто корабль словно рассекли надвое гигантской циркулярной пилой. Хохлов же словно испарился. Стража нашла клок его волос, обрывки одежды, несколько выбитых зубов – и все. Кольца тоже не обнаружили, хотя искали очень тщательно.
– Надо думать! – хмыкнул Иван. – Ну да так им и надо, нечего на чужие трофеи зариться! Пусть свои добывают!
– Так ты же еще самого главного не знаешь! – хлопнул себя по лбу Глеб. – Не добудут они больше трофеев. Ни своих, ни чужих – никаких. Врата исчезли.
– Как это – исчезли? – не понял Голицын.
– Да вот так. Точно так же, как исчезли наши, в Солнечной системе, когда ты прошел тоннелем. Были – и нету.
– Так что, ты хочешь сказать, что Хохлов…
– Никто не знает. Ни куда делся Хохлов с кольцом, ни почему исчезли Врата.
– Вот это номер!.. – пробормотал Иван. – Ну схарги, ну хитрецы… Спорю, для того они все это и затеяли, чтобы отгородиться от нас! Подсунули мне Кольцо, зная, что рано или поздно я перестану его контролировать – да хотя бы когда от старости умру. Спешить им некуда, их презрительное отношение ко времени известно… И вот кто-нибудь тогда его подберет, Кольцо им овладеет, приведет к Вратам…
– Это лишь версия, – заметил Соколов. – Одна из возможных. Кстати, о времени. Напоследок схарги подкинули подарочек. Когда яхта ударилась о Врата и раскололась, система Зиты скакнула во времени – на сутки вперед. Точнее, конечно, не сама система, а все живое в ней. Никто этого даже сначала не заметил, но потом как-то разобрались. Может, на календарь посмотрели, не знаю точно как. Вроде как никаких серьезных последствий это не повлекло, но такой вот любопытный курьез…
– Так что я теперь на целый день моложе, чем должно быть, – улыбнулась Ника.
– Подумаешь, день, – весело пожал плечами Иван. – У меня, вон, с полгода разница набежала. Только наоборот, в плюс. Так, ладно, какие у нас еще есть новости? – вновь повернулся он к Глебу.
– Новости… Ну, то что Школу снова открывают, ты, конечно, слышал?
– Нет. Откуда? Так открывают, говоришь? И где? На Луне?
– Нет, – покачал головой Соколов. – На Луне не разрешили. На Эль-Дорадо. И принимать в основном собираются местных – колонистов, то есть. Будет небольшая квота для Земли, но уже не по странам, а, так сказать, в индивидуальном порядке. Но прежним курсантам дадут доучиться. Не всем, правда. К примеру, из китайцев, насколько я знаю, берут только нынешний первый курс, Бо Шаофань и еще пару человек. Наших – всех, кроме, почему-то, Володьки Фоменко – чем уж он им так не угодил? Ну, кто согласится, естественно. Наши все почти уже дали предварительное согласие, его, правда, еще Боголюбов должен завизировать, только, вон, Ника что-то тянет…
– Так я же только прилетела, – развела руками Доренко, почему-то потупившись.