* * *
Импата нигде не было. Однако в мужском туалете первого этажа, в первой от окна кабинке нашли труп одного из пассажиров. С трупа была снята вся одежда, а рядом валялась изорванная форма скафа с лычками группы оцепления.
Худой охранник с шафранной кожей стоял позади Д. и тоскливо оправдывался. Его никто не слушал.
- Я говорю… это, говорю, куда… а он: "Противоимпатная служба". Противоимиатная, говорит, служба. И ушел. Я и подумать не мог. А потом смотрю - датчик аж зашкалило. Я - тревогу. Я и знать не знал и думать не думал, что такое получится.
- Ну, хоть теперь-то не прошляпьте, - говорил тем временем Д. в микрофон. - Чтобы каждый сантиметр, но чтобы его сюда. Не может быть ему такого везения. Нам и так теперь вон сколько работы.
Стучит телетайп, на экранах медленно передвигаются ярко - зеленые крестики, телевизоры на стене показывают толпу в аэропорту с разных точек обзора, какие-то люди бесшумно и деловито проносятся мимо, другие горбятся над телефонами, приникают к экранам - и все оборачиваются на него, обжигают напряженными взглядами. Презрение и неутоленная злоба чудятся Д. в этих быстрых взглядах - ударах.
Подбежал краснолицый человек в аккуратном синем костюме.
- От начальника аэропорта. Дайте фотографию импата. У нас почему-то нет. Найти не могут. Спасибо, - и убегает.
Умолкнувший было охранник забубнил с новой энергией.
- Эй, - говорит ему Д. - Беги за этим синим, да передай, чтобы тут же, без всякого промедления, гнали фото на телевизор. И чтобы покрупней показали. Понял?
- Ага! - Охранник срывается с места.
Как трудно сосредоточиться, как трудно смятение скрыть. Не могло, не могло так случиться, а случилось. Все как нарочно: два самолета вылетели в промежутке между тревогой и отменой полетов, на одном из них - сын. Где-то здесь наверняка бродит соседка, которая его провожала, и злится ужасно, и может быть, завтра ждет ее пуля или Старое Метро, где врачи, за всю свою жизнь не спасшие ни одного человека, будут притворяться, что лечат ее. Все может быть… А мальчишка летит, и если только…
- Да! Да! Ну, что? - говорит он ожившему коммутатору.
- Нигде нет, - хрипит С. - Как бы не улетел.
В диспетчерскую входят какие-то люди, среди них М. Надо же, собственной персоной пожаловал. М. напоминает паука. Очень пижонистого паука. На коротеньких тонких ножках - круглый животик. Подвижный, обтянутый, моложавый животик. Глаза у М. свойские, напористые, брови чуть нахмурены, злы. И всегда он ждет нападения.
- Привет, - говорит М. - Ну, как?
- Ищем.
М. ждет более подробного ответа, начальство все же, но в этот момент коммутатор оживает снова.
- Тут женщина одна, - раздается чей-то голос. - Триста пятый провожала. Семнадцатый, вроде, туда садился. Нервный такой, говорит, мужчина.
- Какой рейс? - после паузы спрашивает Д.
- Триста пятый. Мне очень жаль, командир. Триста пятый. Точно.
- Так.
Он замирает. Он уже почти ничего не может. Рок. Фатум. М. пытливо глядит ему в глаза, их даже спрятать нельзя, не может скаф чувствам своим поддаваться. На нем - жизни многих людей. М. ничего не говорит, вся власть сейчас у Д., никто не может вмешаться в его приказы. М. ждет. Взгляд одновременно и грозен и слаб. Слаб, потому что фальшив. Импат в одном самолете с мальчиком. И никакие силы не могут его спасти. В самолетах не принято носить вуалетки и шлемы. Не было еще прецедента.
В штаб команды, где все они честно, как бульдозеры, исполняли свой долг, вдруг пожаловал этот паук, его ни на чем не поймаешь, и если подумать, то, может быть, он действительно ни при чем, а просто так складываются обстоятельства. Замечено, однако, что всякий, кто пойдет против М., горько затем раскаивается. Анекдот! А мальчишка сидит себе у окна, смотрит на облака, сосет конфетки свои кислые и ни о чем не подозревает. А где - нибудь, в двух рядах от него…
- Что вы собираетесь предпринять? - деловитой скороговоркой осведомляется М., и Д. кажется, что именно М. какими-то своими немыслимыми интригами загнал импата в один с мальчиком самолет. Д. делает каменное лицо.
- Надо предупредить, чтобы их ждали на всех аэродромах маршрута.
Кто-то с готовностью бросается к телефону. Вон как, думает Д.
Дальше все тянется очень медленно и Д. каждую секунду думает: скорей бы все кончилось. Он говорит, надо бы связаться с триста пятым, но, оказывается, это не так просто, приходится ждать. Тогда он вызывает медслужбу, чтобы узнать, сколько обнаружено зараженных. Зараженных мало, всего четверо. Но надо еще проверять и проверять.
Дверь открывается, и входит скаф с дамой средних лет, в прошлом шикарной. Скаф откидывает вуалетку и говорит:
- Вот она. Та, что семнадцатого видела.
Дама вертит в руках микроскопическую сумочку. Она утвердительно кивает головой. На ней изящный шлемвуаль. Вуалетка плотная, коричневого цвета, сквозь нее ничего не видно, только белки глаз.
- Вы можете снять свой шлем, - говорит ей Д. Он терпеть не может разговаривать с женщинами в шлемвуалях. Дама мнется и отвечает - боюсь.
- Здесь вы можете не бояться. Здесь находятся только те, кто прошел проверку.
Он смотрит на скаф а и спрашивает взглядом, прошла ли проверку сама дама. Тот кивает.
- Триста пятый, - негромко говорит один из диспетчеров. Все поворачиваются к нему. - Триста пятый, подтвердите связь.
- Но вы уверены, что я не заболею? - спрашивает дама.
- Конечно, - расшаркивается М., сама любезность. - Гарантия сто процентов.
- Триста пятый, слышу вас хорошо. Пять, девять, девять.
- Нельзя ли сделать, чтобы и мы слышали? - спрашивает Д.
Диспетчер оборачивается и кивает. В следующую секунду зал наполняется смутным ревом и шипением. Потом чей-то голос отчетливо говорит:
- Идем по курсу. Только что прошли С. А в чем дело?
- Все в порядке, - отвечает диспетчер, но голос выдает его.
- А кто на связи? Я что-то не узнаю.
- Я, Л.
- Привет, Л. Не узнал тебя. Слушай, что там за паника началась, когда мы взлетали?
Диспетчер оборачивается и смотрит на Д. Тот закрывает глаза и отрицательно мотает головой.
- Все в порядке, - говорит диспетчер. - Просто недоразумение.
- Ну ладно. Значит, все хорошо?
- Хорошо. Все хорошо. Следующая связь в тринадцать сорок.
- Прекрасно. Отбой.
- Отбой, - повторяет диспетчер и отодвигает микрофон. На лбу у него выступил пот.
Д. морщится:
- Все - таки поспешили. Как бы он не заподозрил чего - нибудь. Только бы обошлось.
- Это вы с тем самолетом говорили? - спрашивает дама.
- Господи! - говорит себе Д. - Хватит уже с меня. Спаси парнишку, сволочь ты такая, Господь ты мой любимый. Я все отдам. Душу свою бессмертную отдам. Господи, прошу!
Он всем корпусом поворачивается к даме.
- Послушайте, вы уверены, что видели именно его?
Он показывает ей фотографию.
- Он, - говорит дама, приподняв вуалетку. - Он еще так нервничал. Все назад оборачивался, А что теперь будет с Котей?
- Уведите ее, - говорит Д. - Мешает.
- Нет, вы мне скажите! - кричит дама, но скаф бесцеремонно ее уводит, и Д. кричит вслед:
- Я не знаю, что с ними будет!
- Полный самолет импатов, - говорит М. - Давно такого не случалось.
Я уверен, думает Д., что он не надел вуалетку. Кто станет надевать ее в самолете?
Диспетчер, тот, что проводил связь с триста пятым, вдруг напрягается и бросает всем предостерегающий взгляд.
- Слушаю вас, триста пятый! - Он трогает на панели перед собой какую-то кнопку, и снова по залу разносятся шипение и рев.
- Ну! - кричит Д. и встает со стула.
- Триста пятый, слушаю вас!
- Что там еще? - говорит М.
- Дали вызов и молчат, - виновато отвечает диспетчер. - Смотрите! - Он указывает на экран. - Они меняют курс!
- Что же теперь, всю страну ка ноги поднимать из - за одного импата? - спрашивает Д.
- Не из - за одного, - поправляет М., - В том-то и дело, что не из - за одного. Они там все…
- Ну, так уж и все… - Д. трогает диспетчера за плечо. - Вызывай еще раз.
- Триста, пятый! Триста пятый! Подтвердите связь.
Шипение. Рев. Все сгрудились вокруг них, смотрят на экран с ползущим крестиком. Д. хватает микрофон.
- Триста пятый, послушайте, это очень важно. Любой ценой заставьте пассажиров надеть шлемы.
Голос. Искаженный, резкий, трещащий, неразборчивые слова. Чистая, незамутненная смыслом ярость.
- Это он, - говорит кто-то.
Потом - крик. Еще, Слабые стоны. Потом опять голос, уже другой, прежний, голос пилота, словно пилот спотыкается, словно ему воздуха не хватает.
- Он ворвался сюда… заставил свернуть… Я ничего не мог сделать… С ума сойти, какая силища! А теперь почему-то он упал… И корчится… корчится… Это так надо, да? Я его застрелю сейчас!!!
- Да, стреляйте! Стреляйте немедленно! И садитесь как можно скорей! - надрывается Д.
- Это судорога, вы не понимаете, что ли? - злобно спрашивает М. - Куда это вы их сажать будете? Первый день скафом?
- Хоть кого - нибудь да спасем, - упрямо говорит Д. - Может, в хвосте кто - нибудь не заразился.
- Давайте обсудим… Я все понимаю. Я знаю - вам сложно. - М. ярится, но пытается говорить мягче. Все смотрят на них, слушают их перепалку и словно кричат Д.: "Ну, выбирай!" Д. прячет глаза.
- Я его убил, - жалобно говорит летчик. - Ох, и страшный же тип!
- Ну? Ну? Ну?
- Если вам трудно, - говорит М., - давайте я. По - человечески понятно ведь.
- Вы слышите? - не унимается летчик. - Я его пристрелил.