Айгур вышел из дома. Гай терпеливо ожидал хозяина у двери – лежал, положив голову на лапы, и лениво наблюдал за суетящимися во дворе пёстрыми курами, среди которых чинно вышагивал рослый белый петух с мясистым ярко-алым гребнем на горделиво поднятой голове. Петух справедливо считал себя хозяином здешнего "бабьего" (Куринного) царства. Он искоса поглядывал на непрошенного гостя, увалившегося у самого порога, но близко не подходил, и объяснять этому наглецу – кто есть кто во дворе старосты, а, по большому счёту, в его собственном дворе, пока не решался. Опасался. Уж слишком грозен был чёрный лохматый гигант.
Айгур, напоив Гая, долго и с наслаждением умывался холодной колодезной водой. Из дома вышел хозяин, неся в руках миску с густой овсяной похлебкой, в которой можно было заметить и несколько кусков мяса довольно приличных размеров. Гай повёл носом и облизнулся.
– Сначала нужно твоего друга накормить. Он ведь тоже, небось, голодный?
Гай заинтересованно поднял голову, и проводил человека, несущего еду взглядом. Ункк поставил миску у забора и позвал:
– Эй, псина! Иди, поешь.
Гай вопросительно посмотрел на Айгура. Тот подмигнул ему и кивнул, разрешая. Пес подошёл к миске, осторожно обнюхал предложенную еду и, ещё раз взглянув на хозяина и получив ещё один разрешающий кивок, принялся деликатно лакать из миски, но, едва Айгур с Унком зашли в дом, пёс набросился на похлебку с жадностью. Сначала он выудил из тарелки куски мяса и, не жуя, проглотил их, а затем за несколько секунд расправился со всем остальным. До блеска вылезав миску, Гай нехотя вернулся на своё прежнее место. Устраиваясь на крыльце он тяжело вздохнул, подумав, наверное, о том, что всё хорошее очень быстро заканчивается.
Унк оказался намного моложе, чем вначале показалось Айгуру. Выяснилось, что старосте всего тридцать восемь лет, двадцать из которых он прослужил Богам в качестве куклы для тренировок.
– Слуги моей профессии долго не живут, – говорил Унк, откинувшись на спинку стула и поигрывая кинжалом, который использовался им в качестве кухонного ножа. Его сильные ловкие пальцы крутили, вертели, подкидывали и ловили тяжёлый, остро отточенный боевой клинок, как легкий ножик для чистки картофеля. Фокусы с кинжалом он проделывал машинально, задумчиво глядя куда-то в видимую только им самим даль, сквозь сидящего напротив него Айгура. – Кукла сам выбирает себе замену из числа юношей, достигших шестнадцати лет, привезённых из деревень для пополнения рядов слуг божьих – юношей бойких и физически крепких. Потом он начинает тренировать выбранного бойца, обучая всему тому, что сам умеет и знает. Обучение длится пять-семь лет, ровно столько, сколько живёт кукла. Сначала Боги щадят свою игрушку, награждая его лишь лёгкими уколами и порезами, а потом, когда замечают, что новая кукла показывает успехи в фехтовании, а старая уже порядком поизносилась, их тренировки приобретают всё более жёсткий характер. Количество серьёзных ран и увечий растёт…
Я продержался двадцать лет. Боги просто не могли меня убить, я оказался сильнее любого из Богов-Воинов, более ловким, и способным отразить любой удар, даже самый коварный. У меня быстрая реакция и сильное тренированное тело. Я владею всеми видами оружия одинаково хорошо, а за двадцать лет ежедневных боёв приобрёл огромный опыт защиты. Иногда во время поединков Боги свирепели от того, что их удары не достигали цели, и тогда мне приходилось нарочно раскрываться. Конечно, я старался делать так, чтобы это не казалось явной уступкой. Боги пускали мне кровь и успокаивались. Раны на моём теле затягиваются очень быстро, заражений не бывает. Я не знаю – что это… Организм у меня особенный, или мазь, рецепт которой мне передала матушка, такая хорошая?.. Ты видишь шрамы на моем лице? На теле их не меньше. Я могу рассказать тебе о каждом – когда, от какого оружия получил его.
– И знаешь, парень… – Унк придвинулся к Айгуру и посмотрел ему в глаза. – Я помню выражение лиц этих сумасшедших убийц в моменты, когда сталь кромсала мою плоть. Я помню ликование и злорадство в их взглядах… Однажды меня чуть было не убили, но я отделался лишь этим, – Унк поднял перед собой трёхпалую руку. – Моего противника звали Мрак. Не знаю, имя у него такое было или прозвище… Вот с кем бы я хотел поквитаться!.. Я заигрался с Мраком. Здоровенный детина, наверное, на голову выше меня и в плечах много шире, но слишком неповоротливый. Я был много проворней. Мраку никак не удавалось меня поразить, он свирепел. Я понимал, что мне давно пора раскрыться, но тянул… какой-то дурацкий азарт овладел мною… Я подставился слишком поздно и получил удар булавой по голове. Этот удар немного смягчил мой кожаный шлем, но он был так силён, что поверг меня на камень тренировочной площадки.
Мой соперник держал булаву в левой руке, а меч – в правой. Когда я упал, Мрак отбросил булаву в сторону и, перехватив меч обеими руками, занес его надо мной. Сквозь пелену крови, заливающей глаза, я увидел его дикий взгляд и стал прощаться с жизнью… К счастью, правилами фехтования определен момент когда поединок должен быть остановлен – любое учебное сражение длится до первой крови. Боги, контролирующие поединок, остановили Мрака… Но он, всё-таки, напоследок нанёс мне удар, хотя и не вкладывал в него всю свою силу. Он отсек два пальца на моей левой руке. Думаю, Мрак сделал это в отместку за моё долгое сопротивление и непокорство… – Унк замолчал, наливая в кружки вино. – Выпьем, парень, за бесславную кончину Богов.
– Лучше за начало жизни без них, – Айгур поднял кружку, наполненную до верху.
– Ты останешься на какое-то время? – спросил Унк.
Айгур отрицательно покачал головой.
– Я должен идти, Унк. Меня ждут люди моей деревни.
– Небось, невеста заждалась?
Айгур смущённо улыбнулся и кивнул.
Глава IV. Возвращение
Дорога, по которой ты возвращаешься, кажется вдвое легче и короче того же самого пути, когда ты покидаешь родной дом.
Короткий отдых в доме Унка не мог полностью восстановить затраченные в схватке с бывшими Богами силы Айгура, но он не замечал усталости. Душа его ликовала. Свобода! Жизнь! Будущее! Эти простые слова вдруг обрели для парня какой-то иной волнующий смысл…
Вороной конь, которого рыжий конюх Тонда, по указанию старосты, привёл под уздцы к его дому – взнузданного и осёдланного под верховую езду – громко цокал копытами по широким валунам дорожного полотна. Айгуру никогда прежде не доводилось ездить верхом, он и лошадей-то видел всего лишь пару-тройку раз за всю свою двадцатипятилетнюю жизнь. Однако, оказалось, что это не такое уж мудрёное дело – управлять конем. Да и коня Тонда подобрал спокойного, послушного, не норовистого.
Верный Гай тяжелой рысью бежал рядом, с левой стороны от Айгура и на полкорпуса впереди коня. Пёс изредка взбрасывал кудлатую голову и искоса поглядывал на друга. Айгур весело подмигивал и непроизвольно ускорял шаг коня. Тогда Гай оборачивался и бросал на хозяина укоризненный взгляд явно говоривший: "Ты что делаешь? Я же не конь! У меня лапы не такие длинные, как у твоего скакуна". Айгур нехотя притормаживал. Его душа рвалась в родную деревню, к людям долины, к Лиэне, к его любимой Лиэне! Он нёс весть об окончании власти Богов над людьми и о начале новой эры – эры Человека.
Но будет ли эта весть радостной? Как воспримут односельчане то, что Богов больше нет?.. Из опыта общения с людьми, живущими в посёлке у Врат Рая, Айгур уяснил, что далеко не все они и не сразу поверили в возможность дальнейшего существования без Богов. Собственно, Айгур и не рассчитывал на что-то другое. Веру в Богов, которая жила и развивалась на протяжении полутысячи лет, не так-то просто победить. И привычный уклад жизни поменять не легко.
Но то были слуги божьи. Они никогда не сеяли, не пахали и не ходили на охоту, а всё, что им было нужно, они получали от Богов и не задавались вопросом, откуда берется хлеб и мясо. Они занимались совершенно другими делами, а теперь все их знания и умения стали в одночасье невостребованными, никому не нужными. Естественно, многие люди были растеряны, а некоторые даже недовольны происшедшим. В душах каждого из них жил страх перед будущим.
Другое дело крестьяне. Скоро весна, она уже почти наступила. У крестьян будет много работы и мало времени на думы и переживания. Время… Оно должно всё расставить по своим местам. В этом Айгур не сомневался…
…Айгур ответил отказом на предложение Унка переночевать в поселке. День клонился к вечеру, когда они похоронили Гудзора. Постояв у могилы и простившись со своим старшим товарищем, отдавшим жизнь за правое дело, Айгур отправился в путь, сопровождаемый Гаем. Жители посёлка вышли его провожать. Сегодня вечером, сразу после его отъезда, они должны будут решить свою судьбу. Айгур не сомневался, что Унк будет для них хорошим советчиком и примет на себя бремя ответственности за жизни односельчан.
…В долине стало темнеть. Второе солнце неумолимо приближалось к западному краю каменного кольца гор. Айгур решил не делать остановки на ночь, а двигаться вперед. К утру они с Гаем должны были добраться до дома.
Забежавший вперед Гай вдруг остановился и рыкнул. Тревоги в рычании пса не прозвучало, но Айгур машинально ощупал рукоятку квантера, засунутого за пояс и внимательно вгляделся в белёсую пелену вечерних сумерек. За поворотом дороги темнело что-то бесформенное – ни то каменная глыба (хотя, откуда ей здесь взяться?), ни то копна сена… Подъехав ближе, Айгур разобрал очертание повозки, съехавшей с дороги на обочину. Повозку стащили с полотна дороги два запряжённых в неё буйвола, которые уже выщипали всю траву под собой и теперь пытались дотянуться до новых участков, однако им не позволяли этого сделать зацепившиеся за ветви фруктовых деревьев и намертво застрявшие оглобли.