– Да все ловко, у нее сын заболел, простудился, и никого не будет, кроме нас. Ну, скучно вчетвером, а вы люди новые, расскажете, как там в Швейцарии живется. И вам веселее – с новыми людьми познакомитесь.
– Не знаю, право… – Анатолий растерялся, но Наташа не зря буквально захлестывала шквалом эмоций на своих концертах зрителей в залах – они с Гераклом насели так, что смущенные Анатолий и Джолианна, переглянувшись, согласились.
"Если почувствуем, что мы лишние – просто найдем повод уйти" – решили они, когда Геракл и Наташа на такси уже далеко заполночь уехали домой.
Ночью Анатолия разбудил телефонный звонок.
На случай появления в лаборатории Изумрудной долины Анатоля Монасюк оставил Лихтштейнеру телефон московской квартиры.
Состоявшийся разговор сильно озадачил Анатолия Васильевича.
Почему-то звонили из Англии, из резиденции кардинала Блукбери.
По крайней мере, так представился звонивший – помощник кардинала.
– Мистер Монасюк, я звоню по поручению высшего католического совета при папе. Дело в том, что кардинал Блукбери выбран в этот совет от католических приходов Великобритании. Но совсем недавно обнаружилось, что кардинал болен, болен неизличимо. Причем заболевание его… в общем, если диагноз станет известен общественности, разразится грандиозный скандал.
Понимаете ли, кардинал Блукбери возглавляет папскую комиссию, расследующуюе случаи гомосексуальных отношений в среде высшего католического духовенства, и вот…
Абонент замялся, и Анатолий, уже окончательно проснувшись, понял все,
– ВИЧ-инфекция? – спросил он.
– Да… – прошептал, словно выдохнул воздух, помощник кардинала.
– Ну, а я чем могу помочь папскому совету?
– Видите ли, мистер Осиновский сказал, что вы можете лечить даже генетические заболевания, и единственный, кто может вылечить кардинала – это вы. Причем – гарантированно без огласки.
Монасюк мгновенно насторожился:
– Что Осиновский имел в виду? Что означает – гарантированно без огласки? Откуда, наконец, у вас этот номер телефона? И почему вы вообще решили, что я могу лечить СПИД? – спохватился он.
– Мистер Монасюк, я не знаю ответов на ваши вопросы. Номер этого телефона мне дал мистер Осиновский. Я просто говорю то, что мне поручили сказать. Но если вы вылечите кардинала Блукбери, и никто не узнает, что кардинал болел, Ватиканский банк заплатит вам пять миллионов евро.
– Знаете, вы что-то перепутали. Я вообще не врач, я учитель русской школы на пенсии. Да, я экстрасенс, но ни один экстрасенс в мире еще не вылечил ни одного ВИЧ-инфицированного.
Он положил трубку.
– Кто это был, милый? – сонно просила Джоли.
– Перепутали, наверное, номер, – ответил Анатолий.
Он долго не мог уснуть.
Его мучал вопрос: "ЕСЛИ ЭТО ОСИНОВСКИЙ, ТО КАК ОН УЗНАЛ, ЧТО Я ВЫЛЕЧИЛ АННИ-ЛИЗУ, И ЗАЧЕМ ЕМУ БЫЛО РЕКОМЕНДОВАТЬ МЕНЯ ПАПСКОМУ СОВЕТУ?"
День рождения Лены Алиной прошел на удивление хорошо, и Монасюк сразу понял, что все дело – в некоей особо теплой и душевной атмосфере в семье певицы.
Сама Елена – миниатюрная, с точеной, словно из кости, фигуркой, идеальной формы ногами с узкими лодыжками, даже двигалась как-то по-особому. Видя ее, возникали мысли не о сексуальности, а о некоей домовитости, уюте, ЖЕНСТВЕННОСТИ в ее исконно русском понимании.
Ее муж – Дмитрий, также всем своим обликом выражал спокойствие и надежность. От Наташи Анатолий Васильевич узнал, что период безработицы 90-х годов Лена и Дима пережили хоть и тяжело, но без жалоб и надрыва – они поддерживали друг друга и верили, что у них еще настанут теплые деньки.
Сейчас Дмитрий работал на старом месте – на 2-м подшипниковом заводе, который после долгих лет застоя теперь возрождался, а Лена все чаще получала приглашения на гастрольные поездки и участие в концертах, которые транслируются на телевидении.
Их сыну было 9 лет. От Наташи Царевой Анатолий узнал, что мальчик – их приемный сын, так как по какой-то причине своих детей они иметь не могут (или не хотят – говорили разное).
Мальчик лежал в соседней, своей комнате. У него была сильная простуда.
Гостям и Лена, и Дмитрий были искренне рады. Действительно, Лене исполнилось 40 лет, дата вроде бы круглая, но, во-первых, ее не принято отмечать (считается дурной приметой), а во-вторых, больной мальчик так и так их привязал к дому…
Так что – и дома-то не разгуляешься – шуметь нельзя, а, как говорится, какая русская пьянка без баяна? Но что делать…
Поэтому без особо шума они посидели за столом, поужинали, немного выпили.
Анатолий и Джолианна подарили Алине швейцарские часы (Анатолий на всякий случай перед поездкой в Москву купил несколько дорогих часов) и настоящие французские духи – у Джоли очень кстати оказался нераспечатанный флакон.
Поговорили о жизни за границей. Анатолий тут же подарил по визитке Диме и Гераклу с приглашением вместе с женами в любое время приезжать в Женеву в его дом на набережной – "места всем хватит…".
Потом Анатолий пошел в комнату к мальчику: "Я ведь экстрасенс, попробую полечить ребенка", Алина с Наташей заговорили что-то о репертуарно-песенном, а Дима принялся показывать Джолианне семейный фотоальбом.
Монасюк сел возле мальчика, погладил по голове, моментально "прощупав" его дыхательную систему – действительно, простуда. Он быстренько "включил" через Прапространство механизм самолечения ребенка, посидел несколько минут, проверил и убедился, что процесс излечения начался.
Выйдя в общую комнату он окинул всех взглядом и вдруг нечто буквально поразило его.
Это были глаза Джоли. Женщина не видела его, она рассматривала фотографии, запечатлевшие моменты регистрации брака Лены и Димы – обычные фото – женщина с лентой через плечо, зачитывающая стандартный текст фиксации брака в учреждениях ЗАГСа. Но у Джоли в этот момент лицо стало застывшим, а в глазах была боль… Но тут же подняв их и увидев Анатолия, она приняла обычный вид – улыбнулась ему и вновь обратила внимание на альбом, перелистывая страницы и что-то вполголоса спрашивая у Дмитрия.
– А вы знаете, – весело сказал Монасюк, – у вашего сына всего-навсего простуда! Я его полечил немного, думаю, до завтра потемпературит, а к вечеру он уже будет здоров!
– А за это – да не выпить? – вопросил Дима. – Коньячку?
– Пойду сварю кофе, – сказала Лена.
– Можно, я помогу? – спросила, вставая, Джолианна.
– Конечно!
И Монасюку показалось, что Джоли, его Джоли впервые просто-напросто сбежала от него на кухню.
Назад в Женеву они вернулись на следующий день самолетом.
Глава 22-я
Каладжи Неру находился в своем небольшом кабинете.
Он вернулся из Москвы прямо в Джакарту – нужно было использовать время, которое потребуется московским специалистам для кадровой разработки порученных их вниманию корпораций, для того, чтобы привести дела в порядок.
Его недавние поездки значительно облегчили его банковский счет, а ведь предстоял еще окончательный расчет и с московской фирмой, и с Туси Кхрна в случае успеха.
Проверка текущих дел, впрочем, показала, что закупочно-торговые дела его компании идут успешно – копра по-прежнему пользовалась спросом – производственные мощности Юго-Восточной Азии постепенно наращивали темпы.
Так в делах прошло несколько дней.
Потом – еще несколько.
Но Каладжи Неру не паниковал, не нервничал и не тревожил звонками своих московских исполнителей – будучи бизнесменом сам, он понимал сложность задания, которое сейчас исполнялось далеко от его жаркой страны.
Факс пришел вскоре после этого. Он был коротким.
Название корпорации – и список прилагаемых фамилий специалистов с расшифровкой их рода деятельности, их роли в компании, возможности влиять на общее состояние дел в корпорации, где они служили.
Итого тринадцать фамилий.
Следом по электронной почте поступило второе сообщение – фотографии всех тринадцати. И итоговый счет за выполненную работу.
Каладжи Неру отдал распоряжение бухгалтерии – произвести расчет по межбанковской компьютерной сети с московской фирмой, аккуратно собрал полученные документы в папку, и, вызвав секретаря, попросил пригласить к нему всех, кто возглавлял обычно работу фирмы в его отсутствие, а для него заказать билет на самолет до острова Рождества.
Анатолий Васильевич и Джолианна, приехав в Женеву, разделились прямо на вокзале – Джоли пересела на поезд и поехала в Германию, а Анатолий – домой. Ему предстояло разобраться с делами, которые накопились за пять дней отсутствия, да и могло появиться что-то срочное, пока они с Джоли летели из Москвы.
Что касается Джолианны, то у нее оставалось два дня от отпуска, после чего она должна была также выйти на работу.
Поэтому в самолете они почти не разговаривали. Что же касается ЧЕГО-ТО, что бросилось Анатолию в глаза в доме у Лены Алиной, то что-то подсказывало ему, что спрашивать об этом Джоли – не надо – есть вещи, которые решает про себя человек только сам. Если она захочет поделиться с ним своей болью, страхом, проблемами (или что ее так мучит), то она это сделает сама.
Николай, который, как обычно, сидел за рулем "Вольво", покручивая руль, спросил, полуобернувшись к сидящему сзади Монасюку:
– Анатоль Васильич, а что вы сотовым телефоном никогда не пользуетесь?
Анатолий заерзал на сидении, устраиваясь поудобнее, а потом, наклонившись вперед, положил подбородок на спинку переднего сидения и, гладя сквозь лобовое стекло, ответил: