- Там! - крикнула Джинни, заглушив свист рассекаемого воздуха. Свартальф взмахнул хвостом и зашипел.
Район университета отличался старомодным благородством: учебные и жилые здания соединялись между собой псевдоготическими галереями резного дерева, и лишь кое-где между изысканными строениями были вкраплены современные дома. И все это начинало весело пылать; не меньше двух десятков красных звездочек уже мигали в темноте. Спустившись ниже, мы увидели, как одна из этих звезд превратилась в белую струйку пара. Должно быть, гидра уже действовала здесь. У меня мелькнула еретическая мысль, что саламандра делает доброе дело, уничтожая все эти архитектурные уродства. Но дело касалось еще и человеческих жизней…
Высоченная и ужасная, элементаль колыхалась над зданием, которое она теперь пожирала. Она уже удвоилась в размерах, а сердцевина ее горела таким пожаром, что на нее невозможно было смотреть. Языки пламени вились над ее узкой головой.
Свартальф нажал на тормоз, и мы повисли в нескольких ярдах от твари, футах в двадцати над землей - как раз на уровне разинутой голодной пасти. Джинни приподнялась на стременах и начала произносить заклятие; голос ее почти терялся в грохоте проваливающейся крыши.
- О Индра, Абадонна, Люцифер, Молох, Локи…
Тварь услышала. Испуганные глаза устремились в нашу сторону, и саламандра спрыгнула…
Свартальф пискнул, когда его усы опалило жаром - хотя ничего страшного с ними и не случилось, - и, резко вывернув метлу, помчался прочь. Саламандра взвыла во весь голос - словно заревела сразу сотня лесных пожаров. Но тут же я почувствовал, как исчез жар, паливший мою спину, - и тварь материализовалась прямо перед нами.
- Туда! - закричал я, вытянув руку. - Вон туда!
Я закрыл руками лицо Джинни, спрятав свое собственное за ее спиной, когда мы прямо сквозь стеклянную панель вломились в пивной бар "Гарден". Язык пламени рванулся следом за нами, отскочил назад, и саламандра бешено запрыгала по ту сторону двери.
Мы соскочили с метлы и огляделись. Таверна была пуста; в темноте мигали отсветы огня. Я увидел на стойке почти полный стакан пива и залпом осушил его.
- Мог бы и мне предложить, - сказала Джинни. - Алан обязательно поступил бы так. - Прежде чем я успел разобраться, издевается ли она надо мной или просто шутит, Джинни продолжила торопливым шепотом: - Она пока не пытается сбежать. Она набралась сил… уверенности… она хочет убить нас!
Но даже в тот момент мне очень хотелось сказать, что рыжий локон, упавший на ее лоб, очарователен… Однако вряд ли Джинни одобрила бы подобное отступление.
- Она не может войти сюда, - тяжело вздохнув, сказал я. - Ничего она не сможет сделать, разве что расплавить здание, раскалив под ним почву, - а на это уйдет много времени. Пока мы в безопасности.
- Почему… о, конечно. Бар огражден холодным железом. Мне говорили, все университетские пивнушки имеют металлический каркас.
- Да, - подтвердил я, всматриваясь через разбитое стекло на улицу. Саламандра в это мгновение заглянула внутрь, и у меня перед глазами запрыгали искры. - Это делается для того, чтобы посетители не добавляли градусов в пиво… Быстрее, произноси заклятие!
Джинни покачала головой:
- Она просто отбежит подальше, чтобы не слышать. Может, попробуешь побеседовать с ней, заговорить ей зубы…
Джинни подошла к окну. Саламандра изогнулась, припала к земле и зашипела. Я стоял рядом с моей девушкой, чувствуя себя глупым и бесполезным. Свартальф, лакавший пролитое на прилавок пиво, скосил на нас глаза и усмехнулся.
- Эгей, дитя света! - окликнула Джинни.
По спине саламандры пробежала дрожь. Тварь нервно хлестнула хвостом, и дерево на другой стороне улицы вспыхнуло. Я не могу описать голос саламандры: это было потрескивание, мычание, шипение огня, обретшего мозг и горло.
- Дочь Евы, что можешь ты сказать такой, как я?
- Именем Творца я велю тебе вернуться туда, где тебе надлежит быть, и прекратить тревожить мир.
- Хо… хо-хо-хо! - Тварь присела на ляжки (асфальт под ней пузырился) и разразилась ухающим смехом, задрав голову. - Ты велишь мне, воспламеняющей!
- В самом малом из моих пальцев таится такая сила, которая может обратить тебя в ничтожную искру, если я отпущу ее на свободу. Остановись и повинуйся, или тебя ждет нечто худшее, нежели просто возвращение к первооснове!
Мне кажется, на какое-то мгновение саламандра искренне удивилась.
- Сильнее меня? - Тут она взвыла так, что таверна затряслась. - Ты смеешь утверждать, что есть нечто сильнее огня? Сильнее, чем я, решившая пожрать землю?
- Сильнее и прекраснее. Подумай. Ты ведь даже не можешь войти в этот дом. Вода может погасить тебя. Земля может задушить тебя. Лишь воздух поддерживает в тебе жизнь. Лучше тебе сейчас уступить…
Я вспомнил ночь ифрита. Должно быть, Джинни задумала тот же трюк - прощупать психику существа, бешено рвущегося сейчас в дверь… но что она рассчитывала там отыскать?
- Прекраснее меня! - Хвост саламандры бешено лупил по мостовой. От него разлетались шаровые молнии и каскады искр - красных, голубых, желтых, словно фейерверк в День четвертого июля. Мне вдруг подумалось о ребенке, в раздражении топающем ногой по полу. - Прекраснее меня! Сильнее! Ты смеешь сказать… Ха-а-а… - Раскаленные зубы сверкнули в пасти, изрыгающей пламя. - Посмотрим, как прекрасна будешь ты сама, когда превратишься в головешку!
Узкая голова твари метнулась к стеклянному фасаду. Саламандра не могла одолеть барьер из холодного железа, но она принялась со свистом втягивать воздух через разбитое окно. Помещение наполнилось жаром, словно идущим из раскаленного горна, и я отскочил назад.
- Бог мой… она хочет вытянуть весь кислород… Оставайтесь здесь! - Я прыгнул к двери. Джинни взвизгнула, но я едва слышал ее: "Нет" - когда выскакивал наружу.
Меня облил лунный свет, холодный, колющий. Я припал к горячему тротуару и содрогнулся, когда мое тело изменило форму.
Я стал волком, и таким волком, которого мой враг не мог убить… я надеялся. Мой куцый хвост уперся в брюки, и я вспомнил, что бывают и такие раны, которые не залечиваются даже в зверином облике.
Брюки! Черт бы их побрал! От возбуждения я забыл о них. Вы вообще представляете, как должен чувствовать себя волк в брюках, рубашке, нижнем белье?..
Я принялся действовать носом и зубами. Подтяжки соскользнули и запутались вокруг задних лап. Галстук завязался, похоже, вечным узлом, а пиджак зацепился за брюки…
Взбесившись, я извернулся и клыками разодрал всю одежду в клочья. Саламандра заметила меня. Ее хвост хлестнул меня по спине. На мгновение меня пронзила жгучая боль, шерсть и ткань одежды вспыхнули… но это лишь помогло мне освободиться от всего, что было на мне надето. Подвижные молекулы моего тела в считанные секунды восстановились. А саламандра уже отвернулась, считая, что со мной покончено. Едва соображая, что делаю, я схватил зубами один из своих башмаков, бросил его на раскаленную пятку саламандры и ударил по нему обеими передними лапами.
Тварь замычала и резко развернулась, чтобы снова атаковать меня. Она разинула пасть так широко, что вполне могла бы перекусить меня пополам. Я отскочил в сторону. Тварь помедлила, оценивая расстояние между нами, исчезла - и материализовалась прямо передо мной.
На этот раз мне не удалось ускользнуть. Сбитый с ног, я вдохнул пламя, сжигавшее мою плоть. И от боли потерял сознание.
Глава 11
Лицо, смотревшее на меня, не нарушило одиночества и отстраненности - лицо, о котором я могу сказать лишь то, что оно было огромным, а его глаза казались глазами трупа. Но вообще-то я не видел его и не чувствовал холода, глубокого и пронзительного, более жестокого, чем все, что я знал когда-либо, - не видел с того момента, как в моем мозгу зазвучал голос, идущий сквозь не-пространство и не-время и потрясший чувства, которых я не имел. И это было концом надежд и концом борьбы…
"Гордись, Стивен. Мне пришлось самому заняться твоей гибелью и гибелью твоих помощников. Для этого мне пришлось самому вложить в голову дурака идею шутки; как известно, лишь такой путь безопасен для нас в вашем мире, и эту работу я не смог доверить своим приспешникам. Но простой физический вред, причиняемый людям, не есть подлинная задача - хотя все служит конечной цели разрушения; и, конечно, мои маневры, направленные на то, чтобы привести вас двоих к гибели, могут дорого обойтись, если вдруг вызовут ответные действия Другой Стороны. Но время идет, и чем ближе некий момент - тем яснее, что вы представляете для нас опасность. Мне не дано знать, когда нам следует ожидать этого момента и каковы признаки его приближения; но я знаю, что вас к тому времени быть не должно".
Пожалуй, я мог бы и испугаться его - будь он чем-то более осязаемым, нежели точка среди ничего.
"И еще, - гудело во мне звоном набата, - и еще, Стивен, знай - тебе не обязательно умирать. Я предчувствую, что та женщина, Вирджиния, может быть худшим врагом, нежели ты. Да, да, я предвижу, что, лишившись ее, ты перестанешь представлять угрозу Плану; но она опасна и без тебя, а уж вдвоем вы слишком сильны. Почему это так - я лишь гадаю. Но отметим, что у нее есть умение и Дар; отметим, что она не попадалась в ловушку дважды, как ты; отметим сильный дух, живущий в ней. Желание отомстить за тебя может заставить ее заглянуть под поверхность явлений, отыскивая суть. Или она пойдет еще каким-то путем… Не знаю. Но я вижу - хотя ты и сгорел, она вовсе не сломлена до конца. Хочешь ли ты жить, и жить хорошо, Стивен?"
Нечто вроде слабейшего отблеска отдаленнейшей звезды мелькнуло во мне: "И что же я должен сделать?.."