- Важно сказано! - одобрил Николка. - Теперь жарьте о своем конфликте. Вам, кажется, можно и не вступать в разговор с дикарями?
- Совершенно верно, мой друг. Я достаточно знаком с положением вещей в нашей орде. Об этом мне подробно поведал раненый Гух. Ваша правда: мне не требуется новых разговоров. Но прежде чем сообщить вам о существующем в орде конфликте, разрешите получить ваше слово, что вы не будете делать глупостей.
- Я глупости делать перестал с 10-летнего возраста, - пробурчал Николка. - 10-ти лет я уже помогал отцу зарабатывать на хлеб…
- Верю, мой друг. Я неправильно выразился. Вы должны дать мне слово, что не станете вмешиваться в семейные неприятности наших первобытников.
Крепко зная, что в первобытном обществе семьи не должно быть, Николка громко и торжественно провозгласил:
- В семейные неприятности не буду вмешиваться!.. - а про себя добавил: "Медик в калошу сел, ха-ха!"
- Вот спасибо, друг, - радостно вздохнул Скальпель, не помышляя ни о каком подвохе. - Теперь я вам расскажу все.
- Сыпьте! - приготовился Николка слушать.
Они ушли в сторону от шумливой ватаги и сели на берегу возле самой воды.
- Должен вам сказать, - начал медик, - что наши 20 красных друзей не представляют собой целой орды, они лишь часть ее, - правда, наиболее существенная. Вся орда, как я говорил раньше, насчитывает в себе около 50 человек, - есть женщины, дети, старики и инвалиды; все они находятся отсюда на расстоянии одного дневного перехода. Женщин и детей, если я правильно понял Гуха, очень незначительный процент. Орда недавно, всего месяц назад, подверглась нападению со стороны звероподобных двуногих, выродков из человеческого рода, наших старых знакомых, разгромивших нашу пещеру и двор. Нападение было совершено в момент отсутствия боеспособных членов орды, занятых в это время охотой. Выродки взяли в плен много женщин и детей, из которых половину тут же съели (да, да, людоедство у них распространено вовсю), половину забрали с собой для этой же цели. Вот тогда-то и Эрти попался к ним, и его ждала та же горькая участь, если бы не мы. Остальные, успевшие скрыться в пещеру, отбились кое-как и остались живыми. Погибло около 30 человек и столько же осталось…
- Гух говорит, что после этого разгрома у них, у охотников, окрепло давнее стремление покинуть эти холодные местности, уйти туда, где стоит вечное лето - "сама", где солнце - "суриа" - горячее и ласковое, где много "арийя", где много "нари" - женщин. Последний вопрос более всего интересовал дикарей, так как их жены в большинстве своем погибли. Но, друг мой, им пришлось считаться с желанием всего коллектива. Старики наотрез отказались идти в столь далекую дорогу: они - дряхлы, слабы, немощны, они не вынесут всех тяжестей ее и они не отпустят от себя женщин и детей. Заметьте, я не становлюсь ни на ту, ни на другую сторону, а стараюсь быть вполне объективным… Я спрашивал Гуха, разве охотники не смогли бы уйти одни - без женщин, стариков и детей? Я задал этот вопрос с намерением узнать крепость семейных уз, существующих в орде. Увы, мой друг, эти узы весьма непрочны… Стоять друг за друга, охотник за охотника они готовы до последней капли крови. Здесь, в охотничьем молодняке, узы дружбы отличаются крепостью необыкновенной, но в орде?.. Мне ответили приблизительно так: мы давно бы ушли одни, но мы не знаем дороги, и, кроме того, на одной мясной пище трудно прожить… Они, видите ли, считают ниже своего достоинства собирать плоды, овощи и коренья. Это специальность "абаля" - слабых… Я подозревал, что и с нами они держатся до тех пор, пока не исчерпан наш запас фруктов и ягод… О непрочности связей между охотниками и остальной ордой говорит и тот факт, что до сих пор наши гости ни разу не выказали беспокойства о своей орде, а ведь прошло уже трое суток, как они с нами, да еще трое суток, как они покинули орду… Увы, в первобытном обществе, если только можно употребить здесь слово "общество", царят грубо материалистические отношения. Не таким я себе представлял первобытный коммунизм…
- Значит, вы заблуждались, - сказал свое слово Николка. - И не знаю я, почему вы говорите о каком-то грубом материализме, когда здесь, судя по вашему рассказу, самый настоящий - чистой воды - жизненный материализм. Почитайте Генриха Эйльдермана "Первобытный коммунизм и первобытная религия", и вы скажете, что иначе никак нельзя представить отношений в первобытном человечестве, как только основанными на взаимных материалистических интересах.
- Эйльдермана я не читал, - сознался Скальпель, - и вряд ли теперь удастся прочитать его, но дело не в этом. Я вам рассказал все без утайки и повторяю еще раз, что вы не должны вмешиваться… Это должно разрешиться само собой, без нашего участия.
- Во что вмешиваться? - переспросил Николка, не желая давать слово на неясное требование.
- Вмешиваться в семейные отношения…
- Ага! В семейные отношения не буду вмешиваться. Даю слово.
10
"Эх, олкки жълон!..". - Плиоценщики выражают желание вернуться к своим старикам. - Заготовка продовольствия. - Охота па лошадей. - Революция в быту плиоцена. - Друзья устраиваются на зиму в пещере. - Социологический спор между фабзавуком и медиком. - Второе пари Скальпеля
- Ну, ребятки, - на другой день рано утром сказал Николка дикарям, - собираемся на охоту - на мргайю. Будем ловить много-много крупных зверей, много мрга. А потом пойдем - значит, и-и, - к вашим птарам, матрам и джанкам, у кого они есть…
Скальпель нежился в пещере, выжидая, когда пройдет утренняя свежесть; поэтому оратор, не боясь быть разоблаченным, был откровенным:
- Мы захватим с собой птаров, матров и прочий балласт и тогда айда на вашу родину. Понятно? И-и туда - татра, - и он махнул рукой на юг.
Дикари взвыли восхищенные, воем подтверждая, что, хотя оратор выражался крайне темно и причудливо, они все же понимают его. Вслед за дикарями взвыли и собаки, почуявшие в криках своих друзей радость предстоящего разгула по широким степям, по крутым горам, по непролазным дебрям…
- Да, - продолжал Николка, - уйдем за мра и гири… Скальпелю натянем нос и старикам тоже. Стариков ваших я понимаю отлично и сочувствую им: они пекутся о себе, но одновременно - невольно, конечно - и о сохранении коллектива. Не будь стариков, вы давно бы разбежались в разные стороны. Скальпеля я тоже понимаю, но не сочувствую: он принципиальный противник всяких революций и, в особенности, революций общественных. Я ему дал слово, что в ваши семейные отношения вмешиваться не буду, и я сдержу это слово, потому что у вас семьи нет, а есть орда, но я все-таки вмешаюсь в ваши возрастные отношения, в отношения между стариками и молодежью… Со стариками, без сомнения, нам придется немного повоевать, а если они откажутся идти, мы их просто свяжем и погрузим на Дудушку…
- Мы должны заготовить много мяса - "мса", много плодов - "пъла" - и всякой другой растительной пищи. Мы должны дождаться, когда выпадет белый снег - "пандъра сии", когда вода - "уда" - сделает "крак"; тогда мы перейдем Волгу, вот эту "ръкха", и дунем на юг, где жарит солнце, где народищу - уйма и где весело жить, эх, елки зеленые!..
- Эх, олкки жълон!.. - подхватил проказливый Ург, давно смотревший непосредственно в рот чудаку Къколе.
- Эх, олкки жълон!.. - покатилось по всем охотникам, и это восклицание с тех пор стало ими применяться универсально: наступит ли кто ногой на колючку, промахнется ли из лука в зверя, попадет ли - все равно "олкки жълон!"
В полдень, вернувшись с богатой охоты (тур, медведь и два оленя), Николка объявил Скальпелю о желании краснокожих вернуться в орду.
- Это вы их подбили… - подозрительно заметил медик.
- Каюсь, - сказал Николка, - мне очень хочется побывать у них в гостях.
- Но… - предостерег Скальпель. - Слово?..
- Мое слово крепко, - усмехнулся Николка и, чтобы его потом не укоряли в вероломстве, повторил торжественно: - В семейные отношения - ни-ни…
- Ну, то-то же, - успокоился медик. - А желание ваше приветствую.
- Но мы думаем сначала запастись продовольствием, - сказал Николка.
- Это вы думаете, - поправил его медик. И он был, конечно, прав, так как дикари жили изо дня в день и о возможностях делать запасы даже не подозревали.
- Впрочем, это все равно. Приветствую. Давно нужно было. Наступает зима, охотиться становится труднее.
Скальпель дал согласие за себя, за трех раненых и за Эрти, что они все мясо, приносимое охотниками, будут регулярно, каждый день, коптить, сушить и засаливать. Кроме того, он пообещал научить своих пациентов выделывать снятые с животных шкуры, чтобы впоследствии из них нашить зимней одежды. Последнее было не лишним - у дикарей в выделке шкур господствовал самый примитивный способ: они сначала очищали их кремневыми скребками от мяса, жира и сухожильных растяжений, затем сантиметр за сантиметром пережевывали, обильно смачивая слюной. Таким способом много шкур не выделаешь, и желающих на эту работу находилось всегда мало.