"Но есть ещё одно соображение, которое могло бы наконец охладить чрезмерно горячие головы: - писал Греков. - Допустим, разведчики, высланные в направлении центра Галактики, найдут планету, пригодную для освоения. Но если она действительно пригодна, то, скорее всего, населена, и, уж во всяком случае, больше прав для её колонизации имеют ближайшие её соседи. Представьте себе, что на Венеру - в тот период, когда она ещё не была освоена людьми, - прибыли колонисты из другой звёздной системы и сказали: "Это нам подходит, здесь мы будем жить". Как бы реагировала на такой акт Земля? Очевидно, нельзя сбрасывать со счётов своеобразную этику космического проникновения. Наша Система - на окраине Галактики, вдали от звёздных скоплений. И тут ничего не поделаешь. Хотим мы или не хотим, а развиваться мы должны по-своему…"
Это место я перечитал дважды. Ну вот, теперь уже и этика. В своей Системе - пожалуйста, можно не стесняться, но неэтично высовывать нос за орбиту Плутона. Так, что ли? Да ведь унизительно это, товарищ Греков! Неужели ты думаешь, что, встретясь на планете икс с разумными существами иного мира, мы вступим с ними в драку из-за приоритета?
Не раз приходилось мне схватываться с проповедниками космического изоляционизма. Что ж, придётся схватиться и на этот раз. Я начал обдумывать тезисы будущей статьи. Поменьше язвительности, побольше аргументов…
Тут в библиотеку протиснулся Всеволод:
- Старший, радио от Олега. Он вылетает.
Я взглянул на часы, раскрыл астрономический ежегодник. Ганимед сейчас примерно в тысяче мегаметров от Юпитера, а Четырнадцатый спутник - в ста пятидесяти семи. Скоро он выплывет из-за экватора Юпитера, этот шустрый спутник, которого только большая скорость обращения - десять часов с мелочью - удерживает от того, чтобы плюхнуться в бездонные глубины планеты. Ну что ж, не раньше как утром вернётся Олег на своей десантной лодке.
- Вся станция переживает за Лену, - принялся Всеволод посвящать меня в местные дела. - У неё знаешь как с Олегом? Дружба ещё со школьной скамьи. Они вместе кончили астрофизический и вместе отправились на Ганимед. Они никогда не разлучались, слышишь, старший?
- Не может быть, - проворчал я.
- Бен-бо! После первой смены он уговорил Лену остаться ещё на год, а потом и на третий.
- Ну, и почему вся станция переживает? Он же уговорил её, а не принудил силой.
- Скажешь! - Всеволод прыснул.
- В программу твоей практики не входят ганимедские сплетни.
- Да какие сплетни! Это…
- В твою программу входит космонавигационная практика, самостоятельные расчёты, организация службы, зачёт по устройству корабля. Или, может быть, я ошибаюсь?
- Не ошибаешься, старший.
- Ну, так пойдём, будешь сдавать устройство корабля. Ты готов?
- Подумаешь, "Т-9"! - сказал Всеволод. - Кто не знает "Т-9"!
Ну и задал я ему жару! Несколько часов без передышки мы с ним лазали по кораблю. Я клал ладонь на какую-нибудь магистраль и спрашивал: "А это что?" Я тыкал пальцем в переборку и спрашивал: "А что здесь?.. Как подаётся сюда воздух?.. Аварийное электропитание?" Я велел ему снять крышку главного распределительного щита и вникать в тонкости автоматических приводов. С практиканта пот тёк ручьями. В дерзких кошачьих глазах появилось паническое выражение. Наконец он сдался.
- Нас никогда так не экзаменовали, - сказал он скучным голосом. - Я не автомат и не обязан знать эти системы.
- Ты собираешься летать на кораблях, не так ли? Или, может, ты не будешь летать самостоятельно?
- Буду, - твёрдо сказал Всеволод.
- Тогда возьми спецификации и изучи все до последнего контакта. Когда будешь готов, продолжим зачёт.
Под утро население Ганимеда высыпало наружу встречать Олега Рунича.
Только Всеволод не вышел - он сидел в кают-компании и изучал спецификации.
Десантная лодка Олега мягко села, выпустив длинные лапы упоров. Из лодки вылез человек в скафандре и скачками побежал к площадке. За плечами у него висел туго набитый рюкзак.
- Контакт? - услышали мы его возбуждённый голос. - Контакт! Эврика!
Все пришло в движение. Обе смены ганимедцев взяли Олега в плотное кольцо, загалдели, по рукам пошла какая-то плёнка.
- Типичная запись биомассы.
- Такие уплотнения может дать и эхо.
- Ну да, скажешь! Явный контакт.
- А почему здесь размыто?
- Да не рви плёнку из рук! Ребята, так нельзя! Пошли в лабораторию.
Скафандры оставили в шлюзе станции, но и без скафандров мы с трудом поместились в тесном отсеке лаборатории. Приходилось стоять вплотную друг к другу.
Олег Рунич был ростом мелковат и неширок в плечах. Не сказал бы, чтобы он возмужал за эти три года - с тех пор как я высадил его на Ганимеде. Только вот его мальчишеское лицо обросло рыженькой клочкастой бородкой да кожа стала желтоватой, будто навсегда лёг на неё отсвет Юпитера.
- Ничего неожиданного! - слышал я хриплый голос Олега. - Все прежние зонды не доходили до поверхности, вот и всё. Не пробивали атмосферу. А этот пробил! Вот, смотрите… Нет, дайте большую карту, где она? - Он разложил на столе карту Юпитера и ткнул пальцем в точку южного полушария. - Вот, на двадцатом градусе. Я прощупывал эту полосу, зонд был послан сразу после прохождения Красного пятна, последний зонд. Я уж не ожидал ничего путного, начал сворачивать станцию, готовиться к отлёту - и вдруг сигналы! Контакт!
- Погоди, Олег, - сказал Крогиус. - Записи надо обработать, тогда посмотрим. Такие пики может дать и эхо.
- Какое там эхо! - У Олега был такой вид, будто сейчас он бросится на Крогиуса. - Самый настоящий контакт с биомассой. В океане Юпитера есть органическая жизнь, никаких сомнений. - Он сморщился и схватился за горло. - Дайте попить чего-нибудь…
Лена принесла ему кружку витакола. Олег мигом осушил её.
- Уф-ф… Хорошо! Давно не пил. Я там упустил тубу с витаколом, теперь она крутится вокруг Четырнадцатого. - Олег коротко хохотнул. - Ну ладно. Помогите, ребята, погрузить зонды, десять штук.
- Ты что, - сказал Крогиус, - собираешься обратно на Четырнадцатый?
- Ну, ясно. Где Ференц? Надо проверить дыхательный прибор…
Тут все заговорили разом, а громче всех - мой Кузьма. Он потрясал у Олега под носом пачкой радиограмм. Ребята из новой смены тоже ярились: надоела толчея на станции, пора начинать нормальную работу. Ждали, ждали Олега, а теперь снова ожидать? Ну нет! Они и сами умеют забрасывать удочки в океан Юпитера. Пусть Крогиус со своей сменой сегодня же уберётся с Ганимеда.
Мимо меня прошла Лена, она проталкивалась к двери. Её худенькое личико было прозрачно-бледным, напряжённым, уголки губ горько опущены.
- Да не могу я улететь, - говорил Олег, удивлённо вздёрнув брови. - Как вы не понимаете…
- И понимать нечего, - отвечали ему. - Собирай вещички, не задерживай свою смену.
- Мы тут сами разберёмся, что за рыбки плавают в Ю-океане.
- Не ты один планетолог на свете.
Кузьма протиснулся ко мне:
- Почему молчишь, Улисс? Назначь время отлёта, и дело с концом.
Действительно, это было проще всего: отлёт корабля, назначенный, скажем, через час, автоматически прекратил бы спор. Но я медлил. Не хотелось директивно вмешиваться в их дела.
Я медлил, а спор между тем разгорался все сильнее. Теперь он шёл не только об океане Юпитера с его гипотетическим населением, но и о процессии оси планеты, и о веществе Красного пятна, и о перспективах приспособления Ганимеда и других больших спутников для нормальной жизни. Новая смена планетологов, по-видимому, считала, что все предыдущие смены работали не то чтобы мало, но нерешительно, с подобным темпом освоение Ю-системы затянется ещё на десятилетия, и потомки не простят такой медлительности.
Ох, уж эти потомки! Чуть что неладно у нас, так сразу - "потомки не простят". Я и сам употреблял эту фразу неоднократно, она ведь так легко срывается с языка. Потомки как бы смотрели на нас из своего грядущего далека суровым, осуждающим взглядом…
- Старший! - услышал я голос Всеволода и обернулся.
Практикант стоял в открытой двери, на нём был скафандр с откинутым шлемом. По его лицу было видно, что что-то произошло. Мелькнула мысль о коротком замыкании или рассогласовании ускорителя - мало ли что мог натворить в корабле любознательный практикант.
Я вышел к нему в коридор.
- Она тронулась, - бурно зашептал Всеволод. - Я шёл на станцию и вижу, она возится у лодки…
- Погоди. - Я прислушался к каким-то прерывистым всхлипываниям, они доносились из жилого отсека наискосок от лаборатории.
Я распахнул дверь и увидел Лену. В скафандре с откинутым шлемом она ничком лежала на койке, уткнувшись носом в мокрую подушку. Она тряслась от сдерживаемых рыданий, кусала подушку, её русые волосы были растрёпаны.