- Нордхилл никого не убивал, - устало сказал я. - Все в этой трагедии вы переворачиваете с ног на голову.
- Но улики…
- Каррингтон, - сказал я, - позавчера вы пришли на мою лекцию и остались поговорить, потому что нашли в спиритизме смысл. Вы сами рассказали о делах, которые не смогли распутать только потому, что не верили в спиритизм. Вы были вчера на сеансе с участием Нордхилла. Вы, как и я, получили практически всю информацию об этом деле. Почему вы опять отправились искать убийцу там, где его никогда не было?
- Нордхилл…
- Нордхилл делал все, чтобы спасти Эмилию, вы это понимаете?
- Спасти? - иронически отозвался Каррингтон и все-таки закурил сигарету, сломав при этом не меньше трех спичек.
- Спасти, - отрезал я. - Он и вас предупреждал, помните? Когда говорил о том, что полицейские своими действиями в процессе расследования провоцируют убийц?
- Говорил, да. Вы полагаете, в этом что-то есть? То есть, конечно, он прав: расследование заставляет преступника совершать некоторые поступки, часто - да что я вам говорю, сэр Артур, ваш Холмс поступал точно так же! - часто мы действительно провоцируем неизвестного убийцу на определенные действия, чтобы он выдал себя, и тогда…
- Вот-вот, - прервал я слишком длинный словесный оборот Каррингтона, - я и говорю, что вы ничего не поняли из слов Нордхилла. Все слова интерпретируются так, как удобно слушателям. Даже когда говоришь "это зеленое полотно", остаются шансы быть понятым превратно. Но если все-таки понимать сказанное буквально? Верить, понимаете? Ни вы, ни Берринсон, ни тем более Филмер не поверили ни единому слову, сказанному Нордхиллом, а ведь он не лгал, он говорил только то, что думал и что знал…
- Изображая психически больного…
- Никогда и ничего этот человек не изображал. Он все время был искренен - и особенно тогда, когда находился в медиумическом трансе, уж в это время быть неискренним попросту невозможно, как невозможно приемнику искажать намеренно суть проходящей сквозь него радиопередачи!
Каррингтон поискал глазами пепельницу, обнаружил ее - медную тарелочку на длинной тонкой, похожей на ножку гриба, подставке - в противоположном конце холла и, нехотя поднявшись, перенес пепельницу поближе.
- Вы полагаете, что знаете правду, сэр Артур, - сказал Каррингтон, сбрасывая пепел. - Вы уверены, что знаете ее. Скажите. И главное: кто убил девушку, если не Нордхилл?
- Майкл Шеридан, конечно. - Я пожал плечами, и Каррингтон непременно поперхнулся бы дымом, если бы не держал в это время сигарету в пальцах.
- Кто? - переспросил он в изумлении.
- Шеридан. Вы сами рассказывали мне о его признании. Вы сами говорили о сходстве, пусть и карикатурном. Много лет назад он уже пытался убить девушку, но тогда у него не получилось, и лишь теперь он смог привести свой план в исполнение.
- Это невозможно, сэр Артур! Во-первых, Шеридан имел абсолютно надежное алиби четыре года назад. Во-вторых, он умер в Соединенных Штатах, и об этом я вам тоже рассказывал! Вы хотите сказать, что Шеридана на самом деле не зарезали в драке…
- Да нет же! - воскликнул я, начиная терять терпение из-за недогадливости бывшего полицейского.
Поистине, если у нас такая полиция, то неудивительно, что больше половины преступлений остаются не раскрытыми. Дело даже не в безнаказанности - преступника, убившего Эмму, ни один земной суд покарать уже не в состоянии, - но хотя бы понять происходящее (и происходившее всегда, во все времена человеческой истории!) мы должны. Должны, но не хотим. Хотим, но не можем. А если можем, то не верим сами себе, собственным глазам, собственным знаниям, собственному здравому смыслу, наконец.
- Нет, конечно, - сказал я спокойно, взяв себя в руки, потому что убедить Каррингтона я мог, только проведя его по всей логической цепочке, по которой прошел сам. Я хотел бы иметь рядом союзника - единственного в этом мире человека, который, возможно, все понимал даже больше меня, наверняка больше, хотя - и это тоже возможно - не догадывался об этом, ведь понимание самых глубинных причин происходящих событий может быть и неосознанным. Я знал замечательную женщину, леди Лайзу, вторую супругу заместителя министра внутренних дел Эдвина Кроули, - она умерла в прошлом году, и я безуспешно пытался вызвать ее дух на нескольких спиритических сеансах, где медиумы, судя по результатам, а точнее, по отсутствию таковых, оставляли желать лучшего. Леди Кроули понимала все, о чем ей говорили, до самой глубинной сути - это было очевидно, потому что сразу, не задумываясь, давала верные советы каждому, кто хоте а эти советы получить. Но ни разу на моей памяти леди Кроули не смогла объяснить, почему она советует поступить именно так, а не иначе, почему полагает, что то или иное событие будет иметь именно эти, а не другие последствия. Она все понимала, но - чутьем, не имевшим ничего общего с рациональным рассудком. И сейчас в одной из комнат - в двух-трех ярдах от нас - томился человек, чье понимание реальности было столь же глубоким и столь же, по всей видимости, неосознанным.
- С позволения доктора и инспектора я бы хотел, чтобы мы с вами поговорили с Нордхиллом, - сказал я. - Если он ответит на несколько моих вопросов, то вы, дорогой Каррингтон, поймете, кто кого и за что убил. И как. И когда.
- Вы только что сказали, сэр Артур, - дипломатично заметил Каррингтон, - что считаете убийцей не Нордхилла, который имел все возможности это сделать, а Шеридана, который сделать этого не мог никак.
- Альберт хотел спасти Эмму, но потерпел поражение, и нам нужно сейчас поддержать его, а не подвергать моральным мучениям.
Каррингтон промолчал, обдумывая мои слова и, конечно, не увидев в них логики и смысла. Между тем в холле Появились доктор с инспектором. Филмер отдал несколько Распоряжений своим подчиненным и подошел к нам, а Берринсон с мрачным видом остановился у окна и принялся смотреть в сад, размышляя скорее всего о репутации своей лечебницы.
- Господа, - сказал инспектор, - я не настаиваю на том, чтобы вы уехали, но, согласитесь, ваше присутствие здесь уже не имеет смысла. Убийца надежно заперт в Палате для буйных, официальное расследование состоится завтра, но решение коронера вполне очевидно, и до суда этот тип будет биться головой о мягкие стены. Надеюсь, он их не проломит.
Инспектор был возбужден сверх всякой меры, и убеждать его в том, что не Нордхилл убил несчастную девушку, было бессмысленно так же, как бессмысленно останавливать руками несущийся на всех парах локомотив. Лучше всего было бы, конечно, дождаться, когда инспектор уедет, и поговорить с доктором, но, судя по виду Берринсона, произошедшая трагедия так его надломила и поставила в такую эмоциональную зависимость от Филмера, что говорить с врачом было совершенно бессмысленно.
- Надеюсь, что не проломит, - согласился я с инспектором. - Мы с мистером Каррингтоном уедем двухчасовым поездом, но перед этим, с вашего, конечно, позволения, хотели бы задать Нордхиллу несколько вопросов.
- Хотите посмотреть в глаза убийце, сэр Артур? Профессиональный интерес литератора? - рассмеялся Филмер, и мне пришлось стиснуть зубы, чтобы не сказать какую-нибудь резкость. - Не боитесь, что Нордхилл на вас бросится? Он, говорят, колотит в дверь. Нет-нет, можете не прислушиваться, ничего не слышно, дверь обита войлоком. Хотел бы я иметь подобную комнату в нашем участке, а то порой бродяги и подвыпившие фермеры так вопят, что…
- Значит, вы не возражаете? - прервал я поток глупостей, изрекаемых Филмером.
- Возражаю? Против чего? - Инспектор был так доволен собой, что, похоже, даже не расслышал моей просьбы.
- Против нашего краткого разговора с Нордхиллом, - повторил я.
Филмер нахмурился, а доктор, услышав мои слова, произнесенные, каюсь, слишком громко, обернулся к нам и сказал, будто бы ни к кому не обращаясь:
- Успокоительное наверняка уже начало действовать, и если кто-нибудь желает снять с этого человека показания, то делать это необходимо сейчас, поскольку через полчаса разговор станет невозможным.
- Не вижу смысла, - пожал плечами Филмер, так же, как и доктор, ни к кому конкретно не обращаясь и глядя в пространство между мной и Каррингтоном. Бывший полицейский неожиданно откашлялся и, бросив недавно раскуренную сигарету в пепельницу, сказал сухим, не допускающим возражений тоном:
- Если вам нужно официальное распоряжение из Скотленд-Ярда, я могу его доставить в письменном виде. Правда, это займет время, и расследование окажется в затруднительном положении.
- Мы не нуждаемся в том, чтобы Скотленд-Ярд вмешивался… - запальчиво начал Филмер, но с каждым словом голос его звучал все тише, до него очень быстро доходило, что связи Каррингтона могут доставить провинциальному инспектору много ненужных неприятностей. - Ну хорошо, - неохотно согласился Филмер. - Если доктор не возражает…
Больше всего доктор хотел бы вообще не слышать об этой истории. Только что на его глазах санитары погрузили в черный лимузин завернутое в простыню тело бедной Эмилии Кларсон, и машина с ревом умчалась по дороге в сторону Туайфорда.
- Через полчаса, - повторил Берринсон свою последнюю фразу, - говорить с Нордхиллом будет бессмысленно. Придется отложить… А завтра разбирательство… Идите за мной, господа. Только имейте в виду, старший инспектор, и вы, сэр Артур: как только я подам знак - вот так, подниму руку ладонью к вам, - прекращайте все разговоры и покидайте палату.
- Конечно, - согласился я.
- В палате не курят, - напомнил доктор, и мы с Каррингтоном согласно кивнули.
Берринсон пошел вперед, мы - за ним, и замыкал нашу группу инспектор, недовольный тем, что инициатива в который уже раз за прошедшие сутки ускользнула из его рук.