На листе крупным шрифтом было напечатано: "Война - средство обогащения для избранных. Для простых людей - несчастья и лишения. Придет час и Дирак Ангестун Гесепт покарает первых и придет на помощь вторым!"
Резкое повышение военного налога пришлось весьма кстати: Моури надеялся, что этот очередной удар несколько притупит у горожан чувство патриотизма, и листовку, возможно, тут же не сорвут в приступе праведной ярости. К тому же он уповал на слухи, на слухи, которые в любой точке Вселенной обладают одним, совершенно изумительным свойством - разбегаться, как круги по воде.
Не прошло еще и шести часов, а запасы Моури уменьшились на восемьдесят листовок! Он совершал чудеса изворотливости, рисковал сверх меры, но всякий раз умудрялся вовремя улизнуть. Моури остался доволен собой, а один случай особенно ему запомнился… Это была пятьдесят шестая листовка.
Рядовая уличная пробка: крики, ругань, толпа зевак, разъяренные водители и сочувствующие прохожие. Молниеносно сориентировавшись в ситуации, Моури незаметно налепил "пятьдесят шестую" на сверкающую ослепительной чистотой витрину какого-то магазина и растворился в гуще суетящихся сирианцев. Тут кто-то приметил витринное украшение и привлек всеобщее внимание к вопиющему безобразию. Толпа вылупилась на листовку. Моури пялился и возмущался вместе с остальными.
- В-вы только п-п-посмотри-т-те, - лепетал, заикаясь от волнения, поджарый сирианец, тыча крючковатым пальцем в витрину. Это именно он сделал сногсшибательное открытие, и теперь его трясло от гнева и отвращения. - Они чт-то, сп-п-пятили в этом м-магазине?! З-за решетку их, з-за решетку!
Моури протиснулся к витрине и громко, чтобы все слышали прочитал:
- "Те, кто открыто ратуют за войну, те, кто непреклонно стоят на милитаристской платформе, скоро преклонят колени на эшафоте и, обливаясь слезами, взмолятся о пощаде. Дирак Ангестун Гесепт". - Моури нахмурился и покачал головой. - Нет, хозяин магазина не осмелился бы, это не он.
- К-кто, к-то осмелился? - взвыл Поджарый.
- Кто?! - Моури сверкнул глазами. - Вы первый заметили листовку, да? Так, может, это сделали вы?
- Я??? - взвился Поджарый, покрываясь лиловыми пятнами. - В-в-вы что, с-с-с-сбрендили?! Или думаете, я - с-с-с-сумасшедший?
- Но кто-то же это сделал. Вы сами сказали…
- Это не я! - взвизгнул Поджарый. - Это какой-то пришпиленный!
- Вы хотели сказать "пришибленный"?
- Именно это я и с-с-сказал, - огрызнулся Поджарый.
- Э, нет, - выступил вперед сирианец посмекалистее, - это вовсе не бред полоумного. Здесь нечто похуже.
- Это п-почему же? - потребовал разъяснений Поджарый.
- Потому что псих-одиночка нацарапал бы это от руки, в другом месте и другими словами. А здесь работал профессионал, ведь и печать типографская, неужели вы сами не видите. Кто-то рисковал своей башкой, чтобы приклеить ее сюда. Держу пари, тут действует целая преступная организация.
- Здесь так и написано, - послышался еще чей-то возбужденный голос, - "Сирианская Партия Свободы".
- Первый раз о такой слышу, - прошептали за спиной Моури.
- Первый, да не последний.
- Н-но к-кто-то должен помочь н-нам разоб-браться, - заскулил Поджарый, разводя руками.
"Помощь" не заставила себя долго ждать - толпа вдруг расступилась, пропуская лоснящегося от важности блюстителя закона.
- Ну, - грозно прорычал он, - что здесь такое?
Поджарый с победоносным видом первооткрывателя ткнул пальцем в витрину.
- Вот-т, п-п-полюбуйтесь.
По мере того, как констебль усваивал прочитанное, глаза его округлялись.
- Кто??? - наконец рявкнул он, повернувшись к толпе.
Все замерли.
- Ублюдки!!! - прогремело в наступившей тишине. - Где были ваши глаза? А-а??
Никто даже не пикнул, можно было подумать, что люди действительно напряженно вспоминают, где же были их глаза.
- Кто, кто увидел это первым?
- Я, - выступил Поджарый, гордый своим острым зрением.
- Значит, ты должен знать, кто это сделал.
- Нет-нет, кэп.
- Ты в этом уверен? - проревел констебль, дыша Поджарому прямо в лицо.
- Да-да, кэп, - промямлил Поджарый, начиная нервничать. - Б-была-ла-а-а-авария-я-я-с-с-смот-т-т-трел н-на-а… - Он захлебнулся, не в состоянии справиться со своей речью, и виновато посмотрел на полицейского.
- Пшел вон! - Констебль махнул рукой, и Поджарого как ветром сдуло. - Если кто-нибудь намеренно укрывает преступника, - обратился он к остолбеневшим людям, - то он об этом горько пожалеет.
Толпа попятилась и на глазах начала таять; осталось не более трех десятков самых любопытных, в том числе и Моури.
- Может, в магазине вам что-нибудь подскажут, - вкрадчиво произнес он.
- Я без тебя знаю, что делать, - прохрипел констебль и, распахнув дверь, заорал, требуя хозяина.
Выскочил перепуганный владелец магазина и, оглядев витрину, застучал зубами от страха.
- Это не я, кэп. Я ничего не знаю. Заверяю вас, это не наша работа. Она, она - снаружи, а мы - внутри, кэп. Мы не могли этого сделать. Это - какой-то проходимец. И чем только ему приглянулась наша витрина, ума не приложу. Наша преданность отечеству…
- В Кайтемпи ты в пять секунд запоешь по-другому, - цинично заметил полицейский.
- Я сам офицер запаса кэп, я…
- Заткнись! - гаркнул констебль. - Он ткнул в сторону оскорбительной наклейки. - Снять! Сей момент.
- Да, кэп. Конечно, кэп. Одну секунду.
Хозяин нервно заскреб ногтем о стекло, пытаясь захватить уголки листовки, но безуспешно - листовка была пропитана специальным клейким веществом, о котором отсталые сирианцы могли только мечтать.
- Одну, одну секунду, - жалобно пролепетал владелец и скрылся внутри магазина.
Вернулся он с острым кухонным ножом и возобновил попытки. На этот раз он преуспел гораздо больше, оторвав четыре маленьких треугольничка.
- Кипятка, идиот! Принеси кипяток и отмочи! - взревел полицейский, вконец теряя терпение. - А ну, все вон отсюда! - заорал он. - Воо-он!
Люди нехотя принялись расходиться.
Оглянувшись, Моури саркастически улыбнулся, увидев хозяина магазина с дымящимся ведром в руках.
Не теряя времени, Моури опять принялся за дело и за двадцать минут нашлепал еще пару листовок в довольно приметных местах. Однако его неуклонно тянуло к злополучной витрине, и, в итоге, он не устоял перед искушением.
Листовка исчезла, однако на ее месте красовался тот же текст, правда молочно-белый, но зато глубоко вытравленный на прозрачном стекле. Констебль и хозяин магазина о чем-то жарко спорили. Вокруг них опять собрались зеваки и с удивлением поглядывали то на витрину, то на расшумевшуюся парочку.
Полицейский орал:
- Плевать я хотел, что эта стекляшка стоит две тысячи гульдов. Не хочешь менять витрину - заколоти досками.
- Но, кэп…
- Что еще за "но"! Делай, что сказано. Это антиправительственная пропаганда, и, следовательно, пре-ступ-ле-ни-е!
К вечеру Моури избавился от оставшихся листовок и подыскал более подходящее жилье.
- Завтра я уезжаю дней на семь, - объявил он в отеле и пожаловался: - Война так осложняет жизнь. Ничего нельзя планировать заранее.
- Вы хотите оставить за собой номер, господин Агаван?
- Да, я надеюсь вернуться. - Моури полез в карман. - Вот вам за десять дней. - Он протянул портье пачку гульдов. - Если я вдруг не вернусь - не стоит беспокоиться - это мои проблемы.
- Как вам будет угодно, господин Агаван. - Безучастный к тому, что кто-то швыряется деньгами, портье выписал квитанцию.
- Благодарю, - пряча квитанцию, произнес Моури. - Долгой жизни.
- Долгой жизни.
Подкрепившись в ресторане, Моури поднялся в номер, растянулся на кровати и так лежал до наступления темноты. Как только за окном погасли последние отсветы заката, он вскочил с постели, распихал по карманам новую порцию прокламаций, захватил небольшой кубик псевдомелка и двинулся в город.
В тусклом свете фонарей действовать было значительно проще, да и он уже достаточно хорошо ориентировался в извилистых лабиринтах Пертейна. Часа четыре Моури занимался тем, что осквернял и обезображивал стены домов и шикарные витрины самых престижных магазинов, так что к полуночи весь город был разукрашен разного вида воззваниями и угрозами в адрес правящей касты с неизменной и зловещей подписью "ДАГ".
Орудуя псевдомелком, Моури едва не хохотал, представляя, как спозаранку несчастные домовладельцы станут тщетно отмывать кощунственные буквы. Мел обладал коварным свойством въедаться в стену при соприкосновении с водой, то есть, чем упорней драить, тем ярче и отчетливее проступает надпись.
Наутро, с аппетитом позавтракав, Моури вышел из отеля и, игнорируя назойливых таксистов, сел в автобус. Раз десять он менял маршруты, всячески заметая следы, даже сдал кейс в камеру хранения. Была ли в этом необходимость - сказать трудно, но береженого бог бережет, кто может поручиться, что в отель не нагрянут с проверкой, и тогда…
"Кайтемпи. Предъявите книгу регистраций. Так, в основном, старые постояльцы. Кроме этого, Шир Агавана. Кто он такой?"
"Лесной инспектор."
"Так было написано в его удостоверении, да?"
"Да-да, кэп. Оно было в полном порядке."
"В каком Министерстве он работает?"
"В Министерстве Природных Ресурсов."
"Вы в этом уверены? Там был штамп Министерства?"
"По-моему, да. Точно не могу сказать."
"Вы обязаны замечать такие вещи."