3
Дни были подобны листьям у Шелли: желтые, красные, коричневые, яркими клубками взметенные западным ветром. Они проносились мимо меня под шорох микрофильмов. Почти все книги были скопированы.
Ученым потребуются годы, чтобы разобраться и определить их ценность.
Марс был заперт в ящике моего письменного стола.
Экклезиаст, к которому я много раз возвращался, был почти готов к звучанию на Высоком Языке.
Но находясь в храме, я насвистывал, писал стихи, которых бы устыдился раньше, по вечерам бродил с Браксой по дюнам или поднимался в горы. Иногда она танцевала для меня, а я читал ей что-нибудь длинное, написанное гекзаметром. Она по-прежнему считала, что я Рильке, и я сам почти поверил в тождество.
Это я пребывал в замке Дуино и писал его Элегии.
"Странно больше не жить на земле,
Не повиноваться священным обычаям,
Не истолковывать смысл роз…"
Нет! Никогда не истолковывайте смысл роз! Вдыхайте их аромат и рвите их, наслаждайтесь ими. Живите моментом. Крепко держитесь за него. Но не пытайтесь объяснить розы. Листья опадают так быстро, а цветы…
Никто не обращал на нас внимания. Или всем было все равно?
Наступали последние дни.
Прошел день, а я не видел Браксу. И ночь.
Прошел второй день. И третий.
Я чуть не сошел с ума. До сих пор я не осознавал, как мы сблизились, как она много стала значить в моей судьбе. Тупица, я был так уверен в ее постоянном присутствии рядом, что боролся против поисков будущего среди лепестков роз. Я не хотел расспрашивать о ней.
Я не хотел, но выбора не было.
- Где она, М'Квайе? Где Бракса?
- Ушла.
- Куда?
- Не знаю.
Я смотрел в ее дьявольские глаза.
И проклятье рвалось с губ.
- Я должен знать.
Она смотрела сквозь меня.
- Вероятно, ушла в горы или в пустыню. Это не имеет значения. Танец близок к концу. Храм скоро опустеет.
- Почему она ушла?
- Не знаю.
- Я должен увидеть ее. Через несколько дней мы улетаем.
- Мне жаль, Гэллинджер.
- Мне тоже.
Я захлопнул книгу, не сказав "М'Нарра". И встал.
- Я найду ее.
Я ушел из храма. М'Квайе осталась сидеть в позе статуи. Башмаки мои стояли там, где я их оставил.
Весь день я с ревом носился по дюнам. Экипажу я должен был казаться песчаной бурей. В конце концов пришлось вернуться за горючим.
Подошел Эмори.
- Полегче. К чему это родео?
- Э… я… кое-что потерял.
- В глубине пустыни? Один из сонетов? Только из-за них ты способен поднять такой шум.
- Нет, черт возьми! Кое-что личное.
Джорджи кончил заполнять бензобак. Я полез в джипстер.
- Подожди!
Эмори схватил меня за руку.
- Не поедешь, пока не скажешь, что произошло.
- Просто я потерял карманные часы. Их дала мне мать. Это семейная реликвия.
Он сузил глаза.
- Я читал на суперобложке, что твоя мать умерла при родах.
- Верно, - согласился я. И тут же прикусил язык. - Часы принадлежали моей матери, и она хотела, чтобы их отдали мне. Отец сохранил их для меня.
- Гм!
Он фыркнул.
- Странный способ искать часы, шастая в дюнах на джипстере.
- Я думал, что замечу блик, - слабо заявил я.
- Начинает темнеть. Сегодня уже нет смысла искать. Набрось на джипстер чехол, - велел он механику. - Пойдем. Примешь душ, поешь. Тебе нужно и то, и другое.
Мешки под бледными глазами, редеющие волосы и ирландский нос, голос на децибел громче, чем у остальных.
Я ненавидел его. Клавдий! Если бы это только был проклятый пятый акт!
И вдруг я понял, что действительно хочу вымыться и поесть. Настаивая на немедленном выезде, я лишь вызову подозрения.
Я отряхнул песок с рукавов.
- Вы правы.
Душ был благословением, свежая рубаха - милостью, а пища пахла амброзией.
- Соблазнительный аромат, - заметил я.
Мы молча ели.
Наконец он сказал:
- Гэллинджер…
Я посмотрел на него: упоминание моего имени предвещало неприятности.
- Конечно, это не мое дело, - начал он. - Бетти говорит, что у тебя там девушка.
Это был не вопрос. Это было утверждение и ожидание ответа.
Бетти, ты шлюха. Ты корова и шлюха, и к тому же ревнивая. Кто тебя просил совать свой нос куда не следует? Лучше держи глаза закрытыми. И рот тоже.
- Да?
Утверждение с вопросительным знаком.
- Да. Мой долг как главы экспедиции следить за тем, чтобы отношения с туземцами были дружескими и, так сказать, дипломатичными.
- Вы говорите о них так, будто они дикари, - сказал я. - А это отстоит от истины дальше всего.
Я встал.
- Когда мои записи будут опубликованы, на Земле узнают правду. Я расскажу такое, о чем не догадывается доктор Мур. Я расскажу о трагедии обреченной расы, ожидающей смерти, лишенной одежды и интереса к жизни. Я расскажу, почему это случилось, и мой рассказ проймет суровые сердца ученых мужей. Я напишу об этом и получу кучу премий, хотя на этот раз они мне не нужны. Боже! - воскликнул я. - Когда наши предки еще дубинами воевали с саблезубыми тиграми и познавали, что такое огонь, у них была великая культура!
- У вас все-таки там девушка?
- Да! - выпалил я. - Да, Эмори! Да, Клавдий! Да, папочка! А сейчас я сообщу вам новость. Они мертвы, они стерильны. После этого поколения не останется марсиан.
Я сделал паузу, потом добавил:
- Они останутся только в моих записях, в микрофильмах и фотографиях, в стихах, которые появятся благодаря этой девушке.
- О!
Немного погодя он сказал:
- Вы вели себя необычно последнее время. Я удивлялся, что происходит, и не знал, что это так важно для вас.
Я склонил голову. Эмори и не заметил, что стал обращаться ко мне на "вы".
- Это из-за нее вы блуждали по пустыне?
Я кивнул.
- Почему?
Я поднял голову.
- Потому что она исчезла. Не знаю, куда и почему. Я должен найти ее до отлета.
- О! - снова.
Он откинулся назад, открыл ящик стола и достал что-то, завернутое в полотенце. Потом развернул. На столе лежало фото женщины в рамке.
- Моя жена.
Привлекательное лицо с большими миндалевидными глазами.
- Я моряк, ты знаешь, - опять на "ты" сказал он. - Был когда-то молодым офицером. Встретил ее в Японии. И полюбил, а у нас не принято было жениться на женщинах другой расы, поэтому я не женился. Но она была мне настоящей женой. Когда она умерла, я был на другом конце света. Моих детей забрали, и с тех пор я их не видел. Даже не знаю, в какой приют их поместили. Это было очень давно. Мало кто знает об этом.
- Мне очень жаль, - сказал я.
- Ничего. Забудем об этом. Но… - Он поерзал в кресле и посмотрел на меня. - Если ты хочешь взять ее с собой, возьми. С меня, естественно, голову снимут, но я уже слишком стар, чтобы возглавить еще одну такую экспедицию. Действуй!
Он залпом допил холодный кофе.
- Бери джипстер и дуй!
Он отвернулся.
Я дважды попытался сказать "спасибо", но не смог. Просто встал и вышел.
- Саенара и все такое, - пробормотал он мне вслед.
- Эй, Гэллинджер, - услышал я, повернулся и посмотрел на трап.
- Кейн?!
Он высунулся в люк: темная фигура на светлом фоне.
Я сделал несколько шагов назад.
- Что?
- Твоя роза.
Он протянул мне пластиковый контейнер, разделенный на две части. Нижняя часть была заполнена какой-то жидкостью, в которую спускался стебель. В другой половине была большая, только что распустившаяся роза. В ту ужасную ночь она показалась мне бокалом кларета.
Я засунул контейнер в карман.
- Возвращаешься в Тиреллиан?
- Да.
Теперь в горы. Выше. Выше. Небо было ведерком для льда, в котором не плавали две луны.
Подъем стал круче, и мой механический ослик запротестовал. Я подстегнул его демультипликатором. Роза в контейнере билась о мою грудь, как второе сердце. "Ослик" заревел громко и протяжно, потом зашелся в кашле.
Я еще раз подстегнул его, но он замер, как вкопанный. Поставив машину на ручной тормоз, я слез и пошел пешком.
Как холодно здесь, наверху, особенно ночью. Почему она ушла? Почему она бежала из тепла в ночь? Вверх, вниз, повсюду, через каждую пропасть, ущелье, длинными ногами с легкостью движений, неведомой на Земле.
Осталось всего два дня, моя любовь, и в этих днях мне отказано. Почему?
Я полз по выступам, я прыгал с камня на камень, карабкался на коленях, на локтях, слушая, как рвется моя одежда.
Ответа не было. Никакого выхода, Маллан? Неужели ты так ненавидишь свой народ? Тогда я попробую кое-что еще. Вишну, ты же хранитель! Сохрани ее, молю! Позволь мне найти ее!
Иегова? Адонис? Озирис? Таммуз? Маниту? Лахба?
Где она?
Я поскользнулся.
Камни сыпались из-под ног, руками я цеплялся за край скалы. Пальцы замерзли. Как трудно держаться!
Я посмотрел вниз.
Около двенадцати футов. Разжав руки, я упал и покатился.
И услышал ее крик.
Я лежал, не двигаясь, и смотрел вверх.
Она звала из ночи:
- Гэллинджер!
Я лежал неподвижно.
- Гэллинджер!
Я слышал шорох камней и знал, что она спускается по какой-то тропе справа от меня.
Я вскочил и спрятался в тени.
Она вышла из-за скалы и неуверенно пошла вперед.
- Гэллинджер?
Я вышел из тени и схватил ее за плечо.