- Да ладно, забей, - махнул рукой Хайли, - так этот мужик и говорит - почему ты работников называешь "другими"? Они такие же люди! И закатил лекцию на полчаса. Потом за Боба принялся, а тот такой - задууумался, брови поднял на пол–часа. Ну, ты же знаешь Торопыгу Боба, - друзья переглянулись с усмешкой, - хочу, говорит, быть земледельцем… Выращивать кукурузу, картошку, помидоры, огурцы - и как пошёл перечислять все овощи и фрукты, какие только знает. Бедный Хорёк аж галстук задергал, как удавку!
- Вы с Бобом заранее договорились, что ли?
- Ага, - самодовольно осклабился Хайли.
- Глупо, - покачал головой Джереми. - Как дети малые. Ты, правда, думаешь, что они свои опросы ради удовольствия проводят?
- А для чего?
Хайли беззаботно насвистывая, вышагивал, сжимая кулаки в карманах, отчего его и без того узкие шорты нелепо топорщились.
- Не знаю.
- Не знаешь, так и не говори. Да ты и сам не лучше нас. Я хоть рисую, а Торопыга каллиграфией занимается. А ты? Триоль все уши о твоих музыкальных способностях прожужжала, а толку? Заладил одно - я рыбак, у меня лодка!
Джереми вздохнул.
- Рыбу ловить, - не унимался Хайли, - кто угодно может. Любой работник…
- Да не кричи ты, - рассердился Джереми. - Я уже оглох. Музыка орёт, и ты орёшь. Ясно, что любой работник может. Сочинять бездарные шлягеры тоже любой дурак умеет. Из глины лепить уродцев. И на стенах малевать. По–твоему, это труднее, чем готовить еду, мести дороги или чистить крыши? Как ты не понимаешь, что океан - это другое. Не выпендрёж, не дешёвые понты. Он живой и настоящий.
"Кому–то для счастья нужны паруса
И свежий попутный ветер",
- неслось из репродуктора.
- Вот, видишь? - усмехнулся Джереми.
Они остановились у ограды школьного садика. За сеткой–рабицей, среди олеандров, пальм и ярких тропических цветов толпились, наступая друг другу на нелепые башмаки, садовые гномы. С бородами и без, длинноволосые, маленькие - с кустик толстянки, и большие, почти в человеческий рост. От разноцветных шляп и колпаков рябило в глазах.
- Подождать тебя? - спросил Хайли, сунув пальцы в ячейки сетки.
- Не надо, в столовой встретимся. Ты иди пока. Я скоро.
Джереми постоял немного, разглядывая садовый народец. Два человека в Эколе увлекались изготовлением гномов. Роберт - белобрысый верзила, угловатый, как шкаф. Фигурки у него получались изящные и хрупкие, и, как на подбор, голубоглазые - не гномы, а просто эльфы, разве что без крыльев. Их тонкие белые кисти просвечивали насквозь, а в летяще–скользящих позах ощущались одновременно кроткая восторженность и едва уловимое женское коварство. У Вилины, напротив, гномики твёрдо стояли на земле, были широкоплечи и смуглы, а один - притулившийся в дальнем углу палисадника - ну очень походил на Джереми. Такой же кучерявый, скуластый и зеленоглазый. По–мальчишески худой, с узкой спиной и широкими ладонями. Он и одет был так, как Джереми обычно одевался: растянутая майка, цветастые бермуды до колен, наушники на шее и кепка, козырьком назад. Забрался в самое укромное место садика, весь оплетённый повиликой, и отвернулся слегка, словно оберегая их с Вилиной общую тайну.
Джереми вздохнул, поднялся по ступеням и отворил парадную дверь школы.
В уши ударило звуковой волной - по коридору с визгом носилась малышня, между ними лавировали подростки, стараясь перекричать гул голосов.
- Джереми, привет! - Торопыга Боб вразвалочку шагал навстречу. Курносый нос, круглые, безмятежные глаза и широкая улыбка. Он всегда улыбался - маленький, полноватый и добродушный.
Не успел Джереми пожать приятелю руку, как в живот ему с разбегу ткнулся белобрысый коротышка лет шести.
- Простите! - пискнул он и понёсся дальше, пригнув растрёпанную голову, как маленький бычок на игрушечной корриде.
- Вечно тут шум–гам!
- А, не обращай внимания, дети … Ты к Хорьку?
- Да, Хайли сказал, он меня вызывает.
- Он всех вызывает. Я тоже ходил. Сказал, что хочу выращивать картошку, огурцы, помидоры…
- Хватит, хватит, я уже от Хайли наслушался про твои огородные мечты.
Боб радостно засмеялся:
- Хорьку тоже не понравилось.
- Ну, еще бы. У них на нас совсем другие планы. Физический труд - удел работников. А мы должны развиваться, расти духовно, медитировать на благо мира во всем мире и заниматься искусством.
- Ооо, - восхищенно произнес Боб, - как ты длинно говоришь. Я так не умею.
- Ну ладно, Торопыга, пока, - Джереми потрепал приятеля по пухлому плечу, - знаю я тебя - с тобой и два часа можно простоять. Меня Хорёк ждет.
Протолкавшись сквозь броуновское движение расшалившейся малышни, он добрался до двери психолога и постучал.
- Входите, - раздался тонкий голос Фреттхена.
Глава 2
- Джереми! - крикнула Вилина и радостно помахала другу.
Её крик утонул в смехе, музыке и гомоне. Джереми скрылся за дверью психолога.
Жаль, что не удалось поздороваться и поболтать пару минут. Скоро таких минут станет ещё меньше.
Поговаривали, что каждой молодой паре вместе с домом выделяют помещение для творчества - кому студию, кому мастерскую. А для писателей обустраивают настоящий рабочий кабинет. Муж бывшей соседки по комнате с восторгом рассказывал, как здорово пишется в солидном кожаном кресле за дубовым столом.
Да, повезло им родиться в Эколе. Живут, как в раю. Недаром Фреттхен зовёт их райскими птичками.
Ну, а пока нет собственной мастерской, приходится довольствоваться школьной.
- Вилина! Вилина!!! - две подружки–шестилетки из младшей группы - Инесс и Табита - догнали её в конце коридора. - Ты придёшь после сиесты на детскую площадку? У нас игра с мальчишками! В баскетбол! Будешь нашей болельщицей?
Одна - блондинка с выгоревшими льняными прядками, другая - чёрная, как спелая вишня, с пружинками жёстких волос. Две закадычные подружки и обе обожают Вилину. Если и ссорятся, то только из–за того, кто будет сидеть у неё на коленях, пока она читает книжку.
- Приду, конечно, - за улыбкой спряталась лёгкая грусть. Как–то они будут без неё, когда она уйдёт из детского корпуса во взрослую жизнь.
Девчонки повисли на ней цепкими обезьянками и не отстали, пока она не поцеловала каждую. Одну - в щёку розовую, как бочок спелого яблока, а другую - в шоколадную, как глазурь на мороженом.
За раздвижной стеклянной дверью мастерской открывается вид на школьный сад. Дорожки, покрытые розоватым камнем, петляют между пальмами, папоротниками и яркими клумбами. И скульптуры - скульптуры повсюду. Кроме гномов, что прячутся среди цветов и кустарников, на высоких постаментах установлены лучшие работы Экольчан - улыбчивые кошки и собаки с преданными взглядами, любимые персонажи фильмов и все, на что хватило фантазии молодым скульпторам. Те работы, что не нашли себе места в саду, теснятся внутри - на стеллажах от пола до самого потолка. А на скульптурных станках уже рождаются новые творения.
Не успела Вилина сделать и нескольких шагов, как перед ней словно ниоткуда возник высокий крепкий парень - белокожий и белобрысый. Заморгал белыми ресницами, покрываясь румянцем:
- Доброе утро, Вилина!
- Здравствуй, Роберт! Как дела?
- Ждал тебя, чтобы показать свою новую работу, - сообщил он важно.
- Конечно, я с удовольствием посмотрю!
Он тут же развернулся и зашагал вперед, к своему станку.
Вилина пошла следом, улыбаясь и отвечая на приветствия.
- Какая прелесть! - совершенно искренне ахнула она, взглянув на свежеслепленную фигурку.
На станке, высыхая, красовалась изящная русалка. Она лежала на боку, приподнявшись на локте, и очень напоминала Вилину. Такие же миндалевидные глаза, тонкий нос, едва заметная улыбка в уголках губ и длинные, рассыпчатые волосы.
- Тебе нравится? - Роберт тревожно вглядывался в её лицо, словно пытаясь угадать, правду ли она говорит или хвалит из вежливости.
- Да, очень нравится, - поспешила заверить его Вилина.
- Это на конкурс "Океан и его обитатели". Ты же любишь океан, правда? - он так настойчиво искал в её глазах одобрения, что стало неуютно.
- Да, мне нравится океан, и его обитатели, и русалки, и гномы, и все, что ты лепишь, - пропела она. - Прости, мне надо идти. Хочу поработать немножко.
- Я зайду за тобой в обед, - пробасил он ей в спину, - вместе пойдем в столовую.
- Хорошо, - откликнулась она на ходу, обернувшись и помахав рукой.
Вилина надела наушники, но не включила музыку. В Эколе хватало всего - только не тишины. Гимны и речёвки сменялись романтичными балладами и блюзом. Радиоточка не умолкала ни на минуту и не давала сосредоточиться на своих мыслях. Даже в студии негромко, но настойчиво бубнил приёмник. Только ночью становилось, наконец, тихо. Шелест волн и шорох пальмовых листьев под лёгким ветром - и благословенная тишина.
Отбой наступал ровно в десять, и сразу после него Вилина шла на пляж - слушать океан, дышать свежим бризом и смотреть на крупные, дрожащие, как слёзы на глазах, звезды. Так она и подружилась с Джереми, который готов был жить под скалой на "рыбацком пляже", питаясь одной рыбой.
Сначала они просто гуляли вдвоем, болтая ни о чём и обо всём сразу, а потом он стал частью её жизни. Как кофе по утрам и маленькая шоколадка на ночь. Можно, конечно, прожить и без кофе, и без шоколадки, но будет уже не то.
- Мне, кажется, он в тебя влюблён, - томно тянула соседка по комнате Айрин.
Толстушка Айрин любила поболтать перед сном, закинув руки за голову. Все разговоры у неё крутились вокруг парней и, конечно же, она не могла обойти вниманием Джереми.