* * *
Над головой крутился медленный черный водоворот. Там Медведица охраняла своего Медвежонка, вокруг них мерцали цепочки огней, будто мать и сын брели своей тропой меж бесчисленных человеческих селений.
Вот же… до сих пор верится в детскую историю, как сильно звездные мишки любят друг друга… наивная песенка об их семье трогает сердце.
Сейчас она звучала в мыслях, пока смотрел на угли камина, тоже мерцающие - и в них можно было разглядеть что угодно. Например, посапывающего медвежонка… Микаэла точно смогла бы.
- Виктор, тебе хотелось бы вернуться в детство?
- Пожалуй, нет, - перед тем, как ответить, сын всерьез поразмыслил.
- Почему?
- Тогда все решали за меня.
- Но ведь тебя не заставляли делать ничего, против воли… разве что пить лекарства.
- Так-то оно так… но я все время чувствовал - вот я, а вот взрослые, они в любой момент могут, как говорится, "поставить меня на место", они решают, как распорядиться моей жизнью… сам факт этого не сильно приятен. Сбросить лет двадцать пять-тридцать я бы не отказался. Но стать ребенком или ничего не смыслящим юнцом - нет.
- Жаль…
- Почему? - удивился Виктор.
- Я не о твоем нежелании. Просто… детство принято считать источником сплошной радости и приятных воспоминаний. Сказка и защищенность… а вот, похоже не сложилось, ни у тебя, ни у меня, - Ренато прикрыл глаза.
- Отец? - в голосе Виктора слышались тревожные нотки.
- У меня все в порядке. Так… перебираю мысленно прошлые дни.
- Может быть…
- Говорю, не тревожься. В старости часто роешься в прошлом… не о будущем же мечтать.
А Виктор неплохо выглядит… и если задумывается о старости, то мельком, подумал Ренато. И правильно. У него молодая жена и много дел впереди.
Ренни порой задумывался, как люди ухитряются любить друг друга - просто так, по факту самого их существования. Так, как мать любит и его, и Марка… вне зависимости от успехов младшего и никчемности второго, хоть и старшего годами. Марк ведь и сам понимал - поступил он в университет едва ли ни чудом, и вряд ли дотянет до выпускного курса.
Идти рабочим, несмотря на уговоры? Похоронив все надежды матери и отца? Да, и отца - дать тому возможность говорить "я знал, что из него ничего не получится".
Лучше уж бандитом на большую дорогу, хотя для этого у Марка не доставало решимости…
Воробьи прыгают на дорожке, жимолость курчавится под окном… солнце неяркое, через облака - рассеянный свет. Тепло… Привычный и скучный пейзаж. Может быть, малости не хватило - чтобы десятилетия спустя именно эти картины вставали в памяти, казались сказкой - той, где всегда любят, где сильный мудрый отец и заботливая, все понимающая мать, игры со сверстниками, а после - кухня, где пахнет выпечкой, и оранжевый огонек ночника в спальне, огонек, подле которого так приятно читать…
И ведь не сказать, что Ренни был всего этого лишен. Но что-то не получилось, как надо… будто глядишь на картину, и знаешь - перед тобой только копия, ученическое подражание работе мастера. А может, семья отчаянно нужна только тем, кому иначе не получить поддержки. Нужна в детстве, когда сам мал, хрупок и некому защитить от мира, показать мир. Нужна в старости - когда больше ничего за спиной не оставил, кроме собственного потомства - хоть так продлить свои дни на земле посмертно. Или - чтобы не так одиноко было.
А если - есть силы, цель, и нет одиночества?
Получается, семья никогда не была необходима Ренни, Ренато Станка.
Ни там, ни здесь.
А Марку была нужна, кажется…
В доме ничего не менялось. Вокруг - менялось, и лишь Ренато замечал отличия. То одно, то другое произнесенное имя вызывало удивление окружающих - кто это? Но к чудачествам старика привыкли уже. А он почти не задумывался - кого ему будет не хватать на самом деле?
Денизы, пожалуй. Жаль, если она однажды исчезнет.
Но пока служанка была на своем месте, добрая, хлопотливая и ненадоедливая. Даже убираться умела так, чтобы не мелькать перед глазами - напротив, приятно было смотреть на Денизу.
- А Микаэла чудная все же! - смех создал сетку морщинок на лице женщины, и это ее не портило, напротив - придавало особо уютный вид. - Вчера щипаного котенка подобрала на улице. Говорят, хотела сюда притащить - мол, кошка хороша в непогоду, и тоску разгоняет. Отговорили родители, так что котенок у нее живет. Представляете, такой подарочек в новый год? Притащила бы вам корзинку под дверь… с ленточкой! - она прыснула. Потом сказала уже сочувственно: - А зверушка-то - кожа да кости!
- Ничего, Микаэла откормит, - Ренато представил внучку - сама-то едва не светится, настолько тонкая, и звенит - и на руках мурчит не менее звонкий котенок. - Мне незачем, а ей в самый раз…
Родные отмечали - в последние пару недель старик выглядит на удивление хорошо. Небось, уже надписи придумывали на камень, с беззлобной усмешкой думал Ренато. Придется обождать…
Мысли о смерти больше не посещали. Разве что думал порой - вдруг возвращения в детство - это отголоски жизни, ждущей в посмертии? Там будут вместе все, и все потечет, как было когда-то.
Но сам не верил себе - не такой уж чистой была его жизнь, чтобы снова ощутить родительскую заботу, почувствовать гибкость и легкость собственного тела, увидеть перед собой - мир, а не стену кладбища.
Так что мысли Ренато отбросил, и просто наслаждался вновь нахлынувшей юностью.
Но мозг привык работать; когда вскорости радость, подобная той, что испытывает растение на пригреве, отошла на второй план; осознал, что ни разу не вернулся в прошлое после выстрелов в университете. Вспоминать - вспоминал, но чтобы те дни стали реальностью - такого не было ни разу. Разные случались дни, и солнечные, и пасмурные, и не только погода была тому причиной. Но уголок на центральном кладбище Лейвере оставался никем не тронутым, там мирно росла трава или падал снег, прикрывая пустую землю.
* * *
Через стену доносились очереди барабанов и тоскливые запилы электрогитары. Марк в очередной раз слушал какую-то муть, хотя музыку не слишком любил. Но иногда включал на полную громкость, будто желая докричаться до небес и выложить им все, что думает… не голосом, так хоть опосредованно.
Заканчивалось это всегда одинаково - мать со страдальческой складкой между бровей долго стучалась в комнату, потом Марк наконец слышал ее - и соглашался выключить вопли, по ошибке называемые музыкой. Потом ходил мрачнее тучи, а мать украдкой потирала виски - терпела до последнего, и головная боль долго еще давала о себе знать.
Мать было жаль. Она много трудилась, еще больше нервничала, особенно понапрасну. Красота ее напоминала карточный домик - дунь, и развалится, любая болезнь - и все, глаза никогда не засияют, как сияли когда-то. Отец больше чем когда либо казался "вещью в себе", он-то выглядел безупречно, по крайней мере, на взгляд ребенка…
А Марк всегда оказывался разным - то едва-едва подростком, то юношей.
Теперь, когда Ренни позволил себе помнить все до мельчайших подробностей, встречаться с Марком оказалось почти непереносимо - тоскливо, больно и страшно. Ренато видел могилу брата, слышал проклятия в его адрес - но пока еще ничего не случилось, и Марк был, как всегда, сумрачный, резкий, такой предсказуемый.
С памятью взрослого Ренни понимал, что за упаковку нашел в его комнате однажды - легкий наркотик, позволяющий оставить все трудности за бортом.
Пока легкий, не ведущий к неизлечимым последствиям… и тяжелый бы не успел.
Поначалу не задумывался, каковы его отношения с прошлым. Потом привычка к анализу заставила присмотреться - Ренни чувствовал себя совершенно свободным, он волен был встать и пойти, куда хотел, тело не требовало каких-то заранее предначертанных движений. Может быть, он хотел именно того, чего и многие десятилетия назад?
Проверить не получалось.
Проходили дни - Ренато ждал. И школьник Ренни, белокожий, белоголовый, ждал: будто кот у мышиной норы, подкарауливал события.
Проходили дни, за каждый день юности платили другие - переставали быть. Но размеренный быт старика оставался неизменным, чудовище, летавшее кругом и пожиравшее саму память о людях не трогало пока самых близких Ренато.
Чудовище, состоящее из пасти и глаз - следить и выхватывать жертву из толпы, так, чтобы никто не заметил…
Ненавязчивый вальс рассеивался в коридоре, сочась из кухни: мать слушала радио. На крыльцо, где Ренни устроился, музыка почти не доносилась.
Перед мальчиком лежала коллекция самых разных жуков - Ренни помнил, как все лето собирал ее по заданию учителя. Не похожие один на другого, наколотые на иглы, они казались не мертвыми, но искусственными. То черные, узкие, с длинными изогнутыми усами, то зеленоватые нарядные бронзовки, тяжеловесные даже в полете, то блеклые, смахивающие на пожухлый лист… Возиться с жуками было не слишком приятно, однако и не отвратительно - Ренни создавал коллекцию, словно собирал головоломку.
В той, прежней реальности, Ренни сдал работу учителю и получил за нее "отлично". Сейчас перед ним был шанс проверить, способен ли он сам изменить прошлое, или является не более чем персонажем фильма, запущенного невесть кем и невесть когда.