- А ты не хотел сюда ехать, - проворчал Саша, и, вспомнив о камере, поспешил заснять деда у старой сосны - огромной, с неохватным стволом. Дед рядом с ней был маленький, улыбающийся, и - Саше вдруг показалось, что он весь светлый. Такой светлый, точно это уже и не дед. А - душа одна… Вот и светится так, что страшно. Он почему-то так испугался, что перестал снимать. Дед посмотрел на него с удивлением, хотел спросить, что случилось - но, как казалось Саше теперь, сам это понял и промолчал. Только в глазах мелькнуло и погасло это знание - что он скоро уйдет.
Тогда Саша еще не понимал, что происходит - просто почему-то кольнуло в сердце предчувствие неминуемой грядущей разлуки. Но он не хотел в это верить - в тот момент ему казалось, что все изменится, откуда может появиться темнота в светлый день? В такой светлый, в такой радостный день?
Они шли по лесу, разговаривали, дед впервые за эти годы рассказывал ему о своем детстве, каждый рассказ начиная со слов: "Когда я был мальчиком", - и по мечтательной и счастливой улыбке его Саша догадывался, что - тогда дед был счастлив. Тогда дед еще не знал, что в этом мире много странного, непонятного и страшного. Тогда он был - Сашей.
Они прошли уже большую часть пути, немного устали и решили передохнуть возле руин монастыря - тем более что Саша взял с собой этюдник.
- Вот, сейчас ты увидишь его, - сказал он деду со счастливым вздохом - наконец он покажет ему это чудо, то, что волновало его и - что до этого момента дед видел только в его, Сашином, воплощении. Когда он обернулся, он замер.
Дед стоял, слегка склонив голову. Он не смотрел на эти руины - он словно был частью их. Это было так странно и фантастично, что Саша снова схватился за камеру - он должен был это запечатлеть… Человек, стоящий рядом с руинами. Часть их. Часть - вечности…
Он поднял камеру - но ему вдруг показалось, что так нельзя, это - как святотатство, что сейчас с дедом происходит что-то важное, незримое для него и - непонятное ему. Он подошел ближе - дед шептал, Саша прислушался, пытаясь расслышать слова. Дед читал стихи Теннисона.
- "И кто я, в сущности, такой?.. Ребенок, плачущий впотьмах…"
- Дед, - позвал он.
Тот стоял, словно не слыша его, погруженный в свои мысли. Саша дотронулся до его руки, снова спросил:
- Ты что? Что с тобой, дед?
Он словно очнулся, едва улыбнувшись, посмотрел на Сашу, проговорил:
- Какое странное место… "Здесь прошелся загадки таинственный ноготь…" И - не могу отделаться от ощущения, что это - наша с тобой загадка, Саша. Она связана с нами. Странно, почему мне вспомнился Теннисон? Я ведь уже давно не читал его стихотворений, но сейчас…
And Arthur said,
Man's word is God in man:
Let chance what will, I trust thee to the death…
- Тут мысли появляются в самом деле странные, - сказал Саша.
От последних слов деда почему-то по спине его пробежал холодок. "Слово человека есть Бог в его душе, - говорит король Артур присягнувшему ему молодому рыцарю. - Что бы ни случилось, верю тебе отныне и до смерти". Слова в душе деда были грустные, напоенные смертью, а сам он - не был ли сейчас этим молодым рыцарем?
"Лучше бы мы сюда не приходили, - подумал он. - В лесу было хорошо. А тут…"
Первый раз Саша чувствовал отчуждение этого места, и это было странно - сейчас тут было темно, как будто солнце не хотело быть здесь, и сам монастырь был враждебен, мрачен, и - смотрел на них, гостей непрошеных, исподлобья.
- Знаешь, самое страшное - что очень редко человека хоронят там, где он этого хочет, - задумчиво сказал дед. - Я бы хотел быть похоронен здесь. А это невозможно.
- Дед, что у тебя за мысли?
- Человеку в моем возрасте уже пристало думать о смерти, - сказал он. - А тут… - Он вздохнул и прошептал: - "What matter? Out of cavern comes a voice, And all it knows is that one word "Rejoice!.."" Да, а я уже почти забыл, что знал английский, как русский, и Теннисон, Йейтс, Вордсворт, Эллиот - были мне родными, как братья, и я понимал их когда-то, понимал… Теперь же - я понимаю их, но мне страшно от этого. Ну и что? Из склепа доносится голос, и он повторяет одно слово: "Радуйся!" Помнишь, я читал тебе это стихотворение Йейтса - "Круги"?
Саша промолчал. Ему хотелось сейчас уйти, увести деда, говорить о другом - и в то же время он понимал, что деду очень важно находиться здесь, и - говорить, говорить, говорить с ним, Сашей - именно об этом…
Они пробродили в этих развалинах почти до самого вечера, ему казалось, что дед стал какой-то странный, притихший, усталый и - счастливый. Словно он привел деда туда, куда нужно. Дед иногда останавливался, замирал, подолгу смотрел вверх - туда, где сквозь обезглавленную макушку церкви смотрело на них небо, и Саше казалось, что он, дед, сейчас просит прощения за что-то или - за кого-то…
К домику дяди Миши они добрались лишь вечером, когда солнце почти скрылось, стало совсем прохладно.
Саша немного боялся - как они найдут общий язык, но - напрасно…
Когда они подходили к дому, он услышал удары топора и - пение. Невольно улыбнулся - как всегда, дядя Миша занимался делами с непременным вокально-молитвенным сопровождением.
…Помоги мне, Боже,
Дай мне крепость сил,
Чтоб спои я страсти в сердце погасил.
Помоги мне, Боже! Щедрою рукой,
Ниспошли терпенье, радость и покой.
Грешник я великий на земном пути…
Господи, помилуй, Господи, прости…
Когда он увидел их, он так радостно улыбнулся, что у Саши потеплело на сердце, и ему показалось, что все тени, все страхи сейчас - отступили.
- Это хорошо, что успели, - сказал дядя Миша. - Я уж боялся, что придется чаи гонять в одиночестве…
Он внимательно посмотрел на деда - Саше показалось, что на одно мгновение лицо дяди Миши омрачилось, но это было одно мгновение, вот он уже улыбался широко и приветливо снова, обнимал Сашу и пожимал руку деду. Саша заснял эту встречу на камеру, потом они долго болтали, пили чай, и дед, кажется, совершенно успокоился, проникся теплой атмосферой лесной избушки, а потом, уже совсем поздно, они смотрели на звезды, и дед тихо сказал:
- В городе не увидишь такого неба…
- Небо не город, а люди от себя отодвигают, - возразил дядя Миша. - Только им кажется, что оно далеко-то, никуда оно не денется, некуда ему от нас, и нам от него - некуда…
Так бы и сидеть, слушать их разговоры, думал Саша, но глаза его слипались, он чуть не заснул и был изгнан из этого рая…
А они разговаривали еще долго - Саша слышал их голоса, не разбирая слов, потому что они говорили очень тихо, и ему захотелось молиться, и он удивился тому, что в этом доме всегда почему-то этого хочется, а дома он забывает, и так он заснул.
Утром его разбудил голос дяди Миши, тот вопрошал под его окном: "Кто Бог велий, яко Бог наш, - а потом тихонечко сообщал: - Ты еси Бог творяй чудеса". И Саша не выдержал, вскочил с кровати - впрочем, в окошко уже светило солнце, а дядя Миша готовил завтрак.
- А где дед? - спросил Саша.
- Пусть поспит, - сказал дядя Миша. - С завтраком мы без него управимся, да и мне с тобой поговорить надобно…
Он вздохнул. Посмотрел в окно, потом на Сашу долго, пристально.
- Как ты думаешь, что есть смерть? - спросил он. - Смерть - это просто дверь, через которую мы проходим в вечность. Вот что такое смерть. И через эту дверь все мы пройдем. Это единственное, в чем мы можем быть уверены. А с нас довольно одного - быть к ней готовыми. Тогда в день Страшного суда мы окажемся по правую руку Господа нашего Иисуса Христа. Там все мы встретимся и будем наслаждаться благами рая. Сюда мы пришли не навсегда, а для того, чтобы, пройдя через все испытания, уйти в вечную жизнь.
- Зачем вы все это мне говорите? - спросил Саша, чувствуя, как темнеет в глазах и так мучительно становится на душе, так она - болит…
- Твой дед, Саша, болен. Очень болен. Говорить тебе этого он не хочет. Он знает, что ты расстроишься. Он боится оставить тебя одного. И - если он до сих пор боролся с болезнью, сопротивлялся ей, то - ради тебя. Теперь его силы на исходе… Ты должен ему помочь так же, как он помогал все это время тебе. От нас с тобой зависит очень многое сейчас. И… не печалься о том, чему суждено случиться. Многие не хотят этого осознавать и говорят: "Здесь - и ад, и рай". Но это не так. И те, кто так говорит, сами это знают и в глубине души не верят в то, что говорят. Однако, когда они встретятся лицом к лицу со смертью, кто спасет их? Разве ты не слышал, что те, которые считают себя неверующими, при первой же опасности призывают на помощь Господа? Разве мы не слышим их крик: "Боже мой! Матерь Божия!"? И не взывают ли они к какому-нибудь святому, которого считают своим заступником? А зачем я тебе это говорю… Чтобы ты подготовился к неизбежному. Чтобы боль твоя не выплеснулась из тебя, лишив твоего деда такой необходимой ему сейчас помощи и поддержки. Чтобы ты… отпустил его.
Саша не мог смотреть ему в глаза. Он хотел закричать. Ударить его. Это ведь - неправда. Этого просто быть не может… Как он не понимает, что этого никогда не должно случиться?
- Нет, - прошептал он. - Нет…
Дядя Миша молчал. Он знал, что пока Саша не может принять этого.
- Он… Он же здоров! Он всегда был здоров!
- Он уже давно болен, Саша. Рак.
В самом этом слове таилась угроза, разрушение, не только жизни деда - и его, Сашиной, тоже… Обрыв. Край пропасти.