* * *
- Босфорский грипп - глупое название, даже вредное. Писаки постарались, щелкопёры! В действительности, болезнь не имеет ничего общего с респираторными вирусными инфекциями. Собственно говоря, пока что у неё есть только один ярко выраженный симптом - высокая температура, которая держится на протяжении нескольких дней, у первых заболевших - уже неделю. Её не удаётся сбивать традиционными жаропонижающими - это факт. Нам, медикам, это, впрочем, на руку. Определить, кто болен, а кто - нет, - довольно легко.
Павел и Елена слушали импровизированную лекцию профессора Струве. Управдом даже согласился на чашку крепкого кофе. Доктор чуть поднялся в глазах Павла, когда проявил понимание ситуации: позволил бывшим супругам вдоволь наговориться между собой, потом отвёл их обоих в маленькую комнатку на периферии карантинной зоны. Совершенно заурядный чиновничий стол и офисные стулья - и никаких людей в скафандрах и масках. Это слегка успокоило Павла. Но ещё больше он успокоился, когда Струве клятвенно пообещал: Татьянку никто не поместит в карантинный бокс.
- У вашей дочери - лёгкая температура, - мягко, масляно, вещал Струве, - Думаю, это всего лишь обычная простуда.
- Я же вам говорила: она вчера мороженого переела - да ещё весь вечер из бассейна не вылезала, - всхлипнула Еленка, - Я сперва хотела запретить, вытащить, а потом подумала: напоследок ведь, последний день перед отлётом - пусть порадуется.
- Нисколько не сомневаюсь, что в этом всё дело, - доктор прижал обе руки к сердцу, демонстрируя искренность, - Да и температура у неё - тридцать семь и четыре. У больных Босфорским гриппом она стабильно держится в зоне от 39 до 40 градусов. Но поймите - у нас протокол, правила. Вам нужно подождать всего-то час-другой.
- Зачем? - Павел напрягся, - Вы собираетесь пичкать нашу дочь жаропонижающими? Проверять, упадёт ли температура?
- Увы, - Развёл руками Струве, - Это всё, чем мы можем вам помочь. Или вы готовы согласиться на то, чтобы она оставалась в карантине, пока её простуда не пройдёт сама собой?
- Мерзость какая, - передёрнулся Павел, - Не думаю, что вы вообще вправе так поступать. - Впрочем, управдом возражал не сильно; он полагал, что Струве, в принципе, прав: выудить Татьянку из карантина было важнее всего!
- Отдохните, - не вдаваясь в спор, проговорил Струве, - Вас тут никто не побеспокоит. Как только появятся новости - я сообщу.
С этими словами доктор скрылся за дверью. Павел подумал было, что Струве запер дверь, но, ухватившись за ручку, легко её повернул и воровато выглянул в щель. Похоже, ловушки не было. Еленка дёрнулась на стуле, заволновалась:
- Паша, ты куда?
Павел вернулся и решил ждать.
Они с Еленкой начали болтать о всяких пустяках, словно бы прячась за разговором от беды. Еленка сперва рассказывала о турецком ничегонеделании, о шёлковом море - так она выразилась, - о праздниках живота, которые устраивал гостиничный ресторан. Потом поговорили об успехах Татьянки в школе - четвёртый класс, как-никак, - стоило ли увозить девчонку на две недели на курорт, когда у неё с математикой нелады? Павел с удивлением обнаружил, что Еленка - оправдывается: мол, отпуск ей летом не давали, вот и пришлось отгуливать осенью. А Таньку давно обещала на море отвезти, не обманывать же родную дочь. Вообще бывшая жена казалась открытой и не ершистой. Управдом гадал, не было ли в этом и его заслуги, хотя бы ничтожной. Ему бы этого хотелось - он ничуть не страшился себе признаться, что без Еленки до сих пор временами тосковал.
Постепенно темы для болтовни истощились, и Павел решил рассказать об "арийце" в подвале. О том, как тот болтал на Латыни. О мушкете, впрочем, умолчал.
- Из Латыни я мало что помню, - Еленка не слишком заинтересовалась рассказом. - Я же всего-навсего флорист.
- Откуда флорист вообще знает Латынь? - Павел испугался, как бы вопрос не прозвучал слегка высокомерно, но Еленка, похоже, ничего такого не услышала.
- А ты уже забыл, что я до встречи с тобой полтора года на библиотекаря училась, - она грустно усмехнулась. - А я вот всю твою биографию помню, всё о тебе знаю, если ты мне, конечно, ни в чём не соврал.
- Ну извини, - управдом покраснел.
- Да ничего, - отмахнулась Еленка. - А из Латыни я помню только "Перпетум мобиле" и "Мементо море". Ах да, ещё вот такое было, на стих похоже: "Контра вим мортис нон эст медикамен ин хортис".
Управдом замер, как громом поражённый. Он заставлял себя думать, что ошибка возможна, но, в глубине души, был глубоко уверен: именно эту фразу произносил - раз за разом - "ариец" в подвале.
- Что это значит? - Павел постарался скрыть волнение. Он и сам не ожидал, что утреннее происшествие будет значить для него так много. Вот он сидит в какой-то служебке в Домодедово, по-настоящему, всерьёз, тревожится за дочь - хоть и надеется на лучшее, - но "ариец" выскакивает из тёмного закоулка памяти, как чёртик из табакерки, и тревожит рассудок Павла едва ли не больше, чем Босфорский грипп.
- Что значит? - Еленка наморщила лоб, - Что-то мрачное и торжественное. "Против смерти не найдёшь лекарства в садах", - по-моему так.
Павел молча уставился на Еленку, та - на него. Видимо, во взгляде бывшего супруга она углядела что-то тревожное, потому что вдруг спросила:
- Паша, ты чего?
- Всё в порядке, - управдом шумно сглотнул, - День какой-то дурной.
- Эй, хозяева, тук-тук, - дверь в комнату приоткрылась. Потом в проёме нарисовалась широченная улыбка доктора Струве. Павел никогда бы не поверил, что очкарик умеет так широко улыбаться, если б не увидел этого собственными глазами. - Мы к вам! - И Струве вытолкнул откуда-то из-за спины стремительного воробышка с огромными глазами, растрёпанным хохолком и ослепительно розовым бантом.
- Танька! - взвизгнула радостно Еленка и принялась душить дочь в объятиях. Потом, словно бы одумавшись, подтолкнула её к Павлу. Для того это стало неожиданностью: он прижал дочь к себе как-то неловко, неуклюже. Татьянка с любопытством посмотрела на отца снизу вверх.
- Папа, вы с мамой подружились, что ли, пока я болела?
В мудрости Таньке трудно было отказать. При этом она сумела смутить не только Павла и Елену, но и доктора Струве - тот, вероятно, ощущал себя героем чужого романа.
- Как я и обещал, всё выяснилось, - Струве зачастил с объяснениями, - Ваша дочь не вполне здорова. У неё начинается ангина. Советую впредь не злоупотреблять мороженым. Сладкоежкам часто приходится пить горькое лекарство. Но это, слава Богу, уже не по нашей части. Я отпускаю вас домой. Вот моя визитка. - Медик протянул управдому прямоугольник тонкого картона, - Там телефоны - и служебный, и мобильный - я сверху его карандашом дописал. Удачи!
- Доктор! - Павла вдруг обуяло любопытство, - Я видел там, за ширмой, других людей. Как я понимаю, они тоже ждут вашего вердикта по поводу кого-то из близких. Всем ли повезло так, как нам? В самолёте были люди с настоящим Босфорским гриппом?
- Не могу вам сказать, - весёлость Струве улетучилась, он словно бы обмяк. - Закрытая информация. Следите за новостями. Мы сотрудничаем с прессой, всё важное непременно появится в газетах и на телевидении.
Доктор вышел. Не успел управдом обдумать, как они втроём, с Еленкой и Татьянкой, доберутся отсюда до автостоянки, - в дверь вломился без стука толстозадый провожатый - тот самый, который довёл Павла до карантинной зоны, - и, с крайне недовольным видом, предложил следовать за ним. Через двадцать минут управдом выруливал на Каширское шоссе. Татьянка покашливала и вообще выглядела не ахти, потому Павел спешил. На сей раз он благополучно избежал дорожных пробок и довольно быстро добрался до Марьино, где Еленка жила со своими родителями.
- Я тебе позвоню, - бывшая супруга чмокнула Павла в щёку. Чуть задумалась, потом добавила, - Ты сегодня был очень мне нужен, и ты не опоздал - нисколько не опоздал. Спасибо.
Девчонки скрылись в подъезде, а управдом, усталый, но окрылённый, отправился домой.