- И как тут охота? - спросил я.
Мой вопрос, кажется, немало повеселил его.
- Лучше не бывает, - последовал ответ, - дичи хоть отбавляй, к бабке не ходи, вот только никому, кроме юного Джима Кордера, она не нужна! - Он подмигнул трактирщику.
Хозяин глухо заворчал, и гость, как видно, признал в этом смех, потому что и сам расхохотался - дико и не очень приятно. Я пришел к выводу, что "юный Джим Кордер" - неистощимый источник местных шуток.
- Кажется, вы зайца с куропаткой не перепутаете, - произнес я, - так что поверю вам на слово.
Сказанное заставило хозяина вновь издать грудной рык, а мой новый знакомец, егерь, и вовсе зашелся в порыве диковатого хохота.
- Вот что я вам поведаю, сэр, - вскоре проговорил он, - эти птахи признают меня за отца родного, точно-точно. Я с ними поутру здоровкаюсь, а они давай мне кланяться, уж поверьте.
Смех утих, и я почувствовал, что пришла пора расспрашивать.
- Сдается мне, - начал я, - что нынче охотников здесь по пальцам сосчитать?
Оба мои собеседника помрачнели.
- Точно так, сэр, точно, - подтвердил егерь. - Он тут не ошибся, да, Мартин?
Мартин, трактирщик, что-то проворчал в ответ. Я догадался, что гость у него в немилости.
- Край наш, - продолжил егерь, широко махнув рукой куда-то в сторону, - гиблое место. Гиблое, точно, Мартин?
Мартин забурчал, а егерь украдкой бросил на него взгляд.
- Как сэр Бернем богу душу отдал, все пошло наперекосяк. Точно-точно, сэр. Все словно подменили. Зима аль
лето, всякий день затишье. В Парке безлюдье, не тот он ныне, что прежде, а, Мартин?
Мартин снизошел до разговора, вынул изо рта трубку и выразил согласие:
- Точно так, Хокинс.
Минуту или две все молчали. Хокинс с Мартином как будто погрузились в размышления об упадке Аппер-Кросслиз, и я никак не мог отделаться от ощущения, что в глубине души Хокинс рад этому.
- Леди Каверли, конечно, по-прежнему живет в Парке? - спросил я.
- Угу. - Хокинс кивнул. - Меня не выгнала, меня да женку мою, да, не выгнала, ибо она самая что ни на есть леди. Но все поменялось, покатилось кубарем. Точно, Мартин? - спросил он, хитро глянув на невозмутимого трактирщика.
- Точно так, - поддакнул тот.
- Лучшую часть дома заколотили, - сообщил Хокинс.
- Лошадей нету, карет нету, никого нету, только мы с моею старухой.
- Но должны же быть еще слуги, - вставил я.
- Дык моя старуха! - торжественно возгласил Хокинс.
- Я так и говорю!
- Иными словами, леди Каверли живет одна в поместье только, э-э, с миссис Хокинс?
На мой вопрос ответил трактирщик Мартин:
- Все наперекосяк, - заметил он и опять отправил в рот трубку, которую вынимал лишь ради меня.
- Да тебе и половины не ведомо, - заявил Хокинс. - Вот чем я, к примеру, занимаюсь? Вот ответь-ка, чем?
Произнеся это, он многозначительно посмотрел в глаза трактирщику и умолк. Даже то, что он принял мое предложение вновь наполнить его кружку, не привело к последующим откровениям. Мне вкратце сообщили, каков будет урожай зерна и фруктов, но недавний обмен взглядами между трактирщиком и Хокинсом казался молчаливой договоренностью о том, что разговор о Фрайарз-Парке и так зашел слишком далеко.
Дело было действительно темное, и, естественно, не могло не возбудить мое любопытство. Деревушка и без того, даже в сиянии летнего вечера, представлялась местом уединенным, но теперь это проявилось в полную силу. Сидя в тишине небольшого зала, я припомнил, что старинные дома справа и слева от "Эбби-Инн", по всем признакам, были заброшены, а малое количество посетителей в трактире наверняка объяснялось не качеством эля - как раз он был превосходным. Население Аппер-Кросслиз словно выкосило какой-то напастью. Все представлялось весьма интересным.
Размышляя о происходящем и время от времени вставляя словечко в чисто механический и очень отрывочный разговор, продолжающийся между хозяином и Хокинсом, я смотрел то на одного, то на другого и все больше убеждался, что они на ножах. Я сидел в сторонке, и вошедший в питейный зал мог заметить меня, только оказавшись у стойки; иначе я бы никогда не стал свидетелем одного необычного происшествия.
В натужной беседе возникла пауза, и я услышал звук шагов по мощеной дорожке, ведущей к трактиру. Хокинс с хозяином быстро переглянулись и, к моему удивлению, вопросительно уставились на меня. Но не успел я не то что вымолвить слово, но даже догадаться, что таится за этой подспудной тревогой, как вошел молодой человек, и его походка и одежда мгновенно заинтриговали меня.
Итак, он был облачен в карикатурно "модную" пиджачную пару, а на обильно сдобренных бриллиантином темных волосах красовалась лихо заломленная соломенная шляпа. При нем были перчатки и ротанговая тросточка, и держался он хватом. Крепко скроенный и мускулистый, он был не лишен того, что обычно зовется грубоватой привлекательностью, однако его главной отличительной чертой являлась хирургическая повязка вокруг шеи вместо воротничка, причем лицо представляло собой настоящую мозаику из липкого пластыря!
- Добрый вечер, Мартин… Добрый вечер, Хокинс, - свысока бросил он и, подойдя к стойке, распорядился:
- Как обычно, Мартин.
Трактирщик с полунасмешливой почтительностью принялся исполнять заказ; Хокинс смотрел в мою сторону, чувствуя себя не в своей тарелке, что удивило новоприбывшего и заставило заметить мое присутствие. Он резко развернулся ко мне, и я увидел, что его кожа - там, где лицо не закрывали кусочки пластыря, - заполыхала. Сверкнув карими глазами, он закричал, гневно махнув рукой трактирщику:
- Мартин! Мартин, будь ты проклят! Тут чужак! Какого черта ты меня не предупредил?
- Простите, мистер Эдвард, - проговорил трактирщик, ставя стакан виски перед взбудораженным посетителем. - Не успел.
- Врешь! - несколько неподобающе для такого пустякового недоразумения бушевал и ярился тот. - Нагло врешь! Хочешь, чтоб надо мной вся округа потешалась!
Подняв только что наполненный стакан, он швырнул его на присыпанный песком пол; стакан разлетелся вдребезги. Затем, схватив шляпу и прикрыв ею, как щитом, свое изувеченное лицо, он выскочил из зала.
- Катитесь вы все к чертям! - крикнул он нам с порога.
Я слышал, как он быстро зашагал прочь. Он свернул за угол, и шаги смолкли. Я поглядел на Хокинса. Егерь уставился в кружку, медленно вращая ее, будто перемешивал содержимое. Мартин, выйдя из-за стойки, флегматично смел осколки стакана в совок. Я вдруг понял, что эти простые деревенские жители приняли нервную вспышку близко к сердцу и печалятся, как родители, чей отпрыск опозорил себя. Но я, разумеется, не был готов поддержать возникший заговор молчания: репортер во мне требовал объяснений.
- Странный юноша, - кинул я пробный камень. - Кажется, очень ранимый?
- Ранимый? - повторил Хокинс, сразу подняв взгляд. - Видал я, как он взял Тома Пайка одной рукой за шкирку, а другой за штаны да запихал в лошадиную поилку, а тот всего только спросил, где он одежу шьет, точно-точно.
- Местный Карпантье, полагаю?
- Ну, спуску никому не дает, - сказал Мартин и, глянув на меня, вернулся за стойку.
- Вижу, он тяжело переживает из-за своего нынешнего увечья. Ошибусь ли я, если предположу, что недавно он запутался в колючей проволоке?
К моему откровенному разочарованию, Мартин лишь порычал что-то в ответ и мрачно покачал головой; Хокинс, как зеркало, повторил его неопределенное покачивание.
- Он сильно покалечился? - не сдавался я.
- Одна царапина глубокая, - ответил Хокинс и бросил извиняющийся взгляд на трактирщика. Неприятный инцидент, казалось, сблизил их. - Та, что на шее. Но он-то над своей внешностью трясется, да, Мартин?
- Точно, - согласился Мартин.
Я взял быка за рога. Я никогда не упускал шансов такого рода, и не столь важно, насколько значимым мог показаться тот или иной эпизод: я не раз убеждался, что именно случайные находки зачастую приводят к искомой сути, к настоящей новости.
- Так выпьем, джентльмены, - сказал я, - скоро ночь, но до десяти есть время пропустить стаканчик виски.
Мои усилия увенчались успехом, потому что, пока Мартин едва ли не с готовностью разливал напиток, у Хокинса развязался язык.
- То был молодой мистер Эдвард Хайнс, сэр, - поведал он торжественным шепотом. - Его отец самый богатый фермер в наших краях, а молодой мистер Эдвард знатный бабник, точно-точно. Уж поверьте, и того не скрывает. Как сюда наведается, тут же выложит, за кем ухлестывает. И горе той, кто ему поддастся. Хорошо хоть моя дочурка в Лондоне, пока этот мистер Эдвард тут толчется, правда-правда.
Трактирщик поставил стаканы на стойку, и Хокинс умолк.
- Ваше здоровье! - сказал я. Потом добавил:
- Так что там наш покалеченный юный друг?
- Да уж, - продолжил Хокинс, - как-то это все смешно, да, Мартин?
Трактирщик зарычал.
- Мистер Эдвард зашел сюда недели три назад, весь из себя такой важный. Сказал, что у него свидание с лондонской дамой, вроде бы та из самого Западного Уингема с ним повидаться приехала. Правда, Мартин?
Мартин подтвердил.
- Он с ней и повидался, - заявил Хокинс, изображая наивного школьника. - И еще через четыре дня повидался. Она ему подарочек сделала - на долгую память. Он нам показал. А после он ее и в третий раз повидал, и…
Хокинс замолк и посмотрел на трактирщика, будто безмолвно просил помочь все мне разъяснить про то третье свидание с загадочной "лондонской дамой".
- Продолжай, расскажи ему, - произнес Мартин. - Он здесь остановился; вроде парень неплохой.