- Чего… формация? - спросил колдун Ефим, поскребывая ладонью небритый подбородок.
- Ну, это… Надо вот из меня такого, - и папа приложил ладонь к своей макушке, - сделать вот такого, - и он поднял ладонь вверх, показывая, каким бы ему хотелось стать, и даже при этом ещё привстал на цыпочки. А потом, спохватившись, достал из кармана фотографию взрослого себя.
- Ну, не знаю, - протянул Ефим, теперь почёсывая под застиранной майкой свой тощий живот. - Вообще-то, я с детьми не работаю…
- Очень надо, - сказал папа. - Помогите, пожалуйста.
- А деньги есть? - спросил Ефим, перестав чесаться.
- Конечно-конечно, - заторопился папа, - мы без денег и не пришли бы к вам…
- Пять тысяч, - сказал колдун Ефим.
- Что так много-то? - встрял тут я. - А вдруг не поможет?
- А не поможет, - сказал Ефим, глядя на нас недобро, - повторим. Стойте здесь, сейчас оденусь, и пойдём.
- Куда пойдём? - спросили мы.
- Ну, так это, оземь ударяться. На природе же все оземь ударяются. Где ты в квартире эту оземь-то найдёшь? Деньги давай, - потребовал он, - а то передумаете ещё…
- Только аванс! - возмущённо пискнул папа. - Остальное - по результату! - И протянул колдуну тысячу рублей.
- Обманете, икоту напущу, - пригрозил Ефим. - И ещё ветрянку!
- Мы ветрянкой уже болели, второй раз не прилипнет, - сказал папа, который болел ветрянкой со мной за компанию, когда мне было девять лет, а ему - тридцать шесть.
Мне-то хоть бы что, только зелёнкой измазали, да и всё. А вот на папу было жалко смотреть - он лежал на диване с температурой 37,8 и всё время пытался почесаться, так что приходилось даже иногда бить его по рукам. А мама ещё посмеивалась над нами, называя "зелёно-пятнистыми гепардами".
Через пять минут Ефим вышел из квартиры в тех же майке и трикошках. Только теперь трикошки были заправлены в застиранные чёрные носки, на ногах Ефима были резиновые шлёпанцы, на голове бейсболка с надписью "Old school", а на плечах - коричневый пиджак. В руке он держал рыжую плетёную авоську, в которой лежал гранёный стакан.
- Через жидкость производить будем, - пояснил Ефим. - Самый надёжный способ.
- Куда мы идём? - спросил папа. - А это не опасно?
Папа, наверное, вспомнил свои же наставления о том, что нельзя разговаривать с незнакомыми людьми, а уж тем более приходить к ним домой, а затем отправляться с ними на природу ударяться оземь.
Мне тоже стало как-то не по себе. Во-первых, колдун выглядел совсем не по-колдунски. Я бы ещё поверил, если бы у него была борода седая лопатой, как у Льва Толстого. Клюка, допустим, деревянная. Одеяние какое-нибудь чёрное. Во-вторых, действительно, зачем идти куда-то?
Тут вокруг дома оземи этой сколько хочешь. И в-третьих, что-то не верю я в эту магическую затею. Хотя если вспомнить, с чего всё началось… Папа произнёс считалку "Эне, бене, раба, квинтер, финтер, жаба" и - мы даже не заметили как - стал одиннадцатилетним мальчиком. Даже бдительная Склочнева со своего балкона не разглядела, как это произошло. Явно что-то в этой "жабе-рабе" есть потустороннее, но я её со вчерашнего дня уже раз сто произнёс - и тихонько, шёпотом, и про себя, и даже один раз вслух, когда папа утром в ванной умывался. И ничего со мной не произошло. А с папой почему-то произошло.
Ефим шёл впереди, помахивая авоськой со стаканом. Одна пола его коричневого пиджака явно была оттянута сосудом с жидкостью, через которую он, видимо, собирался "произвести" трансформацию папы в папу.
- Сейчас в трамвай сядем, - сказал Ефим, обернувшись к нам, - в лес поедем. Да не бойтесь, пацаны, я ж вас не съем!
Тут папа ещё больше разнервничался:
- Зачем в лес? Какой ещё лес? Ни в какой лес мы не поедем!
Я тоже шёл и думал, зачем идти в лес? Возможно, хотят нас завести куда подальше, деньги отобрать и бросить где-нибудь. И не будет у нас ни денег, ни трансформации, а одно только сплошное заблуждение и разочарование.
- Так в лесу-то, это… - сказал Ефим, - энергетика, сила природная. Чистота, так сказать, и мудрость веков. Тонкие энергии от деревьев передаются. Истину говорю.
- А вот это, смотрите, - показал папа рукой на ближайшую рощу, - это что, не деревья? Тут тонкие энергии не передаются?
- Тут берёзы, тополя, а там - сосны. Хвойные породы - они, это, мощнее. Соображать надо, - и Ефим покрутил пальцем у виска.
- Значит, так, - настаивал папа, - в лес мы не едем. Сейчас прямо вот здесь мы разворачиваемся и уходим. И деньги наши будьте добры вернуть!
- Ну, - вздохнул обречённо колдун в старых трениках, - здесь так здесь…
И мы свернули в рощицу. "Зря, конечно, мы всё это затеяли, - снова подумал я. - Никакой не колдун это, просто пьяница".
- Ты, - ткнул мне пальцем в грудь колдун, - здесь стой. И без комментариев тут! Я сам знаю, что мне делать. А ты, - и он показал пальцем, жёлтым от табака на папу, - вон на то дерево лезь. Но деньги вперёд!
- Зачем на дерево? - спросил папа. Он тоже уже был не рад, что ввязался в эту трансформацию, и руки его теперь дрожали. Папа достал бумажник и вынул оттуда несколько тысячных бумажек.
Однажды мы смотрели с ним фильм про графа Калиостро. "Формула любви" называется, я только сейчас про него вспомнил. Там граф Калиостро тоже проводил опыты по трансформации - превращал по желанию молодого помещика мраморную статую в прекрасную девушку. Статую, правда, в нужный момент подменил своей сообщницей, но так ведь и денег за это не взял. Просто жил себе в усадьбе, пироги трескал и с местным доктором общался.
- Как зачем? - удивился Ефим. - Ты прыгать оттуда будешь, на землю. Ну, ударяться. Залазь туда и сиди, пока я команду не дам. А ты, - снова обратился ко мне колдун, - по сторонам смотри. Как кого подозрительного увидишь, свисти тихонько. А то испортят весь процесс, кто его знает, что из твоего приятеля тогда получится.
Кроме Ефима, подозрительных личностей в округе больше не было. Папа ещё немного посомневался, но на дерево всё-таки полез. Ефим тем временем достал из кармана пиджака бутылку, вынул стакан, протёр его краем майки и налил в него водки.
- Кто как колдует, - пояснил нам Ефим, - а я только через светленькую. Кто-то там с рамочками ходит, со свечечками, а я - только так. Здесь главное что? К ощущениям прислушаться. Если внутри приятные ощущения, то, стало быть, и дело пойдёт. Лезь давай, тюфяк! Чему тебя только в школе учат? - крикнул он, глядя на то, как неумело карабкается папа на ближайшую ветку.
Да уж, папа был совсем не такой ловкий, как человек-паук. Он подпрыгнул, повис на руках и стал смешно закидывать ногу на ветку. Подтянуться у него не получалось, оно и понятно почему. Он даже со мной в футбол не играл, а уж когда последний раз в спортзале был, это и не вспомнить.
- Вот, - говорил он мне, - Мишка, давно пора начинать новую жизнь! А то спина гудит, суставы трещат, шею ломит. А всё сидячий образ жизни! Будешь целыми днями за компьютером сидеть, тоже развалиной станешь!
- Эй, - крикнул Ефим, - долго ты там болтаться будешь?
Вспотевший и красный, взлохмаченный папа наконец взобрался на ветку, которая была всего в полутора метрах от земли. Он лёг на неё животом и обхватил толстый сук руками и ногами.
- Да ты встань, встань! - прикрикивал колдун. - Как же ты с неё прыгать-то будешь?
Но папа только помотал головой и рук не разжал.
- Хрен с тобой, - сдался Ефим, - виси так. На бок свалишься, да и всех делов. Но только по моей команде. А я тут… помедитирую пока.
Он налил себе водки в стакан, поднёс ко рту и опрокинул его кверху донышком. Капля стекла по его небритому подбородку и уползла куда-то под коричневый лацкан, поближе к застиранной майке. Ничего не было в этом магического, даже противно. Просто я раньше никогда не видел, чтобы вот так вот, целыми стаканами пили водку, не морщась и не закусывая. Случалось, что дедушка Серёжа вместе с папой выпивали по стопочке на какой-нибудь большой праздник. Дедушка зажмуривался, тряс головой и подносил к носу кусочек чёрного хлеба, шумно втягивал воздух, а потом клал на этот кусочек розовый ломтик сала. Ефим же управился с целым стаканом без хлеба и сала, только вытер губы рукавом.
- Ну что, - подал голос папа, который уже немного освоился и смог даже оторвать от ветки голову, - долго мне ещё тут висеть?
- Суета, - сказал важно Ефим, - удел заморышей. Кто понял жизнь, тот не торопится. Не скачи вперёд батьки в пекло. Вались давай со своего тополя!
Папа чуточку помедлил и начал, как в замедленной съёмке, крениться набок.
- Стой! - крикнул я. - Лучше прыгни, чтобы на ноги приземлиться! Ты что, забыл, как в детстве с гаражей прыгал? Да не бойся ты! Тут высоты-то… Гаражи выше, чем ветка эта!
- Да я забыл уже, как это делается. - Губы у папы тряслись, а лицо стало совсем белым.
- Ну ты чего? Соберись давай! Какой пример ты подаёшь сыну! - начал я тоже на него покрикивать.
- Какому ещё сыну? - удивлённо приподнял левую бровь уже захмелевший Ефим.
- Это не ваше дело, уважаемый, - пробормотал с ветки папа.