- Кто "он"? - приставив ладонь к уху, усмехнулся толстяк. - Аллах или Насреддин?
- Тьфу! Луна не успеет дважды стать юной, - злобно ответил тощий, - как твои верблюды снова вступят в пески! Они будут идти по следам моего каравана. И не забудь, о счастливейший из смертных, что, с тех пор как Насреддин поселился в городе, там сменилось уже три судьи. Ты - четвертый.
- И знатные, уважаемые люди ничего не могут поделать с этим бродягой? - Возмущенный толстяк так размахивал своими короткими ручками, что чуть не сбил чалму со своего собеседника. - Безумие сошло на всех вас!
Мулла, который хотел расправиться с Насреддином, - как бы между прочим заметил тощий, - теперь не может выйти на улицу, на базар и даже на минбар! своей мечети - над ним смеется весь город.
- Есть много средств расправиться с неугодным, - хмыкнул толстяк. - Можно его обвинить и в лжеубийстве, и в мошенничестве, и приписать ему ограбление, и разорить налогами.
- О сын мудрости! - воздевая руки к небу, насмешливо сказал тощий. - Но разве найдется в окружности десяти дней верблюжьего пути хоть один бедняк, который будет свидетельствовать против Насреддина? Этого бродягу Насреддина нельзя поймать даже на каком-нибудь мелком проступке, нельзя взыскать с него хотя бы одну монету штрафа! Он любого судью - о, улыбайся, улыбайся, пока еще Насреддин не отучил тебя от улыбок! - обведет вокруг пальца и даже имя аллаха не помянет при этом!
Но толстяк непочтительно расхохотался.
- Мне жаль тебя, - поджав губы, скорбно произнес тощий. - Всего несколько дней назад я разбирал пустяковый спор… Казалось, нет ничего легче этого дела. Но Насреддин опозорил меня.
- Как же это произошло, о мудрейший? - добродушно спросил толстяк.
- Один приезжий два дня жил в караван-сарае. Он съел десяток яиц и две жареных курицы. И перед отъездом сказал хозяину: "Мы рассчитаемся на обратном пути". Прошло три месяца. Путник снова появился в | нашем городе. Хозяин караван-сарая Нурибек, великодушный и честный человек, мой друг, запросил с путника двести монет. Тот возмутился, и мой друг Нурибек, как человек великодушный и честный, объяснил ему так: "Если бы те две курицы, которые ты съел, жили эти три месяца, то они бы уже снесли мне до девяноста яиц. А если бы я положил эти девяносто яиц под наседок, то у меня было бы девяносто новых кур и петухов. Я уже не считаю тех десяти яиц, которые ты съел, - цени мое благородство…"
- Да, Нурибек действительно честный и великодушный человек, - молвил толстый.
- И мой друг, - добавил тощий. - Ты понял, почему даже двести монет - это почти ничто по сравнению с теми убытками, которые понес Нурибек из-за этих двух съеденных куриц?
- Справедливый иск, - кивнул чалмой толстый судья. - Я бы тоже взял сторону твоего друга Нурибека…
- Но путник обратился к Нарреддину. И этот нечестивец взялся защищать его дело.
- Но оно настолько ясно, что тут никакая защита не поможет! - удивился толстяк. - Раз Нурибек твой друг, то…
- Насреддин, - раздраженно перебил тощий, - явился ко мне позже всех. Когда я упрекнул ходжу за опоздание, то он мне ответил: "Я помогал сеять дыни. Мой знакомый был так неопытен, что собрался сеять обычными семенами. Я же наставил его на путь истины: прежде чем семена сеять, их надо сварить. Поэтому я и опоздал - следил, как они варятся…"
- Да он глуп, этот Насреддин! - обрадовался толстяк. - Какой же ишак сеет вареными семенами!
- И я сказал ему то же самое - слово в слово, - грустно вздохнул тощий. - Я даже обратился к собравшимся зевакам, которые хохотали так же громко, как ты, и крикнул: "Слышите? Аллах за грехи лишил ходжу ума! Кто сеет вареными семенами?" Тогда этот проклятый ходжа Насреддин переждал, пока все отсмеются, и спокойно сказал - "А разве жареные куры могут нести яйца? А разве из вареных яиц могут проклюнуться цыплята?"
- Да-а, - промямлил толстый. - Так вот какой Насреддин!.. Но меня он не проведет! Я… да я его…
- Из одних слов не сваришь плов, - мрачно произнес тощий. - Нужны еще рис, баранина, жир, шафран…
- Сам аллах внушил тебе эти слова, - немного успокоившись, сказал толстяк. - Я всегда вожу с собой все, что нужно для плова… Эй, путник! - крикнул судья одному из мужчин, лежащих в тени верблюда. - Подойди сюда!
Подошедший почти ничем не выделялся среди других караванщиков. Только наблюдательный человек обратил бы внимание на хитро поблескивающие глазки и немного длинноватый нос.
Вежливо поклонившись судьям, путник замер в почтительной позе.
Аллах был милостив, - понизив голос, сказал толстый тощему, - и скрестил жизненный путь этого человека с моим… Ты слышал что-нибудь о знаменитом Абдурахмане, великом подслушивателе пресветлого эмира?
- Говорят, Абдурахман этот славился своей хитростью и коварством, но после смерти старого эмира у него случилась какая-то неприятность, и он должен был покинуть дворец…
- Не продолжай! - остановил тощего толстый. - Абдурахман - перед тобой! - И он кивком головы указал на длинноносого.
Тощий даже рот распахнул от изумления.
- Не выдавай своего удивления, о величайший m судей! - молвил Абдурахман тихим голосом. - Никто из каравана не должен догадываться о моем настоящем имени!
- Теперь тs понимаешь, что я могу заварить такой плов, что Насреддин лопнет, отведав лишь щепотку! - самодовольно сказал толстяк тощему. - Если мне нужен лжесвидетель, так вот он - Абдурахман. Если нужно завязать драку, чтобы обвинить кого-нибудь в беспорядках, Абдурахман тут как тут… Мы будем следить за каждым шагом Насреддина, за каждым его словом, и горе этому бродяге-ходже, если он не присмиреет или не уберется куда-нибудь подальше от нас! Что ты скажешь на это, Абд… то есть путник?
- Как будет угодно аллаху, - прогнусавил длинноносый. - Я уже двадцать лет слышу об этом слуге шайтана Насреддине. С ним надо быть очень осторожным. Нужно приглядеться к нему, узнать все его хитрости, его повадки…
- Не продолжай, - сказал толстяк. - Трудно охотиться за дичью, когда не знаешь ее. Расскажи нам, о многоопытнейший из судей, что-нибудь новенькое о Насреддине…
Абдурахман выразительно подмигнул в сторону погонщиков, невозмутимо сидящих в тени верблюдов.
- Они не услышат, - поняв знак, успокоительно сказал тощий.
- Да-да, они ничего не должны слышать, - забеспокоился толстяк. - Ведь Абдурахман случайно пристал к каравану, потом случайно оказалось, что ему с нами по дороге… Если же эти бродяги догадаются, в чем дело…
Толстяк даже глаза закрыл от ужаса.
- Выслушайте снисходительно совет ничтожного слуги вашего, - прикрыв из почтения один глаз, зашептал Абдурахман. - Пусть многомудрый судья громко рассказывает истории о Насреддине, а я буду кричать после каждой: "О великий ходжа Насреддин!", "О защитник нищих и неимущих!"… Вы же - да простит нас аллах! - сердитесь на меня. И пусть эти мошенники слышат, что я противен вам своей любовью к этому бродяге Насреддину, да оближет шакал его кости!..
Толстяк снисходительно поглядел на тощего: вот, мол, какие у меня мудрые помощники.
А тощий, смочив горло глотком воды из бурдюка, откашлялся и сказал:
- Я расскажу вам, как Насреддин отучил правоверных от освященного аллахом обычая делать судье подношения.
- Как? - ужаснулся толстый. - Разве судья не получает подношений? А как же тогда узнавать, кто прав, кто виноват? Воистину ужасно то, что ты говоришь, а я слышу!
- Вот поэтому-то, о сын мудрости, - сказал тощий, - я, как ты видишь, и превратился в кожу да кости.
- Судья, который берет взятки! - завопил вдруг Абдурахман так пронзительно, что все вздрогнули. - Это неслыханное дело! Правильно поступил Насреддин, проучив этого жулика!
Тощий гневно поглядел на шпиона, но тот, подмигивая обоими глазами, продолжал орать:
- Ай-яй, пусть прославится имя Насреддина - защитника справедливости!
- Если ты, сын гиены, еще… - начал было тощий, но жирная ладонь легла на его колено, и толстый прошептал:
- Не шуми! Так надо… Лучше начинай свой рассказ.
Однажды Насреддин принес мне документ, к которому я должен был приложить печать. Дело касалось наследства его друга, портного Мукума, - участка земли. Я даже не стал читать этой бумаги - чем можно поживиться у оборванцев? Бездельник Насреддин несколько раз заходил ко мне, просил, угрожал, но уходил ни с чем. Но вдруг в один прекрасный - будь он проклят аллахом! - день этот мошенник Насреддин приносит мне в дар громадный горшок, тяжелый, как мельничный жернов.
- Чудесно! - пробормотал толстяк. - Горшок - это хорошо. Тяжелый горшок - еще лучше!
- Я заглянул - горшок был полон меда!..
- О, клянусь аллахом, - облизнулся толстый судья, - мед - это втрое хорошо!
- Я немедленно скрепил документ печатью и вручил его Насреддину.
- Справедливо, справедливо, - важно кивнул чалмой толстый.
- Но когда я захотел попробовать мед, то оказалось, что мед был в горшке только сверху, на толщину пальца, а под ним до самого дна - вонючая глина…
- Нужно было немедленно вернуть бродягу!
- Я так и сделал… Насреддина нашли на базаре, вместе с тем самым портным Мукумом, чей документ я заверил. Мой посланец подошел к Насреддину и сказал: "После наложения печати обнаружилась ошибка в документе. Верни его судье, он тотчас же исправит текст". - "Это не в бумаге обнаружили ошибку, - ответил Насреддин, - а в горшке с медом". И рассказал всему базару историю с глиной. Каково было мое положение?