Посвящение
Выступали под Ярославлем.
- А эта миниатюра, - сказал я со сцены, - посвящается диктору Центрального Телевидения Юрию Ковеленову!
Ковеленов вел наш концерт, и игра показалась мне забавной.
И я прочел…
ПРИЛОЖЕНИЕ
ДИКТОР. Внимание! Передаем экстренное сообщение.
(Читает про себя).
Не может быть!
(Достает платок, вытирает пот со лба).
C ума сойти. Вот ужас!
ГОЛОС ЗА КАДРОМ. Читай текст, гадина!
ДИКТОР. Может, не надо, на ночь-то?
Занавес.
Я прочел сценку. В публике рассмеялись. Ковеленов светски улыбнулся.
Дело было в июне 91-го…
Через пару месяцев, ровным поставленным голосом, ни разу не сбившись, он зачитывал из телевизора Заявление ГКЧП.
Это я ему напророчил!
Гибель советской власти
…тем жарким летом накликала моя пятилетняя дочка. Мы стояли на летном поле в аэропорту Минводы, и любознательная грамотейка заинтересовалась надписями на хвостах у всех самолетов: "сэ-сэ-сэ-рэ, сэ-сэ-сэ-рэ…".
- Что это?
- А что, - невинно спросил я, - не нравится?
Дочка пожала плечами:
- Да нет, надоело просто.
Ну и вот, пожалуйста.
"Плохой день…"
Дело было под Ригой, в тихом курортном местечке Пабажи.
Восстав ото сна часу в одиннадцатом, я спустился к кастелянше, взял у нее ключи от более просторного номера, освободившегося накануне, и начал перетаскивать туда вещи.
Новый номер выходил окнами на море. За окнами раскачивались под солнцем сосны. Я весело волок сумки по коридору, вполуха слушая бухтение диктора из радиоточки.
"Всемерно укреплять колхозное движение…" - говорил диктор.
Толком не проснувшись, я раздражился на этот пассаж довольно вяло: какое колхозное движение, пятый год перестройки, что они там, с ума сошли… Вернусь - всех убью.
Перетащив вещи, я вернулся к кастелянше - доплатить за улучшение жилищных условий. Пожилая строгая латышка аккуратно заполнила квитанцию, дошла до даты и вздохнула:
- Девятнадцатое августа… Какой плохой день.
- Почему плохой? - радостно поинтересовался я.
Кастелянша глянула мне в глаза, проверяя, не придуриваюсь ли.
- Вы радио не слушаете?
- Нет.
- У нас переворот, - сказала кастелянша.
- У вас? - уточнил я. Я уже перенес вещи в новый номер и даже оплатил его, но проснуться так и не успел. Я подумал: может быть, Рубикс сместил Горбунова… или кто там у них, в Латышской ССР… - У вас? - спросил я.
Кастелянша холодно посмотрела на меня и отчеканила:
- У вас.
Так произошло отделение Прибалтики от Советского Союза.
"Если победят наши…"
Дело было в Чите.
20 августа 1991 года, когда чаша весов колебалась, и было неясно, чья возьмет, мой приятель сцепился с подполковником КГБ. Тот, разумеется, был за ГКЧП. Упершись друг в друга лбами, они до хрипоты проспорили целый день на чьей-то кухне, прерываясь только на последние новости.
В Москве стреляли. Развязки не было, и они снова упирались друг в друга лбами.
Наконец спор иссяк по причине полной непоколебимости сторон, и, уходя, подполковник сказал: "Запомните! Если победят ваши - этого разговора не было!"
И, подумав, добавил: "Если победят наши - вы ответите за свои слова!"
Пить надо меньше!
В начале девяностых N. поехал на стажировку в США. Был он журналистом, и стажировку, по случаю перестройки энд гласности, проходил на знатной американской телекомпании.
Стажировка закончилась 18 августа 1991 года, и N., будучи человеком твердых правил, немедленно выпил . До отлета оставалось несколько дней, и за это время он успел показать янкам российские масштабы отлучки из сознания.
Затем N. (будучи, повторяю, человеком твердых правил!) принял душ, выскреб щеки, надел пиджак с галстуком и пошел на телекомпанию: прощаться с коллегами.
Он вошел в аппаратную и увидел на десятках экранов с надписью "live": на фоне Лубянки ночная стрела крана несла на тросе подвешенного за шею Железного Феликса…
И N. понял, что допился до "белочки".
А это был всего лишь конец эпохи.
Смена репертуара
Конец эпохи этот оказался гораздо заметнее, чем начало.
На сей счет в нашей семье имеется любопытный документ: почтовая открытка, посланная дедушкой моей жены родителям, в Тамбов, на Дворянскую улицу, 52.
"Дорогие! - писал семнадцатилетний Володя, занимавшийся по классу скрипки у профессора Пресса. - Сегодня, в среду 25/Х-17 г., выступаю на ученическом вечере с концертом Мендельсона-Бартольди e-moll…"
Через пару дней Володя с печалью сообщил родителям, что долгожданный концерт 25 октября не состоялся: в Москве, написал он, в этот вечер случились какие-то безобразия - и даже стреляли…
А в общем, я считаю: правильно отменили тот концерт!
Либо Ульянов-Ленин, либо Мендельсон-Бартольди…
Письмо из Аргентины
В начале двадцатого века юная N. перебралась из российской черты оседлости в Аргентину. Эмигрантский хлеб легким не был нигде, в Буэнос-Айресе тоже.
И вот однажды она получила письмо с родины…
Ключевую фразу этого письма любят цитировать правнуки N., снова сделавшие ноги из России (уже из "демократической" России, восемьдесят лет спустя), - ибо их аргентинская прабабушка последовала совету российской сестры.
"Возвращайся, - писала та из Петрограда весной 1917 года, - скоро здесь будет хорошо!"
Времена вразвес (часть первая)
Финита ля комедия
Почетный караул от Мавзолея убрали не сразу, и в августе 1992 года я своими глазами увидел чудо: улыбку на губах кремлевского курсанта при исполнении. Он еще стоял на страже мумии - стоял навытяжку! - но уже улыбался, и это означало настоящий конец эпохи.
Жизнь, как муравей, проточила свои ходы в этом замшелом дереве.
Ленин как?
Союз Советских оставил по себе тяжелую интоксикацию и горы сладких воспоминаний.
Спустя десять лет после гибели этой атлантиды, я стал участником фантастического диалога. Происходил он в сельской части Узбекистана - с милиционером, остановившим нашу машину для проверки документов.
- Откуда? - спросил он.
- Из Москвы.
- Из Москвы? А город какой?
- Да Москва же, - отвечаю, - Москва.
Последовало грандиозное уточнение.
- Где ЗИЛ?
- Где ЗИЛ.
- Работал там, - сообщил узбекский милиционер, расплывшись в улыбке. - "Выхино" метро есть?
- Есть.
- Жил там. Общежитие… - пояснил он и, помолчав, спросил главное. - Ленин как?
- Спасибо, - ответил я, - ничего.
- Лежит? - с тревогой в голосе уточнил он.
- Лежит-лежит, - успокоил я.
Милиционер удовлетворительно поцокал языком и отпустил, не проверив документы.
Тонкая работа
Из той поездки, из Бухары, были вывезены мною причудливые серьги, изготовленные из мелко резаных двадцатикопеечных монет двадцать пятого и тридцать седьмого года выпуска. Их изготовитель, поди, и не думал, что он - законченный постмодернист!
Тревожный сигнал
Лето девяносто четвертого. Еду в троллейбусе по Москве, читаю "Спорт-экспресс". Передо мной - два скорбных северных корейца: синие пиджаки, значки с Ким Ир Сеном… А его аккурат в это время по Пхеньяну лежачего возят, помер он.
И вот, значит, один скорбный кореец вежливо так трогает меня за рукав и спрашивает - что бы вы думали?
- Бразилия?
Я не понял, говорю: чего?
Он повторяет:
- Бразилия? - И пальцем в мою газету тычет. А накануне как раз чемпионат мира по футболу закончился.
Я говорю: Бразилия, Бразилия! Он широко улыбается и второго скорбного корейца локтем в бок - тырк: мол, что я говорил! И они начинают оживленно лопотать про футбол.
Вместо чтоб скорбеть.
Кажется, идеи чучхе в опасности.
"Бактерии не ошибаются…"
Древнее китайское проклятье - пожелание жить в эпоху перемен… Тяжесть этого проклятия россияне многократно испробовали на себе. Есть, однако, люди, которых не смутит никакой поворот исторического сюжета. Об Ольге Ивановне Грековой я уже рассказывал - вот персонаж еще более выразительный…
Главного редактора газеты "Московский комсомолец" г-на Гусева я помню с начала восьмидесятых. В ту пору он был товарищем Гусевым, ответственным организатором международного отдела ЦК ВЛКСМ; ходил гладко выбритым, носил пиджак со значком "член ЦК ВЛКСМ" на лацкане - и был не на шутку озабочен реализацией решений очередного Пленума партии.
Над головой товарища Гусева на его рабочем месте висел тканый коврик с изображением Владимира Ильича - дар газете какого-то среднеазиатского комсомола. Потом началась перестройка, и Павел Николаевич пошел колебаться вместе с линией партии…
Году эдак в 1989-м мой приятель Боря Рейцен, работавший в ту пору в "МК", задумчиво сообщил при встрече:
- Знаешь, кажется, перестройка победит…
- С чего ты взял? - поинтересовался я.
- Да вот, - ответил Боря, - Гусь после отпуска вышел на работу - в бороде и джинсах! Такой стал демократ-демократ…
(Значок "член ЦК ВЛКСМ" слинял с гусевского пиджака еще на прошлом повороте сюжета.)
- Гусь - он ведь зря не меняется… - глубокомысленно заметил Рейцен.
Гусь менялся не зря: прогрессивное крыло в ЦК победило. Потом случился и был подавлен путч, а на следующий день коврик с тканым Лукичом изчез со стены. И не просто исчез, а - внимание, барабанная дробь! - лег у входа в гусевский кабинет.