Не имею ни трудодня -
Не пахал, не сверлил, не мел...
Просыпаюсь - и жизнь меня
Бьет лицом о письменный стол.
Содержание:
Новые времена 1
Цветы для профессора Плейшнера 1
Литературный процесс 2
Новые времена 2
Как Антошкин и Колобов играли в шахматы 2
Жизнь масона Циперовича 3
Автобус 3
Литература и искусство 3
Проблемы Паши Пенкина 3
Тимофеевы 4
Молодое пополнение 4
Акт приемки спектакля "Отелло" в драмкружке Дома офицеров Прикордонского военного округа 5
Как научить соловья петь - (Для служебного пользования) 5
И коротко о погоде 5
Я и Сименон 5
Диалоги театра абсурда 5
Жизнеописание 6
Жизнеописание 7
Очередь 7
Аэрофлотное - (диптих) 7
Оптимистическое 7
Имярек 7
Монолог уставшего человека 7
Признание 7
О некоторых странностях судьбы 7
9 сентября 1987 года, среда 7
Утренний доклад - (диалог) 7
Таракану 8
Письмо эпохи перестройки 8
Виктор Шендерович
Цветы для профессора Плейшнера
Новые времена
Цветы для профессора Плейшнера
- Куда? - сквозь щель над стеклом спросил таксист.
- В Париж, - ответил Уваров.
- Оплатишь два конца, - предупредил таксист, подумав.
Уваров кивнул и был допущен.
- Как поедем? - спросил таксист, накручивая счетчик.
- Все равно, - ответил Уваров, располагаясь поудобнее.
У светофора таксист закурил и включил транзистор. В эфире зашуршало.
- А чего это тебе в Париж? - спросил он вдруг.
- Эйфелеву башню хочу посмотреть, - объяснил Уваров.
- А-а.
Минуту ехали молча.
- А зачем тебе эта… ну, башня-то? - спросил таксист.
- Просто так, - ответил Уваров. - Говорят, красивая штуковина.
- A-а, - сказал таксист.
Пересекли кольцевую.
- И что, выше Останкинской? - спросил он.
- Почему выше, - ответил Уваров. - Ниже.
- Ну вот, - удовлетворенно сказал таксист и завертел ручку настройки. Передавали погоду. По Европе гуляли циклоны.
- Застрянем - откапывать будешь сам, - честно предупредил таксист.
Ужинали под Смоленском.
- Шурик, - говорил таксист, обнимая Уварова и ковыряя в зубе большим сизым ногтем, - сегодня плач у я!
У большого шлагбаума возле Чопа к машине подошел молодой человек в фуражке, козырнул и попросил предъявить. Уваров предъявил членскую книжечку Общества охраны природы, а таксист - права.
Любознательный молодой человек этим не удовлетворился и попросил написать ему на память, куда они едут.
Уваров написал: "Еду в Париж", а в графе "Цель поездки" - "Посмотреть на Эйфелеву башню".
Таксист написал: "Везу Шурика".
Молодой человек в фуражке прочел оба листочка и спросил:
- А меня возьмете?
- А стрелять не будешь? - встречно спросил таксист, глядя с сомнением.
Молодой человек пообещал не стрелять и вообще вести себя хорошо.
- Ну, садись, - разрешил Уваров.
- Минуточку, - попросил молодой человек, сбегал на пост, нацепил фуражку на шлагбаум, поднял его и оставил под стеклом записку: "Уехал в Париж с Шуриком Уваровым. Не волнуйтесь".
- Может, опустить шлагбаум-то? - спросил таксист, когда отъехали.
- Да черт с ним, пусть торчит, - ответил молодой человек.
Без фуражки его звали Федюня. Федюня был юн, веснушчат и дико озирался по сторонам. Таксист велел ему называть себя просто Никодим Петрович Мальцев и все крутил ручку настройки, пытаясь поймать родную речь. Уваров, зажав уши, изучал путеводитель по Парижу.
В Венском лесу Федюня нарушил обещание и подстрелил из окна оленя.
Чтобы не оставлять следов, пришлось развести костер, зажарить оленя и съесть его.
После ужина Уваров объявил Федюне выговор с занесением рогов в машину. Федюня отпиливал рога и вспоминал маму Никодима Петровича Мальцева. Икая после оленя, они выбрались на шоссе и поехали заправляться.
Там Уваров вышел размять ноги, глядя, как блондинка с большой грудью заливает Никодиму Петровичу бензин. Федюня, запертый после оленя на заднем сиденье, прижавшись всеми веснушками к стеклу, строил ей глазки. Уваров дал блондинке червонец, и, пока выворачивали с заправки, блондинка все смотрела на червонец круглыми, как австрийские марки, глазами.
В Берне Федюня оживился и предложил возложить красные гвоздики к дому, где покончил с собой профессор Плейшнер. Провели тайное голосование, но все проголосовали "за". Распугивая аборигенов, дотемна колесили по Берну, но дома не нашли, отчего Федюня загрустил и повеселел только в Париже.
В Париж приехали весной.
Уваров вылез у Эйфелевой башни, а Никодим Петрович с запертым сзади Федюней поехал искать профсоюз таксистов, чтобы поделиться с ними своим опытом.
Вернувшись с дележа, он увидел, что Федюня исчез вместе с рогами и гвоздиками, и понял, что с юношей случилось самое страшное, что может случиться с человеком за границей.
Искать Федюню было трудно, потому что все улицы назывались как-то не по-русски, но ближе к вечеру Федюню он нашел у очень подозрительного дома с фонарем.
Федюня был с рогами, но без гвоздик.
На суровые вопросы: где был, что делал и куда возложил гвоздики - Федюня только виновато улыбался и краснел.
Уваров сидел у подножия Эйфелевой башни, попивая захваченный из дома лимонад. Никодим Петрович Мальцев нажаловался ему на Федюню, и тут же двумя голосами "за" при одном воздержавшемся было решено больше Федюню в Париж не брать.
- Может, до Мадрида подбросишь, шеф? - спросил Уваров, когда отголосовали. - Там в воскресенье коррида…
- Не, я закончил, - печально покачал головой Никодим Петрович и опустил табличку "В парк".
Прощальный ужин Уваров давал в "Максиме".
- Хороший ресторан… - несмело вздохнул наказанный, вертя бесфуражной головой.
- Это пулемет такой был, - мечтательно вспомнил вдруг Никодим Петрович.
Уваров заказал устриц и антрекот с кровью. Федюня - шоколадку и двести коньяка. Никодим Петрович жестами попросил голубцов.
Принесли все, кроме коньяка: Федюне не было двадцати одного года.
В машине он сидел совсем трезвый, обиженно хрустел шоколадкой. Никодим Петрович вертел ручку настройки, Уваров переваривал устриц. За бампером исчезал город Париж.
Проезжая мимо заправочной станции, они увидели блондинку, рассматривавшую червонец.
В Венском лесу было солнечно, пощелкивали соловьи. Уваров начал насвистывать из Штрауса, а Федюня - из Паулса.
У большого шлагбаума возле Чопа стояла толпа двоенных и читала записку. Никодим Петрович выпустил Федюню и, простив за все, троекратно расцеловал. Тот лупил рыжими ресницами, шмыгал носом и обнимал рога.
- Федя, - сказал на прощание Никодим Петрович, - веди себя хорошо.
Федя часто-часто закивал головой, сбегал на пост, снял со шлагбаума фуражку, надел ее на место, вернулся и попросил предъявить.
- Отвали, Федюня, - миролюбиво ответил Уваров. - А то исключим из комсомола.
- Контрабанды не везете? - моргая, спросил Федюня.
- Ну, Федя… - выдохнул Никодим Петрович.
Машина тронулась, и военные, вздрогнув, прокричали троекратное "ура".
Неподалеку от Калуги Никодим Петрович вздохнул.
- Что такое? - участливо поинтересовался Уваров.
- Федюню жалко. Душевный парень, но пропадет без присмотра.
У кольцевой Никодим Петрович заговорил снова:
- А эта… ну, башня-то твоя… ничего.
- Башня что надо, - отозвался Уваров, жалея о пропущенной корриде.