- Ну, что же… давайте пока так… Пока! Если ничего другого мы не удумаем… Главное, берегите здоровье, Николай Семенович! А остальное всё да пёс с ним!..
…Говорят, плановик Зудяков и по сей день работает в этой конторе…
ОЛОВЯННЫЕ ГЛАЗА
Она вошла в редакцию осторожной походкой, стала в дверях и оглядела присутствующих медленно и настороженно. Сразу удивили ее глаза: светло-серые, с точечками зрачков, словно бы выпуклые пуговицы вместо радужной оболочки. Про такие глаза хочется сказать: оловянные. И несмотря на то что обладательница глаз улыбалась, желая показаться обаятельной особой, смотрели эти очи строго и въедливо…
Приблизившись к моему столу, посетительница пояснила:
- Брызжейкина я. Мария Кондратьевна. Очень приятно. Наверное, получали мои сигналы?
Я их действительно получал. Много писем оловянноглазой гражданки, в которых она "сигнализировала" о проступках и преступлениях своих сослуживцев.
- Как же, как же! - отозвался я. - Знаю ваши письма…
- Ну вот. А теперь я сама приехала. За свой счет, между прочим… Никто не оплатит биле-тов там и вообще… за поездку. Стратилась я, сами понимаете… Но мне правда дороже. Вот так.
Она уже вынимала из сумки многочисленные бумаги, раскладывала на столе, изучала, поднося поближе к глазам. Но при том говорила не переставая:
- Вы из моих сигналов знаете: коллектив у нас маленький, но - насквозь гнилой. Насквозь!
- Что это означает "гнилой"? - спросил я.
- А то и означает. Ни одного порядочного человека нет. Кроме, конечно, меня. Вот они меня и травят…
- Как травят?
- Известно - как… Не признают моих заявлений. Шипят. Разные надсмешки дозволяют - и на собраниях и - так, то есть походя на работе. Но не на таковскую напали! Я их всех на чистую воду вывела. И еще буду выводить! Вы бы лучше записывали, чего я вам скажу. Так. Значит, наш музей есть областное учреждение… Ну, по народному творчеству мы собираем… Список сотрудников - вот он. Но только - что толку в списке, если не дать характеристики на каждого?.. Ведь так? Вот я и даю.
- Какие характеристики? - спросил я.
- А вот. Вы только пишите, чтобы не забыть. Заведующий наш Васягин Александр Панкратьевич. Он это… не реагирует. И за то надо его, безусловно, снять!
- Как это - "снять"?
- А вы что - не знаете, как снимают? Освободить, одним словом, от работы. Уволить. Тем более он, кажется, живет с этой, с Милкой… Ну, с Людмилой Севастьяновной. Которая работает инспектором в отделе культуры. А если его отчислить, он - что? - он дома будет сидеть. И жена за ним, безусловно, будет иметь надзор. Ведь так?
- Та-ак… - произнес я растерянно.
Но Брызжейкина, не спуская с меня взгляда оловянных глаз, бубнила уже дальше:
- Теперь… Заместитель Васягина. Он - это: хранитель фондов… ученый, так сказать. Пишите: Чухин Леонид Спиридонович. Написали? Теперь добавьте: вор.
- Как это - "вор"?!
- Вы что - не знаете, как воруют? Этот Чухин, он разбазаривает наши фонды. Экспонаты, одним словом, рукописи, картины…
- Да почему вы думаете, что он их разбазаривает?
- Что ж я, не вижу, что ли? Он домой ни разу не уходил еще, чтобы с собой чего-нибудь из музея не захватить… "Я, говорит, дома поработаю"… Знаем мы эти "работы"!..
- Но ведь он, наверное, приносит обратно!
- Да что он - дурак - обратно носить? Чтой-то я не слыхала, чтобы кто таскал обратно на работу, что с работы взятое… Так. Теперь пишите: завхоз Кобеляко Афанасий Ларионыч. Ко-бе-ля-ко… Вот уж подходящая кличка для такого пса! Старый человек, ему на пенсию пора, а он обогащается на работе!
- Как "обогащается"?
- Ну, тоже ворует… что вы, не знаете "как"?! Он одной мастики банок восемь за год унесет.
- Какой мастики?!
- "Какой, какой"!.. Известно какой: которой паркет натирают. Спросите у него мастики, он вам скажет: "Нету, дескать, извели мастику!"… А куда ее извели? Потом, бланки продает. Знаете, которые на отчетность бланки. Он их все - фьюить! - налево!
- Кому же могут понадобиться бланки отчетности музея?
- Не скажите. Для фальшивых сведений. Очень даже понадобятся. А ему прибыль… Потом, швейцар у нас есть - ну, гардеробщик. Тоже обогащается.
- А этот - как обогащается?
- А чаевые. Думаете, пустяки? Ему кто - двугривенный тык! Кто гривенничек; кто - четвертачок… Шебуршенко ему фамилия. Запишите тоже! А если его попросишь пальто принять или там дверь открыть, он бурчит: "Швейцаров на вас нет!"… Как же - нет, если он сам и есть швейцар?! Вы посмотрите штатное расписание: швейцар Шебуршенко - прямо так и значится… Дальше идем: уборщица тетя Нюша Харина. Грубит тоже почем зря. Ты ей: "Здравствуй, Нюша!" А она: "Ну, здравствуй, склочница!"… Какая я ей склочница?! Или: "Опять наследила ножищами!" У меня, если хотите знать, ноги - тридцать шестой размер… даже - тридцать пять с половиной, а она… Нет, вы про нее тоже запишите! Та-ак… Кого же еще? Ах, вот: эти экскурсоводки. Противные девки, если хотите знать. Сейчас это себе нагородят на башке по вавилонской башне, глазищи намажут, губищи намажут, ногти заляпают - и ну трещать: "Тут вы видите домотканое полотно семнадцатого века, которое ткали дома…" Да нешто без них не видать - что полотно, а что - прялка или там корыто?!
- Позвольте, но это их обязанность: пояснять посетителям…
- И при обязанностях можно себя вести приличнее! А то - юбки у них живота и то не прикрывают, сапожищи - по самые коленки… топ-топ-топ по залам… Глаза бы мои не смотрели!
- Вы знаете, это как-то мало конкретно…
- А может, вам такие вертихвостки нравятся? - Брызжейкина посмотрела на меня испытующим взглядом. Ее похожие на пуговицы глаза не двигались больше двух минут. Затем она вздохнула и сказала: - А теперь давайте дальше… Кто у нас остался еще? Ах, да - эти, ну, музейные служители. Между прочим, я сама тоже числюсь музейной. Но до меня еще надо обговорить Фисакову Ирину Амосовну: спит на работе. Так вот приладится на своем кресле в уголке и - дрыхнет. Многие посетители даже пугаются, какой она храп выдает… Ей-богу! Хрррр-хрррр-брбрбр… Вы съездите, послушайте.
- Стоит ли ехать из за одного храпа?
- Не-ет, у нас не только храп… у нас чего только нет! Например, в соседнем зале от Фисаковой дежурит Лапченко Вера Герасимовна. Она, знаете, не только не спит, а наоборот: во все свой нос норовит сунуть! Которые до нее не касаются дела, и те обсуждает!
- Получается у вас: кто спит - нехорошо, а кто не спит - тоже нехорошо…
- Не придирайтесь, товарищ! Вы отлично понимаете, что я хочу сказать!.. Теперь: служи-тельницы Бубукина, Ихтышева, Чечевицына - ну, эти, видите ли, не желают поддерживать мое заявление…
- Какое заявление?
- Да о безобразиях же! У нас в музее безобразий - полно, я же вам битый час открываю глаза, а вы не хотите понять!
И тут меня осенило. Я закивал головою и заявил:
- Вполне с вами согласен. Ваш музей лучше всего закрыть! Да-да!
Брызжейкина выпучила глаза. Нижняя челюсть у нее отвалилась.
- Как, то есть, "закрыть"?.. - произнесла она с испугом. - А я куда же денусь? Мне еще до пенсии знаете сколько лет?..
- А вы перейдете в другую организацию.
- Да что вы!.. Кто же меня возьмет при такой характеристике?!
- А вы думаете, у вас характеристика будет… тово… не слишком хорошая?
- Ужас! Ужас, что они мне понапишут!
- Но согласитесь, если весь коллектив у вас такой нездоровый, какой же смысл оставлять всех на месте? Мы добьемся, чтобы разогнали…
- Кто вам позволит?! - завизжала вдруг ретивая воительница за правду. - Да я на вас, вы знаете, чего и куда настрочу… вы у меня… я вас…
Брызжейкина, сгребая свои бумаги, совала их поспешно в сумку. Теперь она просто рычала:
- Придумал тоже! "Закрыть"! Да я тебе так закрою, что ты своих не узна…
Я нашел в себе силы скрыть улыбку и строгим голосом заметил:
- Нет, нет! И не просите! Раз у вас подобрались такие плохие люди, всех уволим и закроем ваш музей обязательно! Материалу у нас достаточно: вы же на всех написали. Значит, теперь это дело повернуть совсем нетрудно!
Брызжейкина завыла и кинулась было на меня. Но потом опомнилась и, отступая к двери, проголосила:
- Забудьте все, что я вам тут наговорила! Забудьте! И что я писала, тоже все позабудьте! Я погорячи… пошутила я! Вот именно: то была веселая шутка… Музей у нас - просто замечатель-ный… А коллектив… Боже мой! Да где вы еще встретите такой прекрасный коллектив? Ну, где??!! Нету такого коллектива во всем мире!
Она исчезла в дверях, а я дал волю смеху.
Но вот что меня тревожит: эта Брызжейкина - дура. И склока у нее пустяковая. А ведь водятся кое-где склочники матерые. Их на такой примитивный способ не купить… А как бы хотелось, чтобы все склочники испугались и раскаялись в этом поганом своем ремесле. Очень хочется!