- Моя физика не занимается гиперпространством. Я даже не знаю, как ещё назвать этот бриллиантовый кокон. То, что он за пределами нашего пространства, нам ясно, хотя способ входа совершенно необъясним: дыра в воздухе, абсолютный нонсенс. Геометрия коридора как будто тоже ясна, хотя вещество его основания и "стенок" загадочно. То ли это силовые поля, то ли уплотнённый слой атмосферы, сказать трудно. Трудно понять и смену воздушных потоков по пути туда и обратно. Стон правдоподобно объяснил причину гибели всех пропавших у "ведьмина столба": левый встречный поток смертелен. Но почему этот смертельный поток, который на обратном пути должен был стать попутным и правым, снова становится левым и встречным? Поворачивается коридор вокруг центральной оси? Зачем?
- Для того, чтобы выйти, как и войти.
- Кто же об этом заботится?
- Не знаю. Не могу себе даже представить.
- У меня есть одна идея, - замялся я, - бредовая, безумная нильсборовская идея, достаточно безумная, чтобы претендовать на истинность. Почти немыслимая. Почти, - подчеркнул я.
- Почему?
- Потому что были факты, странные факты, необъяснимые, ирреальные, но в совокупности её подтверждающие. Во-первых, приспособленный для входа и выхода коридор, во-вторых - сны. Даже не сны, а наведённые галлюцинации, слишком реальные для сновидений, запрограммированные, я бы сказал, даже с одной для всех программой.
- Но мы видели не одно и то же.
- Мы очень кратко рассказали тогда о том, что мы видели. Расскажем подробнее.
Рассказали.
- Не находишь однолинейность виденного? - спросил я.
Этта задумалась.
- Всё, что связано с камешками?
- Не только. Моделировались как бы наши мечты. Моя о привлечении Вернера к разгадке увиденного. Вернер химик в прошлом и со смелостью оригинальных решений. Я, вероятно, подсознательно стремился к разгадке тайны уже после беседы со Стоном. Бриллиантовый мир извлёк это стремление из подсознания.
Этта всё пыталась меня перебить.
- Но я же ни о чём не мечтала! Шла с тупым страхом перед неизвестностью.
- А разве ты не мечтала когда-то о выходе из Штудгофа? Из ада под нарами? Из мира погибающих заживо?
- В раннем детстве - да. Жалела мать больше, чем себя. Но всё это было в далёком прошлом. Я даже не вспоминала о нём, тем более в нашей акции.
- Но мечта осталась. Где-то в тайниках подсознания. Кто-то вынул её и смонтировал с настоящим, сознательным, личным. Оттого в лагере с тобой появились все мы - и я, и Гвоздь, и Стон, и покойный Нидзевецкий. Они возникли и в моём сне, лишь в других фантастических связках.
В глазах Этты отразились растерянность и непонимание. Мне стало жаль её. Строгий рациональный мир её не допускал ничего ирреального. И я знал, что вызову в ней ещё большее смятение мыслей и чувств, когда расскажу всё до конца.
- Ты сказал о мечте, что кто-то вынул её из тайников моего подсознания. Ты не обмолвился?
- Нет. Я именно это имел в виду: извлёк из твоего подсознания.
- Кто?
Я решил начать издали.
- А ты помнишь, что предшествовало нашим видениям? Помнишь игру красок и линий в нашем сверкающем коконе? В этой смене цветовых и геометрических форм была какая-то закономерность. Что-то повторялось, как в математических формулах или в наскальных рисунках. Потом всё исчезло, и заговорили мы.
- Во сне?
- Нет. В искусственно моделированных ситуациях.
- Слишком туманно. Кто же модельер?
- Разум.
- Наш?
- Нет.
Она не понимала. Но как объяснить этой по-своему умной, образованной, но рационально ограниченной женщине то, что требовало большой смелости воображения? Как рассказать, что, по моему разумению, загадочный бриллиантовый кокон-это существо, а не вещество. Не хаотическое нагромождение гигантских кристаллов, излучающих и отражающих свет, но мёртвых, как всякое кристаллически твёрдое тело, а структура живая и мыслящая, разум, быть может находящийся на более высокой ступени, чем человеческий. Может быть, жизнь в этом земном варианте развивалась не в комбинациях биологических растворов, а в эволюции сверхплотных кристаллических систем. А какие у меня доказательства, кроме предположений, которые вроде бы всё объясняют? Но какой трезвый рациональный ум, вроде Этты, поверит в гипотезу, не подкреплённую авторитетом науки, для которой главное - факты, а не аргументы, не убеждающие в истине.
И Этта не поверила.
- У тебя слишком пылкое воображение, Берни. Где ты нашёл следы жизни?
- Я искал не следы жизни, а следы разума. И я их нашёл.
- В цветных волнах, пятнах, искрах и брызгах? Бред!
- Может быть, - уступил я. - Мне так показалось.
Она вынула из кармана несколько камешков и бросила их на деревянный стол. Они звякнули, как любые камни, только обычно тусклая алмазная поверхность их в свете настольной лампы засверкала бриллиантовой огранённостью. А что, если их огранить специально?
Но Этта не заинтересовалась проблемой огранки.
- И это, по-твоему, живые существа?
- Не знаю, - вздохнул я. - Посмотрим, что дадут специальные исследования.
- Какие?
- Может быть, структурный анализ с помощью жёсткого рентгено-излучения. Может быть, микроисследования срезов или какие-то особые реакции. Спроси у химиков.
- Бред, - повторила она, подбросив поблёскивающие камешки на ладони. - Камни и камни. Пусть драгоценные, но мёртвые, как любой камень вульгарис. Не двигаются и не размножаются, ничего не поглощают и не выделяют.
- А ты уверена? Ведь это только осколки более массивных образований. Гигантских при этом. Может быть, это уже кристаллоорганика.
- Да тут нет ничего похожего на живую клетку. Откуда же разум?
Трудно спорить с человеком, лишённым воображения. Этта не могла перешагнуть за пределы общепринятого здравого смысла. Ну как ей объяснишь, что мышление, память, творчество отнюдь не прерогатива только человеческого мозга и что можно допустить существование мыслящей материи и в других формах? Я попытался сделать это, но увы - бесполезно.
- Фантастика, - проговорила она с возрастающим раздражением. - Почему ты не пишешь романов?
- Я не художник.
- Ты сумасшедший. Ведь разум - основа любой цивилизации. А цивилизация - это комплекс. Наука, искусство, техника, социология - мало ли ещё что.
- Мало. Всё это только искусственная среда жизнедеятельности, созданная человеком. А если среда замкнута на себя и не нуждается в искусственных надстройках?
- Я не могу с тобой спорить, Берни. Не подготовлена, не хочу.
- Просто у тебя нет воображения, девочка. Отдадим камешки Вернеру, а там посмотрим.
- Интересно, когда это будет? - съязвила она.
И тут нам обоим стало ясно, что мы забыли о главном, о чём забывать было нельзя. Несколько часов прошло со времени нашего бегства. Вероятно, трупы уже давно обнаружены, Спинелли и Стон предупреждены, и нас ищут по всей трассе от Леймонта до Пембертона - городишки в семидесяти километрах южнее. Прочёсывают мотели, бары, кафе, гостиницы и вокзалы. На квартире у нас - засада, в моём институте и в школе Этты - дежурный пост. У касс аэропорта шныряют сыщики. В эфире и по телефонным проводам гудят приказы, расспросы, рапорты, донесения. Выходить из "бунгало" Чосича преждевременно и опасно - все дороги кругом блокированы.
- Не все, - предполагает Этта, - едва ли они подумали о просёлке.
- Просёлком воспользуемся завтра, - решаю я. - Ажиотаж поисков к утру выдохнется. Будет легче проскользнуть в институт - постового утром, должно быть, сменят, а может, и совсем снимут пост: глупо предположить, что мы с тобой сунемся туда, где найти нас легче лёгкого. А мы именно так и сделаем. Только пешком будет далековато.
- У Чосича есть велосипеды, - вспоминает Этта.
- Тогда рискнём.
Разогретый на спиртовке консервный гуляш стынет. Сказать просто: доедем на велосипедах. Сначала по просёлку через хуторок Кесслера, а затем по северо-восточной фермерской дороге в Леймонт. Велосипедистов там много. Возможно, и не обратят внимания на двух туристов с рюкзаками, в стареньких ковбойках и джинсах - этого добра, ещё раз вспоминает Этта, на чердаке у Чосича навалом. Преступники, преследуемые полицией, используют автомашины, а не "велики". Но ведь любой полицейский может приметить и остановить. А дальше?
Старинные часы с боем, заведённые и поставленные по моим ручным, бьют одиннадцать. Даже коньяк не рассеивает тревоги.
"Мы просчитались, Джакомо"
Яков Стон
Проводив путешественников в Неведомое, Стон вернулся к себе очень довольный. Он взвесил и подсчитал всё без ошибки, как электронно-вычислительная машина. Четыре чемодана бриллиантов - это уже фантастическое богатство. Владеть им полностью невозможно - не дадут. Но Джакомо Спинелли не опора в борьбе за мировой рынок. Требовался компаньон другого делового калибра: с крупным капиталом и международными связями. Такого компаньона он уже нашёл и только ждал ответа на своё предложение.
Плучек позвонил ровно в полдень.
- Я согласен, господин Стон.
- Отставим "господина". Условия?
- Акционерное общество со смешанным капиталом.
- Отлично.
- Погодите. Не только.
- Что ещё?
- Контрольный пакет акций…
- Но…
- Я ещё не кончил. Контрольный пакет мы разделим между нами двумя.
- А Спинелли?
- С него достаточно четверти. Больше не стоит. Подсобное хозяйство.
- Он не так плохо обеспечивает сбыт.
- Для города, но не для мира. В машине он вполне заменимая деталь. Учтите это на будущее.
- Пока не обеспечены рынки, его можно попридержать.