Так мы шли, казалось, не минуты - часы. Я ни о чём не вспоминала, ничего не предполагала, ни на что не рассчитывала. Только ползла по странно зыбкой "стене", как улитка. Впереди так же полз, переступая с ноги на ногу, Верни; я не слышала его слов-может быть, он и не говорил ничего, - только чувствовала судорожное, застывшее сжатие руки. Где-то впереди вдруг грохнул выстрел. И тут же другой, третий, мгновенная автоматная очередь. Гвоздь? Или в него? Мы ничего не видели, кроме смутного тумана впереди, прикрывавшего едва заметное окошечко дневного света.
- Гвоздь? - спросила я.
- Не уверен, - не сразу откликнулся Берни, он всё ещё прислушивался.
Снова автоматная очередь, потом ещё одна, только глуше, отдалённее. С какой стати расстреливать одного человека из нескольких автоматов? Может быть, идёт бой? Равный или неравный?
- Видимо, они укокошили его, - сказал Берни.
- Зачем? - удивилась я.
- Убрать свидетеля. Чемодан взяли, а труп промолчит о сокровищах "ведьмина столба", да и пять тысяч кредиток останутся в кассе.
- Значит, и нам грозит та же участь?
- Возможно, - подумал вслух Берни. - У нас есть шанс выжить, если остаться у выхода, не переходя в наше пространство. Не у самого выхода, конечно, а подальше, где не достанут пули. Войти же внутрь никто не решится.
- Оставят охранников.
- Может быть, и оставят. Тогда попробуем продержаться дотемна. Охранники тоже люди - в конце концов сон свалит. Пошли.
Ещё медленнее мы двинулись к выходу. Парализующая воздушная струя до сих пор не коснулась нас - ни одна мышца не онемела. Через трупы близ выхода мы перебрались, не отрываясь от "стенки". Прислушались: тихо. Берни, оставив меня, подполз, буквально подполз по земле - я говорю так просто по привычке, потому что грунт под нами не был ни землёй, ни камнем, ни искусственным покрытием вроде пластика, - подполз к отверстию, сквозь которое уже просматривался пресловутый "ведьмин столб", и выглянул снизу наружу. "Сейчас грохнет", - подумала я, но выстрела не последовало.
- Сюда! - крикнул Берни и выскочил из коридора. Я - за ним.
Тут же мы чуть было не упёрлись в деревянного ведьмина стража за чугунной оградой у края бетонной ленты шоссе. Коридор, из которого мы только что вышли, уже растаял в земном воздухе над высушенными луговинами, ограждёнными ржавой колючей проволокой. Чуть поодаль стоял привёзший нас "мерседес", а позади него в лужицах уже застывшей и порыжевшей крови лежали двое "парнишек", срезанных автоматной очередью. В этот момент они, должно быть, в ожидании нас "заправлялись" виски из пузатой бутылки, стоявшей в открытом багажнике машины. Водитель её, наполовину вывалившийся из открытой дверцы, был убит, вероятно, второй очередью, которую мы слышали в межпространственном коридоре. Стрелял только один человек - Гвоздь, отнюдь не оборонявшийся, а нападавший и выигравший бой, видимо, без "потерь". Во всяком случае, вторая машина Стона, стоявшая рядом - след от неё виднелся на обочине шоссе в примятой колёсами пыли, - теперь исчезла в неизвестном нам направлении. Гвоздь даром времени не терял.
- Всё ясно, - сказал Берни, - у нас имеется только один выход: воспользоваться оставленным нам "мерседесом".
- Так нас же наверняка обвинят в убийстве или в соучастии.
- Всё равно обвинят - и пеших и конных. Пока мы доберёмся до ближайшего полицейского управления, а идти туда часа два, не меньше, трупы будут уже обнаружены и полиция предупреждена. Нас возьмут "тёпленькими" прямо на дороге и церемониться не будут: вся полиция в городе на жалованье у Спинелли.
- Что же делать?
- Скрыться где-нибудь ненадолго и обдумать случившееся. Времени у нас мало: шоссе блокируют - и конец. Хорошо ещё, что "мерседес" на ходу.
Мы вытащили тело водителя на дорогу и рванули в сторону от Леймонта. Чем дальше - тем лучше, пояснил Берни, нарвёмся на пост, и доказывай потом, что отсиживались в известной только Стону межпространственной связке. Говорил Берни мало, вёл машину на полной скорости, не отрывая глаз от дороги. Я вообще ни о чём не расспрашивала, хотя замысел Берни был для меня неясен.
Я сказала ему об этом.
- Почему не ясен? - проговорил он, не оборачиваясь ко мне. - Одна у нас надежда, одна-единственная. Ни Стон, ни Спинелли не заинтересованы в том, чтобы ознакомить человечество с тайной бриллиантовых россыпей. Им важно вернуть чемоданы, они считают, что мы их похитили. А виновник убийства им и так известен: профессиональная работа, не особенно их встревожившая. Гвоздь "свой", с ним и расправиться безопаснее и договориться легче. Ну, а с нами сложно: чемоданов нет и тайна - не тайна. Что предпринять? Вот над этим кроссвордом сейчас они голову и ломают. А у нас свой кроссворд с той же загадкой: что делать? Только где мы его решим, где?
- Остановись за песчаным карьером, - сказала я, - километра за три от разработок. Мотель там прогорел и закрыт, но машину поставить есть где. Кстати, дорога там разветвляется и проследить наш путь будет не так-то легко. Попутных и встречных машин предостаточно, так что можно ускользнуть на любой и в любую сторону.
Берни обогнал цистерну с молоком, пропустил встречную гоночную с итальянским флажком и, скосив глаза, усмехнулся:
- У тебя в запасе ещё вариант.
- Ты уверен?
- Слишком многозначительны эти "любой" и "любую". Не умеешь хитрить. На какой бы машине мы ни удрали, нас всегда найдут. Ты забыла о телефоне и радио.
- А я и не имела в виду машины.
- Я так и думал.
У меня "в запасе" действительно был ещё один вариант. Прошлым летом во время каникул я давала уроки английского языка художнику Чосичу и даже гостила у него в летней резиденции - коттедже не коттедже, а просто в деревянной хижине на одном из здешних лесных склонов. "Бунгало", как почтительно называл её художник, не охранялось ни заборами, ни решётками, а единственным ночным стражем был огромный чёрный ньюфаундленд с человеческим именем Славко, зловещего вида пёс, весьма недоброжелательный к незваным гостям. Сейчас художник был за границей, "бунгало" дичало в пыли и безлюдье, а пса кормил проезжавший по утрам почтальон из Леймонта.
- Как добраться до хижины? - спросил Берни, выслушав мой рассказ.
- Тут же у мотеля мост через горную речушку-ручеёк. Машину мы обычно оставляли в гараже - сейчас он пустой, - спускались к ручью и шли километра три-четыре по берегу до склона с редкой дубовой рощицей, а за ней к сплошным зарослям кустарника, полностью скрывающим приземистую лесную хижину. Добраться до неё можно по тропинке-лесенке, где каждый обнажившийся корень-ступенька, и по незаметной снизу дорожке через кусты к самому крыльцу.
- Неужели почтальон каждый день проходит все эти километры, чтобы покормить пса?
- Зачем? Он едет на велосипеде. По верху склона совсем рядом - просёлок.
- В хижине есть кто-нибудь?
- Никого.
- А собака?
- Меня она помнит.
Берни долго молчал, что-то обдумывая. Мотель был уже за поворотом дороги.
- Оставим "мерседес" в гараже, как ты предлагаешь, - сказал он, - но спустимся к речке не сразу. Сначала потопчемся на развилке: если возьмут наш след, пусть думают, что мы дожидались попутной или встречной машины. Потом снимем обувь - и вниз к ручью. Воды в нём достаточно?
- Летом он обычно пересыхает, но теперь шли дожди.
- Тогда пойдём по воде. Дно не вязкое?
- Галька.
- Порядок, - повеселел Берни. - Собаки нам уже не страшны, кроме твоего Славко.
- Славко я беру на себя, - сказала я.
Решаем кроссворд
Берни Янг
Речушка за мотелем почти высохла, но воды в ней всё же оказалось достаточно, чтобы скрыть наши следы от полицейских. Пусть думают, что мы уехали на попутной машине - или вернулись в Леймонт, или умчались от него куда подальше. Нам же раздумывать не приходилось: тропинка-лесенка действительно ползла в гору к зарослям можжевельника, пробившись сквозь которые, мы очутились перед низенькой бревенчатой хижиной с широченным дощатым крыльцом-верандой под черепичным навесом.
- Стоп, - остановила меня Этта, - ни шагу дальше, - и свистнула.
Из-под крыльца выползло нечто огромное, чёрное, мохнатое и, приникнув к земле для прыжка, зарычало.
- Славко! - крикнула Этта. - Славко, Славочка!
Мохнатое существо прыгнуло, но не яростно, а с восторженным собачьим визгом и чуть не свалило Этту, положив ей лапы на плечи. Спустя секунду оба катались по траве, обнимаясь и взвизгивая.
- Свой, Славко, свой! - предостерегала Этта, указывая на меня. - Шагай, Берни. Он не тронет.
Славко любезно пропустил меня вперёд и даже хвостом повилял из вежливости. В хижине всё было аккуратно прибрано, хотя и припорошено густым слоем пыли. В шкафу солидный запас сухих галет и консервов. Этта откуда-то выудила бутылку коньяку, кофе сварили на спиртовке и зажгли свет.
- А неплохо отдыхал твой Чосич, - сказал я. - Здесь вся его резиденция?
- Нет, комнаты для гостей рядом. Дверь за мольбертом, в углу.
- Уютное гнёздышко.
- Не о том говорим, Берни.
- Не о том, - лениво согласился я.
От кофе и коньяка меня совсем разморило - говорить не хотелось. Да и о чём говорить? О том, что осталось позади, или о том, что будет с нами, если нас сцапают? Так я и сказал Этте.
- О будущем после. Найдут нас не скоро - время есть. А вот то, что осталось позади, объяснить надо. Это самое важное, - отрезала Этта.
- Как объяснить необъяснимое?
- Ты же учёный. Физик.