Необходимо, однако, добавить, что янки, как люди мужественные, не ограничивались одними вычислениями и нередко платили собственной жизнью ради торжества своего дела. Среди членов "Пушечного клуба" имелись офицеры всех рангов от поручиков до генералов; военные всех возрастов: и новички в военном деле, и старые служаки, поседевшие на боевом посту. Немало их полегло на поле брани, и имена их занесены в почётную книгу "Пушечного клуба", а у большинства других, вернувшихся с войны, остались неизгладимые следы их храбрости. В клубе можно было видеть целую коллекцию костылей, деревянных ног, искусственных рук, ручных протезов с крючком, каучуковых челюстей, серебряных черепов и платиновых носов. Упомянутый выше статистик Питкерн вычислил также, что в "Пушечном клубе" приходилось меньше чем по одной руке на четырёх человек и лишь по две ноги - на шестерых.
Рис. Артиллеристы Пушечного клуба
Но храбрые артиллеристы не придавали значения таким "мелочам" и по праву гордились, когда газеты сообщали, что в новом сражении число убитых и раненых превысило раз в десять число выпущенных снарядов.
Настал, однако, день, - печальный, досадный день! - когда оставшиеся в живых перестали убивать друг друга и был подписан мир. Прекратились выстрелы, замолк грохот мортир; надолго заткнули пасти гаубиц; пушки с опущенными жерлами были размещены по арсеналам, ядра сложены в пирамиды. Постепенно изгладились кровавые воспоминания; на полях, щедро удобренных человеческим мясом и напоенных кровью, роскошно разрослись хлопковые плантации; износились траурные платья, затихли страдания, и члены "Пушечного клуба" были обречены на полную бездеятельность.
Правда, иные неутомимые изобретатели продолжали ещё проектировать невиданных размеров гранаты. Но что значила теория без практики? Залы "Пушечного клуба" мало-помалу опустели, в передних дремали лакеи, кипы газет на столах покрывались плесенью, из тёмных углов доносился заунывный храп, и члены клуба, ещё недавно такие шумные, засыпали от скуки, предаваясь в одиночестве платоническим мечтам об успехах артиллерии.
- Прямо в отчаяние можно прийти! - жаловался однажды вечером в курительной комнате храбрый Том Гантер; он протянул свои деревянные ноги к камину, не замечая, что концы их понемногу начали обугливаться.
- Решительно нечего делать! И надеяться не на что! Что за унылое существование! Где то время, когда всякое утро нас будили весёлые выстрелы пушек?
- Миновали счастливые дни! - отозвался ретивый Билсби, машинально пытаясь развести руками, которых у него не было. - Славное было житьё! Бывало, изобретёшь гаубицу, едва успеют её отлить, и марш с нею на пробу прямо по неприятелю! Потом вернёшься в лагерь - и Шерман тебя похвалит, либо сам Мак-Клеллан тебе руку пожмёт! А теперь генералы вернулись в свои конторы и вместо снарядов выпускают… безобидные кипы хлопка из своих складов! Клянусь святой Барбарой, будущность артиллерии в Америке рисуется мне в самом мрачном свете!
- Верно, Билсби! - воскликнул полковник Блемсбери. - Какое жестокое разочарование!.. Зачем побросали мы свои мирные занятия, покинули свой родной Балтимор, зачем обучались военному делу? Зачем совершали мы геройские подвиги на поле битвы? Неужто только для того, чтобы через два-три года все наши труды пошли прахом?.. Сиди теперь без дела да позёвывай, сунув руки в карманы!
По правде сказать, воинственному полковнику трудновато было бы подтвердить свои слова соответствующим жестом: карманы-то у него были, но рук не осталось.
- Никакой войны даже не предвидится! - вздохнул знаменитый Дж. Т. Мастон, почёсывая свой гуттаперчевый череп железным крючком, заменявшим ему руку. - Ни единого облачка на горизонте… а между тем в артиллерийской науке столько ещё пробелов! Кстати сказать, сегодня утром я закончил чертежи новой мортиры - горизонтальный разрез и схему; орудие это может в корне изменить законы войны!..
- В самом деле? - воскликнул Том Гантер, которому невольно представилась картина "пробы" последнего изобретения достопочтенного Мастона.
- В самом деле! - отвечал Мастон. - Но, спрашивается, ради чего я столько работал, ломал голову над сложными вычислениями? Не напрасно ли я трудился? Народы Нового Света точно сговорились жить в вечном мире. Наша воинственная "Трибюн" пророчит человечеству самое мрачное будущее в связи с увеличением народонаселения, принимающим прямо-таки непозволительные размеры.
- Вы забываете, Мастон, - возразил полковник Блемсбери, - что в Европе продолжаются войны, - там ещё не угасла национальная вражда.
- Ну так что же?
- Ну так можно попытаться там что-нибудь предпринять, если только они примут наши услуги…
- Что вы, что вы! - воскликнул Билсби. - Заниматься баллистикой на пользу иностранцам?
- Это всё-таки лучше, чем вовсе ею не заниматься! - заявил полковник.
- Разумеется, лучше! - вставил Мастон. - Но об этом и думать не стоит.
- Почему же? - удивился полковник.
- Да потому, что у них, в Старом Свете, понятия о военной карьере для нас, американцев, совсем не приемлемые. Этим людям даже в голову не приходит, что можно сделаться главнокомандующим, не начав службы с чина подпоручика… Ведь это всё равно что утверждать, будто нельзя быть хорошим наводчиком, если не умеешь сам пушки отливать! А это сущая…
- Нелепость! - подхватил Том Гантер, кромсая охотничьим ножом ручку своего кресла. - Итак, при настоящем положении дел нам остаётся только сажать табак или перегонять китовый жир!
- Как! - воскликнул Мастон громовым голосом. - Неужели мы состаримся и умрём, не посвятив последние годы жизни усовершенствованию огнестрельных орудий? Нам не представится случая испытать дальнобойность наших пушек? Небо не озарится больше огнём наших залпов? Неужели никогда не возникнут международные осложнения, которые позволят нам объявить войну какой-нибудь заморской державе? Неужели французы так-таки не потопят ни одного нашего корабля? Неужели англичане не нарушат ни разу международного права, - ну, например, не вздёрнут трёх-четырёх наших земляков?
- Нет, Мастон, - возразил полковник Блемсбери, - не выпадет нам подобного счастья! Нет! Не произойдёт ни одного инцидента, а если и произойдёт, мы не сумеем им воспользоваться. Национальная гордость в Соединённых Штатах слабеет с каждым днём; скоро все мы сделаемся сущими бабами!..
- Да, нам нередко приходится унижаться! - согласился Билсби.
- Больше того - нас унижают! - воскликнул Том Гантер.
- Истинная правда! - подхватил с новою силою Мастон. - В воздухе носятся тысячи поводов к войне, а войны всё нет как нет! Наше правительство заботится о сбережении ног и рук у людей, которые не знают, что им делать со своими конечностями. А зачем далеко искать повода к войне: разве Северная Америка раньше не принадлежала англичанам?
- Без сомнения! - воскликнул Том Гантер, яростно размешивая своим костылём угли в камине.
- Если так, - продолжал Мастон, - то почему бы Англии в свою очередь не принадлежать американцам?
- Вот это справедливо! - вырвалось у полковника Блемсбери.
- А пойдите-ка предложите это президенту Соединённых Штатов! - крикнул Мастон. - Как он вас примет, а?
- Плохо примет! - процедил Билсби сквозь последние четыре зуба, уцелевшие от войны.
- Клянусь честью, - воскликнул Мастон, - пускай на следующих выборах он не рассчитывает на мой голос!
- И наших он не получит! - дружно подхватили воинственные инвалиды.
- Итак, - заключил Мастон, - вот моё последнее слово: если мне не дадут возможности испытать мою новую мортиру на настоящем поле битвы, я выхожу из членов "Пушечного клуба" и уезжаю из Балтимора, Лучше похороню себя заживо в саваннах Арканзаса.
- И мы последуем за вами, - подхватили товарищи отважного Дж. Т. Мастона.
Таково было положение дел в клубе; брожение умов становилось всё сильнее, клубу уже грозила опасность скорого распада, но одно неожиданное событие предотвратило эту катастрофу.
На другой день после описанной беседы каждый из членов клуба получил следующее циркулярное послание:
"Балтимор, 3 октября.
Председатель "Пушечного клуба" имеет честь уведомить своих сочленов, что на общем собрании 5-го числа текущего месяца он сделает сообщение, способное вызвать у них самый живой интерес. Вследствие этого он покорнейше просит членов клуба, отложив свои очередные дела, пожаловать на это заседание.
С сердечным приветом
ваш Импи Барбикен, П. П. К.".
Глава вторая
Сообщение председателя Барбикена
5 октября, в восемь часов вечера, целая толпа теснилась в залах клуба, в доме № 21 на Юнион-сквере. Все без исключения члены клуба, проживавшие в Балтиморе, сочли долгом явиться на приглашение своего председателя. Сотни иногородних членов-корреспондентов выходили из курьерских поездов, прибывавших в Балтимор. Как ни велик был зал заседаний, он не мог вместить всех стремившихся туда попасть; учёный люд наводнил соседние залы и коридоры, занял даже половину наружного двора. Огромная толпа "посторонних лиц" теснилась у дверей клуба, всякий старался пробраться вперёд, чтобы поскорее что-нибудь узнать о важном сообщении председателя Барбикена; граждане толкались, мяли друг другу бока, протискиваясь с энергией и непринуждённостью, характерными для народа, воспитанного в духе "selfgovernment".