Он свернул в переулок, выходящий к людному проспекту, налетел на дорожный знак, извещавший, что здесь идут земляные работы - и даже не почувствовал боли, только взвыл от неожиданности - и рванулся дальше.
На его счастье, милиция дежурила на другой стороне - у иностранного консульства. Но сейчас ему было не до ментов, да что там - он сам готов был бы броситься к ним в объятия, лишь бы только избавиться от гнусного видения.
Чуть поодаль виднелась церковь, попавшая в поле зрения Сашки, и тут он понял, куда именно ему следует бежать, нет, даже лететь со своим кошмаром. Конечно же туда - ведь сейчас ему явилось создание Ада, караулившее именно его, Сашку-Мазилу, чтобы утащить в Преисподнюю, а уж там - сожрать без остатка.
Поэтому Сашка прибавил скорости, насколько он мог себе это позволить. Прохожие шарахались в сторону, позади послышался возмущенный женский возглас - Сашка не видел ничего, кроме золоченого купола колокольни.
Каким-то чудом он вывернулся из-под поворачивающего с проспекта трамвая - еще секунда, и он в самом деле оказался бы если и не в Преисподней, то, как минимум, в морге, а в трампарке еще один вагон заслужил бы нехорошую славу убийцы. Но этого не случилось - Сашка вновь оказался на тротуаре. Стараясь отдышаться, он прислонился к ограде.
Рядом несколько пенсионерок торговали подержанными книгами и самым разнообразным старьем. Одна из них с неприязнью посмотрела на Сашку, и уже было открыла рот, чтобы высказаться - мол, ходють тут всякие! Но тут Сашка попытался оглянуться - и не смог. Ему казалось, что проклятая "бомжиха" гонится за ним, намереваясь ухватить костлявой рукой за ветхий воротник Сашкиной куртки - и тащить его в Ад.
Нет, спасение могло прийти только свыше, поэтому Сашка, кое-как переведя дыхание, бегом бросился ко входу в церковь.
На сей раз путь его был недолог - чья-то рука и в самом деле ухватила его за воротник, но рука оказалась не костлявой, а очень даже крепкой лапищей. К длинному носу Сашки-Мазилы потянулся весомый кулачина - тоже вполне материальный.
- Куда прешь, бомжара подзаборная? - спросили его тихо, но внятно.
Сашке ответить было совершенно нечего.
Его крепко держал какой-то тип в обносках и с красной мордой - по виду, точно такой же бомж, как и он сам. Но внешность обманчива. Красной морда типа могла стать от хорошего коньяка или качественной водки, и уж испарениями дешевого портвейна он точно не дышал.
- Ты отвечай, когда спрашивают! - почти добродушно посоветовал Сашке тип. - Я не понял, чё ты тут делаешь, бомжара? - сказал он, а мог бы и добавить новорусское "в натуре" - для таких, как Сашка, этот тип и был кем-то вроде "нового русского": разжиревшим нищим, промышляющим около собора. К тому же, далеко не бездомным.
Надо было что-то отвечать.
Сашка и попытался это сделать.
- Там… в переулке… - он лихорадочно попытался собраться с мыслями, но они тут же начали ускользать и разбегаться. - В переулке… мертвая баба… Живая - только мертвая…
- Я не понял… - хотел было продолжить нищий, но тут какой-то из его приятелей, должно быть, более важный в здешней компании, заметил:
- Да он обделался со страху. И не нас с тобой он испугался. Эй ты, там трупик, что ли, обнаружился? - второй нищий указал в сторону, откуда прибежал Сашка.
- Отвечай, когда люди тебя спрашивают! - с угрозой в голосе прошипел тот, который продолжал удерживать бомжа за воротник.
- Трупик? Есть там трупик… - мелко захихикал Сашка. - Только живой трупик-то, живой!..
- Да он псих ненормальный, - вынес приговор Мазиле тот, что сейчас играл в "доброго следователя". - Вот что - если хотел здесь стоять, то хрен тебе. Тут - наше место, понял, бомжара?! А что там за трупик - то не наше дело…
- Мне… в церковь надо, - почти прошептал Сашка.
- В церковь ему надо! - передразнил нищий. - Обойдешься, бомжара. Вали отсюда поздорову. Проводи-ка его, - обратился нищий к своему здоровенному помощнику.
И Сашка почувствовал, что его тащат - но не в Преисподнюю, а лишь подальше от входа в собор. Он двигался, не упираясь - израсходовал все силы при своей пробежке.
Его дотащили за воротник до угла ограды, почти напротив рынка и станции метро, а потом здоровенный брезгливо дал Мазиле несильного пинка:
- Катись…
Сашка откатился до входа на рынок, а потом, обернувшись, и не увидев за собой погони - ни нищих, ни страшной адской твари, поднял глаза на купол собора и перекрестился (правда, он не помнил, как надо это правильно делать - то ли слева направо, то ли справа налево). Зато в первый раз в жизни он перекрестился вполне искренне и с чувством.
Уже потом, рассказывая в компании таких же, как он сам, об этом приключении, Сашка-Мазила начал привирать. Приключение обрастало подробностями, мертвая "бомжиха" шипела жутким голосом о том, что он, Сашка, попадет в Ад, сожрала портвейн вместе с бутылкой, и едва не откусила Сашке руку.
- Ну вот, так я и спасся, - говорил он. А его знакомая, вполне живая Мурка - полусумасшедшая баба, которую за любимое словечко прозвали "Клиникой", повторяла:
- Ну, и допился ты до "белочки" - это ж просто клиника! И покойники с косами по улицам ходят, и менты звереют, и воще!..
На то, чтобы объяснить, что такое это "воще!", ее словарного запаса уже не хватало.
- Делириум тременс! - авторитетно заявил бомж по прозвищу Хыня - признанный интеллектуал всей компании. И добавил:
- Был ты Сашка-Мазила, а будешь Сашка-Враль…
А "воще", между тем, продолжалось. Покойники (правда, безо всяких кос) и в самом деле разгуливали по улицам города, и ни один из них пока что не попался на глаза тем, кто и должен был заняться их дальнейшей судьбой. Все наружное наблюдение "стражников" пока что давало сбой: зомби явно не спешили явиться в знакомые по былой жизни края. Зато теперь в их передвижениях начала намечаться некая упорядоченность. Однако пока что никто этого не замечал.
Глава 11
В параллельном мире
Беспокойство не прекращалось - вот что было совершенно скверно. Кристина не знала, что об этом думать.
С матерью она если и говорила, то резко и раздраженно. Понять, в чем дело, что происходит с дочерью, та совершенно не могла - но списывала все на переживания из-за парней, а посему - была вполне снисходительна.
В школе все шло, вроде бы, как надо, как она того хотела. Ее реферат "Великая Французская революция и революционные движения XX века" был одобрен, больше того, работу посчитали примером для всего класса. Еще совсем недавно она необыкновенно гордилась бы этим - теперь же ей было все совершенно безразлично. И похвалы учителей, и разговоры с матерью, и даже добрые отношения с Алкой.
Та сама стала наблюдать, что с подругой происходит нечто непонятное. Но что именно, она даже не могла бы сформулировать как следует.
А Кристине становилось все хуже и хуже - не только с каждым днем, но и с каждым часом. Она даже не могла представить себе, что такое случилось уже со многими людьми. Вначале идет беспокойство - совершенно беспричинное. Потом начинается радость и эйфория - все удается, все просто замечательно, все заветные желания исполнились, ура!
А потом следует опустошение, когда "заветные желания" абсолютно не волнуют, хочется плюнуть на все.
Что бывает после, могла бы рассказать та самая "бомжиха", которая так напугала Сашку-Мазилу - если бы зомби такого рода вообще могли разговаривать.
Могла бы поведать об этом и женщина с красивым бледным лицом, по виду - цыганка или испанка, если бы она повстречалась с Кристиной в эти дни. Хотя вряд ли она стала бы говорить хоть что-нибудь - с мечеными незачем говорить и доказывать им, насколько они были неправы. Заключивших контракт надо от него освобождать - быстро и безболезненно, одним резки движением руки.
Хотя, попадись Кристина Изабелле, уже в этот момент она могла бы вызвать некоторую растерянность. Быть может, Изабелла и попыталась бы заговорить с девочкой.
Но этой встречи не произошло.
Наконец, кое-что о контрактах могла бы рассказать и Алкина сестра - если бы она жила в той квартире, где обитала подруга Стины, а не при своей малопонятной работе.
Так что не случилось и этой встречи.
И Кристина оказалась предоставленной самой себе и своим настроениям.
В то воскресенье она шла по Лиговскому проспекту без всякой цели, едва волоча ноги - так можно идти, если осознаешь, что завтра придётся опять отправляться в эту поганую школу, получать эти растреклятые "двойки", попадать под горячую руку предкам - пропади они пропадом!..
Ничего подобного в жизни Кристины не было, да и быть того не могло. Все было как раз ровно наоборот!
Но это не радовало, а лишь вызывало тревогу. А уж насчет хорошего настроения и думать было нечего - никакого настроения просто-напросто не было вообще.
Было другое - ей казалось, что с ней уже произошло нечто нехорошее, и жить, вообще-то, не стоит. Что именно - она понять не могла. Теперь уже тревога никак не связывалась с той злополучной анкеткой, заполненной матерью. Неприятности Стины были как бы сами по себе, не вмещались в какое-то конкретное событие.
И еще - отчего-то ей было очень страшно. Но чего надо бояться - она не знала и сама.
Вот в таком состоянии она и решила пройтись, сама не зная, куда, - может быть, осенний городской воздух прогонит эту совершенно беспричинную тревогу.
Городской воздух не спешил это делать. Скорее, наоборот - тревога только усилилась.
Она свернула с проспекта в переулок - почти не отдавая себе отчета, зачем ей это понадобилось. Просто так - на Лиговке было слишком много машин и слишком много людей, а здесь все-таки потише.