2 • Уил
Он стоит в дверях и смотрит на спящего мальчика. Гитара на спине - нагрелась на солнце, струны всё ещё звенят.
Он ничего не имеет против того, чтобы посидеть здесь, хотя уходить из лесу было жалко. Время, когда он мог вторить звукам дрожащих листьев, вихрящихся столбов пыли и могучих ветров, приходящих с гор, было для него неоценимо. Было что-то радостно-успокаивающее в том, чтобы воплощать природу в музыку: соединять в аккорды звучания желтоголовых дроздов, луговых собачек и диких кабанов, привносить их голоса в каждую сыгранную им мелодию.
Уил взял с собой в лес остатки пирога с черникой, который испёк папа. Уна принесла немного сушёного лосиного мяса и термос с горячим шоколадом, заправленным корицей. Она присела рядом с Уилом под раскидистым дубом и слушала, как он играет. Правда, она ушла, когда он ещё не закончил, но ничего не поделаешь - настала её очередь убираться в мастерской.
Его гитара всегда грустит, когда с ним нет Уны.
Мальчик-беглец, которого мать Уила взяла в их семью, уже целые сутки как пришёл в себя, но так и не встал с кровати - даже поесть не спустился. Папа предложил принести его к столу на руках, но мама возразила, сказав, что мальчику просто нужно больше времени.
- Не стоит так привязываться к беглецам, - сказал ей отец. - Они никогда не остаются надолго, да к тому же вечно так озлоблены, что забывают о благодарности.
Но ма не обращает внимание на его ворчанье. Она взяла мальчика под свою защиту - и точка.
Уилу непонятно, как беглец может спать, когда солнечные лучи бьют ему прямо в лицо и над долиной разносится шум идущих в посёлке строительных работ. Грудь мальчика поднимается и опадает, а ноги подрагивают под одеялом, словно он бежит. Ничего удивительного - скрывающиеся от закона очень хорошо умеют бегать. Иногда Уилу кажется, что это единственное, что они умеют.
Уил убеждён - мальчик успокоится. Дикие животные, гремучие змеи, беспризорные подростки - все умиротворяются в его, Уила, присутствии. Даже когда гитара просто висит у него на спине - должно быть в предвкушении того, что он им сейчас покажет. Хотя Уил и сам лишь подросток, но душа у него мудрая, как у его деда-сказителя, чьи способности он и унаследовал...
Но сейчас ему не хочется думать о дедушке.
Пока он раздумывает, какая музыка может достучаться до сердца этого беглеца, мальчик просыпается. Его зрачки сужаются. Серо-голубые глаза фокусируются на стоящем в дверном проёме Уиле.
Тот делает несколько шагов внутрь комнаты и садится на шкуру пумы, затем перебрасывает гитару из-за спины наперёд ловким, привычным движением.
- Моё имя Чоуилау, - представляется он. - Но все зовут меня Уил.
Мальчик с опаской смотрит на него.
- Я слышал, как вы разговаривали вчера. Целительница - она твоя мама?
Уил кивает. Мальчику на вид лет тринадцать - на три года младше Уила - но что-то в его глазах светится такое, что можно подумать: ему все сто. У него тоже старая душа, только не такая, как у Уила - именно старая, уставшая и измождённая. Жизнь обошлась с этим беглецом сурово.
- Ничего, если я тут немного поиграю? - спрашивает Уил, стараясь говорить помягче.
Мальчик подозрительно щурится:
- Зачем?
Уил пожимает плечами.
- Мне легче играть, чем говорить.
Мальчик колеблется, покусывает губу.
- Ладно, хорошо.
С ними всегда так. Жизнь, которую ведут беглецы, ломает их дух, внушает им недоверие ко всему миру. Но поскольку они не находят подвоха в игре на гитаре и не замечают, как музыка Уила разрушает барьер, выстроенный ими для защиты от предательства, они сдаются и слушают, как его пальцы ласкают струны; его игра наделяет голосом их душевные раны.
Его мать училась на курсах музыкальной терапии при университете Джона Хопкинса, но она подкована только в теории. Уил же почувствовал, что может исцелять своей игрой уже в тот миг, когда в свой третий день рождения впервые взял в руки гитару. Хотя, конечно, не все беглецы и не все Люди Удачи с больной душой исцелялись. Некоторые уже перешли черту. Пока еще слишком рано судить, с какой её стороны окажется этот мальчик.
Уил играет два часа подряд - до тех пор, пока по дому не разносится запах еды, а спину не начинает сводить судорога. Беглец сидит на постели - всё это время он не спал и слушал, слушал, обвив руками согнутые ноги и положив подбородок на колени; глаза его устремлены на покрывало. Истаяли последние аккорды. Музыка смолкла.
- Пора подзаправиться. - Уил поднимается на ноги и отправляет гитару себе за спину. - Наверно, суп с кукурузным хлебом. Пойдёшь?
Мальчик напоминает ему кролика - так же, как зверёк, он застыл в нерешительности и не знает, что ему делать - бежать или остаться. Уил ждёт. От него, словно круги по воде, расходятся волны покоя. И вот мальчик встаёт с кровати и выпрямляется. Он держится гораздо уверенне, чем ожидал Уил.
- Меня зовут Лев. Я был десятиной.
Уил кивает - спокойно и без осуждения. Возможно, несмотря ни на что, с этим мальчиком всё будет хорошо.
3 • Лев
Лев смотрит, как Уил моет посуду после ланча, и всё думает, что же толкнуло его на то, чтобы рассказать этому парню правду о себе - что он был десятиной и сбежал от своего долга. Если выдавать о себе слишком много информации, это, чего доброго, может ему повредить. И в этот момент в него летит посудное полотенце, шлёпает по лицу и падает на стол.
- Эй! - Лев вскидывает глаза - неужели Уил за что-то сердится на него? Но нет - у массивного, словно медведь, Уила улыбка плюшевого медвежонка.
- Можешь вытереть тарелки. Встретимся в конце коридора, когда закончишь.
Дома Лев никогда не мыл посуду - это работа для прислуги. К тому же он болен! Больного человека заставляют вытирать тарелки! Однако он без возражений делает, что приказано. Он должен Уилу за концерт. Он никогда прежде не слышал такой гитарной игры, а ведь семья Лева была высококультурной: дети играли на скрипке, а по четвергам все они ходили на концерты симфонической музыки.
Но музыка Уила была совсем иной. Она была... настоящая. Два часа подряд он играл исключительно наизусть: немного Баха, Шуберта, Элтона, но больше всего - испанской гитарной музыки.
Лев думал, что такие насыщенные, сложные вещи в его ослабленном состоянии будет слушать тяжело, но всё оказалось как раз наоборот. Музыка баюкала его, она, казалось, пела в его синапсах: звуки вздымались, расцветали, кружились в совершенной гармонии с его мыслями.
Лев заканчивает вытирать посуду и вешает полотенце. Он подумывает, не вернуться ли ему в свою комнату, но Уил пробудил в нём слишком сильное любопытство. Лев находит парня в конце коридора - тот закрывает дверь своей спальни и надевает лёгкую куртку. Без своей гитары Уил выглядит каким-то... незаконченным. Очевидно, это ощущает и сам Уил. Его пальцы нерешительно теребят дверную ручку, затем, вздохнув, он снова открывает дверь в свою комнату и выносит оттуда гитару и ещё одну куртку - для Лева.
- Мы куда-то идём? - спрашивает Лев. - Куда?
- Да по разным местам...
Этот ответ как раз в духе такого парня, как Уил, но Лева он наталкивает на мысль о разъёме. О том, как все части его тела были бы разбросаны по разным местам. Лев перебрался через стену резервации в отчаянной надежде обрести убежище. Но что если он слишком слепо доверился слухам?
- А правда, что в резервациях для беглецов безопасно? - спрашивает он. - Правда, что Людей Удачи не отдают на разъём?
Уил кивает.
- Мы так и не подписали Соглашение о разъёме. Так что не только нас не могут разъять, но и мы не можем пользоваться частями тел разъёмников.
Лев задумывается. Он не может взять в толк, как может существовать общество, в котором никого не разнимают на части.
- Но... откуда же вы берёте органы?
- Природа предоставляет, - несколько загадочно отвечает Уил. - Иногда. - В глубине его глаз проходит какая-то тень. - Пойдём, я покажу тебе резервацию.
Через несколько минут они стоят на открытой площадке и смотрят с довольно значительной высоты вниз, на русло высохшего ручья. На другой стороне лощины тоже возвышаются дома, воздвигнутые прямо на красных камнях крутого склона. Все дома построены на старинный лад, и всё же в них ощущается нечто модерновое. Отделаны они с ювелирной тщательностью. Новейшая технология на службе у вековых традиций.
- Высоты ты, кажется, не боишься? - Уил не ждёт ответа, лишь удостоверяется, что драгоценная гитара хорошо закреплена у него на спине, и становится на верёвочную лестницу. Он карабкается вниз, по временам съезжая на несколько метров за раз.