* * *
Раскурив трубку и жадно вдохнув дымок из душистого самосаду, мгновенно снявшего с глаз полуду наваждения, Куница заприметил в том самом месте, где прежде сгущалась говорящая тьма, слабое мерцание - словно пламя свечи. Настолько квелое, что его можно было принять за обычного светлячка, усевшегося на высокий стебель травы. Если бы не странный красноватый отблеск огонька. А всем известно, что светлячки излучают только белый свет.
Опасливо покосившись на притаившуюся между деревьями зловещую черноту, скрывающую в себе обиженного лесного хозяина, парень, влекомый любопытством, стал шаг за шагом приближаться к неясному свечению. При этом усердно пыхтя во все стороны клубами табачного дыма, и грозно тыкая впереди себя острием сабли. Но, необъяснимый огонек не сбегал и не нападал. Только разгорался с каждым шагом все ярче и ярче.
Тем временем неподвижная ночная тьма, сгустившаяся еще больше от его возрастающего сияния, расступилась, словно кто раздвинул плотные занавески на окне, и оттуда, сбоку, к Тарасу шагнул здоровенный, в полтора обычных роста, страхолюдный мужик. Весь всклокоченный, лохматый, закутанный в обтрепанные звериные шкуры, - небрежно поигрывая увесистой, сучковатой дубиной.
- А ну, не тронь мой цветок! - прорычал угрожающе лешак, останавливаясь в нескольких шагах от юноши и опираясь на свое оружие, словно на обыкновенный дорожный посох. - Кому говорю - осади назад, паря! Не про твою честь папоротник посажен!
Вообще-то и без подсказки лешего, Тарас уже сообразил, что видит перед собой не что иное, как волшебный цвет папоротника. Диво дивное, существующее только в бабушкиных сказках! Цветок, по преданию, распускающийся на несколько минут, один раз в году, аккурат в полночь на праздник Ивана Купалы. Сулящий человеку, нашедшему его, немыслимое богатство. Так как мог указать на захороненный в земле клад…
В эдакую удачу было столь сложно поверить, что Тарас даже перекрестился. А потом, чтоб уж совсем наверняка, еще и двойной кукиш призрачному огоньку продемонстрировал. Но цветок не развеялся, на манер предыдущего морока. Кстати - как и, свирепо скалящий медвежьи клыки, лешак. Который опять угрожающе занес над головой свою дубину и шагнул вперед, решительно настроенный защитить колдовской цвет от посягательств человека. И немного нашлось бы смельчаков, готовых устоять перед его устрашающим обликом и не бросится наутек.
Тарасу тоже сделалось не по себе. Все ж, несмотря на отеческую выучку, до сих пор, биться с настоящим врагом не на жизнь, а на смерть - запорожскому новику не приходилось. Тем более с нежитью! Но, отступать и трусить было не заведено в роду Куниц. И уж тем более - когда на кону такой приз! Ведь после гибели отца, нужда заела хуже вшей…
- Но, но! - прикрикнул сурово парень, опять хватаясь за эфес сабли. - Не балуй, нежить лесная! А то - хуже будет!
- Го-го-го, - засмеялся лохматый лесовик, словно филин в дупле заухал. - Кого ты своей железкой пугаешь, человеческий заморыш? Да я тебя, сейчас, как комара прихлопну. На одну ладонь положу, другой накрою, - и мокрого следа не останется…
- Не так быстро, чучело замшелое… - потащил парень булатную сталь из ножен. - Видишь, какая у меня сабелька особенная? По долу молитва вытравлена! Как раз, чтоб всякую нечисть сподручнее убивать было! Ну-ка, посторонись, идолище поганое, а то искрошу в щепу!
- Это да… Похоже, твоя взяла, казак… Знатное оружие, - с одного взгляда оценил заговоренный клинок лесной хозяин и со вздохом опустил дубину. - Дорогого стоит… Небось целую пригоршню золота отвалил?
- Не покупная она… Наследство… - объяснил с гордостью и грустью в голосе Куница. - Сабля, люлька, да седло… Отец мой в бою погиб, а эти вещи - все, что его товарищи домой привезли… Потому и сберег до сего дня, хоть как ни прижимала нужда. Ну, да ничего, теперь-то мы с бабулей - по-людски заживем. Если предания не брешут, цветок папоротника на зарытый в земле клад указать может? Да, нежить лохматая? Верно, говорю?
- Того не ведаю, - равнодушно пожал здоровенными плечищами леший. - Мне, как ты сам понимаешь, в лесу, все ваши людские цацки, совершенно без надобности. Но, все же, лучше б ты его не трогал, парень. Право слово… Добром прошу. А коли и в самом деле так нужда присела - приходи в гости, как-нибудь в другой раз. Обсудим… Сослужишь кой-какую службу, а я - оплачу труды достойно. Для человеческих рук и ума в лесу завсегда работенка найдется.
И было в его голосе столько непритворной грусти, что парень, уже потянувшийся к заветному огоньку, даже руку отдернул и отступил назад.
- Да что тебе, цветов в лесу мало? - произнес Тарас слегка удивленно. - Одним больше, одним меньше. Сам же сказал: вам сокровище без надобности. А мне - хозяйство из нужды поднимать надо. Совсем уже захирело…
Куница подумал немного и прибавил, будто именно эта причина могла все объяснить наилучшим образом.
- Я жениться хочу, понимаешь, леший?.. А Ицхак лучше собственными руками убьет Ривку, нежели выдаст родную дочь замуж за такого бедняка, как я… Вот, разбогатею - тогда другое дело. Сразу завидным женихом заделаюсь. Так что, извини, лесной хозяин, но никак я не могу от своего счастья отступиться. Особенно теперь, коль уж мне такой случай подвернулся. Кто знает, выдастся ли в другой раз? Батька сказывал: судьба ветрена, как… Тем более, сами виноваты! - Тарас обрадовался вовремя пришедшей мысли. - Я к вам в гости не напрашивался… А что до твоего предложения, то умные люди учили - с нежитью не заключать никаких уговоров. Себе дороже встанет!
- Да, нескладно вышло, - шумно почесал густые заросли мха на лице леший. - Кто ж мог знать, что ты с любовным наваждением сумеешь справиться? Красные сапожки летавиц не одному голову заморочили. Попадались мужчины и постарше тебя, и покрепче духом. А ты - вона, устоял. Впредь нам наука будет - с влюбленными не связываться.
- Тем более, награду заслужил, - усмехнулся Тарас, делая еще один шаг вперед - ближе к цветку.
- Постой, казак, послушай, чего скажу… - вновь остановил его настырный лешак. - Что ж вы люди за племя такое? Где не поселитесь, обязательно все загадить норовите… Лес - рубите и жжете, почем зря, будто сухого хворосту вокруг мало… Реку и ту - плотинами да сетями перегородить норовите… И все, как один - дармового счастья ищете. А ведь, не нами - вашими же священнослужителями придумано, что каждому воздастся по деяниям его. Разве не так?
- Слишком мудрены для меня твои слова, лесной хозяин, - досадливо проворчал вместо ответа Куница. - Может и есть в них какой-то высший смысл, да только ведь неспроста ты мне зубы заговариваешь, а? Думаешь: увлекусь беседой и забуду, что цветок папоротника в срок сорвать надо, - пока он не закрылся? А полночь вот-вот настанет. О-хо-хо… Опять хитришь со мной, нежить лесная, обмануть пытаешься, а еще - о правде и справедливости рассуждаешь. Негоже так… Нет в том чести!
- Но и бесчестья для меня тоже нет, - мрачно пробормотал леший, недовольный тем, что и эта его хитрость не удалась. - Ты, парень, лишь о собственной выгоде, да о богатстве печешься, а я пытаюсь - от твоей алчности сказочную красоту спасти. Ведь без Иванового зелья здешние места совсем захиреют. Всю свою волшебную силу утратят… И придется моим дочерям на новые места перебираться.
- Лес большой…
- И что с того? Можно подумать, если б у тебя было несколько домов, то ты б не возражал, когда б лихие люди один из них захотели обрушить?
- Понять я тебя, леший, могу, - кивнул рассудительно Куница, - и совсем не осуждаю за угрозы и обман. Но, вам - нежити лесной, о хлебе насущном заботы не имеющей - легко о дивной красоте рассуждать. А мне - бабушку старенькую кормить надобно. Да и о своей будущей семье, о наследниках рода Куниц, позаботиться не грех. И насчет домов ты тоже верно подметил - было б у меня их несколько - глядишь, иной разговор бы вышел. Но - у меня одна хата, да и та вскорости развалится. Так-то… Эх, да чего там языком зря молоть, тут нам с тобой друг дружку вовек не понять. Сказано ведь: каждому свое, а гусь свинье не товарищ… - и парень решительно потянулся к цветку, особенно ярко полыхнувшему в это мгновение.
- В последний раз предупреждаю, неразумный ты человечишка… - грустно промолвил леший. - Одумайся, пока не поздно.
Огромный страховидный мужик неожиданно, прямо на глазах Тараса, превратился в махонького седого, длиннобородого старичка, и голос его теперь звучал не угрожающе, а просительно.
- Не тронь цветочек аленький… А то, прежде чем новое счастье найдешь, все - что теперь имеешь - потерять можешь…
- Да нечего мне терять, дедуля, - беспечно отмахнулся парень. - Я ж говорил уже: после отца лишь седло да сабля остались. А хата наша так обветшала, что вскоре от дождей да ветров сама расползется, если я денег на ремонт не найду. И то - новое подворье сложить - наверняка дешевле встанет. Так что, не обессудь и не прогневись, лесной хозяин - но, иначе поступить я никак не могу… У каждого из нас своя правда, и только Создателю дано судить по справедливости - чей тут резон и кому какой ответ держать…
С этими словами Тарас цепко ухватился, дрожащими от возбуждения и нетерпения, пальцами за тонкий папоротник, чуть пониже алого мерцания, и резко потянул его к себе.
Огненный цветок снялся со стебелька так легко, словно и не рос на нем, а - как бабочка, присел отдохнуть на мгновение. Раз - и вот он уже сияет в руке человека.
- А-агх… - тихонько и жалобно застонали вокруг поляны десятки разных голосов. - Беда… беда… Горе… горе…