* * *
В Троедворье опять объявили перемирие. Теперь пятидневное, в честь весеннего равноденствия, самого главного праздника. Балов три, и устраивает их Совет Равновесия. Ещё больше помпы, золота и спеси. Поскольку празднуем в "Чаше", обереги вовлеченцам не положены.
Время от времени ломит виски, я выставляю "зеркалку", излишне любопытный ранговик получает отражённым ментозондом по лбу и успокаивается. При желании этот чахленький барьер легко сломает любой, даже самый бездарный колдун, но без крайней необходимости никто и никогда такого не сделает, - неприкосновенность гарантирует сам факт сопротивления. Единственное, что мне нравится в Троедворье - здесь право на ответный удар признают за любым и каждым. Получивший сдачу не обижается, будь он хоть чаротворцем. В стране вечной гражданской войны силу уважают.
Я замечаю Веронику и подхожу.
- Привет, - здоровается она. - Жаль, что из простеней на праздник допускаются только вовлеченцы.
- Твой Олег всё равно не танцует. А Егор на дежурстве.
- Как Сашка? - спросила она.
- Нормально.
Прооперировали его три недели назад, и, по словам Егора, всё прошло на редкость удачно. Ходить Сашка не сможет, но от болей избавится.
- Обидно, что мы никогда не узнаем, - сказала Вероника, - имя пацана, которого Сашка тогда спас. В той суматохе не спросили, а теперь никаких следов не найти, даже точно неизвестно, в какой именно деревушке это было.
- Да, Сашка рад был бы услышать, что у него всё хорошо.
Мы немного помолчали. Мимо прошли трое вовлеченцев Светлого двора. К одежде прицеплены круглые брошки с изображением белого терема. Вероника проводила их завистливым взглядом, притронулась к своей брошке с серой совой.
- Тебе ещё не разонравился Свет? - спросила я.
- Свет не может разонравиться.
Я пожала плечом. До сих пор не понимаю, чем Свет лучше Тьмы или Сумрака. Сила она и есть сила, безвольная и бездумная. Инструмент, доступный любому волшебнику пусть даже с нулевыми способностями.
Пробую в очередной раз объяснить это Веронике.
- Брошка с домиком ничем не отличается от брошки с совой. И порядки на Белодворье ничем не лучше сумеречных. Это я тебе как равновесница говорю, была возможность сравнивать.
- Плевать на порядки, - отвечает вампирка. - Там есть Свет. Ради него я вытерплю и ленту покорности, и ограничитель силы.
- Как будто ты их сейчас не терпишь, - хмыкнула я.
К нам подошёл Роберт.
- О чём спор?
- О Сумраке и Свете, - сказала Вероника.
- О расцветке рабских ошейников, - уточнила я.
Роберт плеснул крыльями. Ограничителя силы у равновесных вампиров нет, зато лента покорности осталась. А золотистый цвет не сделал рабский ошейник приятнее чёрного или серого.
Вероника что-то сказала Роберту на торойзэне, вампирьем языке. На лицах волшебников, которые слушали наш разговор, промелькнула досада. Смысловое проникновение возможно только с человеческими языками, а торойзэн - язык волшебной расы и его надо учить, зазубривать слова и правила. В учёбе, если она напрямую не касается магии, волшебники ленивы до невозможности, и торойзэн в Камнедельске знали только пять-шесть равновесников.
- Генеральный кодекс, - напомнила я, - гарантирует право выбирать первоосновную силу любому троедворцу. Расовая принадлежность там не оговаривается.
- Вампиров это не касается, - ответил Роберт. - Справедливости для нас не было никогда. Это судьба.
- Судьба?! - взъярилась я. - Жить рабами "судьба"? Столетиями сопли на кулак мотать "судьба"? Роберт, вы все как безмозглая баба, которую лупит муж, а она, вместо того, чтобы развестись и зажить по-людски, на каждом перекрёстке жалуется на свою нелёгкую долю. Потому что похвастаться ей больше нечем - она никто и ничто, пустое место, ничего не может и ни на что не годится. Для таких и битая морда - событие.
Волшебники испуганно ахнули. Роберт побледнел до мертвенной стылости.
- Вы называете вампиров ничтожествами? - проговорил он.
- Да, - уверенно ответила я. - На людей вы не тянете. Вы - рабы. А раз нравится ходить в ошейнике и получать по морде - наслаждайтесь.
- Нет, - тихо сказал Роберт. - Вы не можете так думать…
- А вы проверьте, воспользуйтесь ментозондом. Разрешаю.
Виски заломило резко и сильно.
- Ну, убедились?
Боль отпустила.
- Да, - кивнул Роберт и ушёл в глубину зала.
- Зря ты с ним так, - сказала Вероника. - Это жестоко.
- Это правда! - отрезала я.
- Возможно, - не стала она спорить. - Но не каждую правду нужно говорить вслух. Во всяком случае, не так прямолинейно. Это приносит слишком много боли.
- Но не больше, чем ежедневные намёки на неполноценность. И, похоже, вполне обоснованные.
- Да, - согласилась вампирка. Лицо у неё закаменело. - Это можно назвать неполноценностью. Нам доступны не все пути.
- Ложь, - уверенно ответила я.
- Ты хочешь сказать, - зло прищурилась Вероника, - что вампирам открыт путь Света?
- Да. Как и любой другой. Точнее - ни один путь невозможно закрыть от тех, кто действительно захочет по нему пройти, так что от запретов толку нет. Если ты хочешь обрести Свет, то обретёшь. Ты ведунья и зажигать "розу серого огня" вроде бы умеешь?
- Да, - сказала она. - Мы редко пользуемся первоосновной магией, предпочитаем волшебство крови, но "розу" сумеет зажечь и нулевик.
- Замечательно, - ответила я. - Тогда зажигай. Но обратись не к Сумраку, а к столь любезному тебе Свету.
Вероника озадаченно хлопала глазами.
- Тебе Свет разонравился? - повторила я. - Не хочешь его? Надоел?
Вампирка отрицательно качнула головой.
- А раз нужен - иди к нему! Зажги "белую розу", докажи, что действительно стремишься к Свету. Или твоя преданность ему пустые слова, ложь и предательство?
От ярости у Вероники засверкали глаза, растопырились крылья.
- Чокнулась девка, - долетел до меня шёпот волшебников. - Кровохлёба предателем называть. За такие слова они высшим ранговикам печень вырывают, и трибунал их оправдывает.
- Предательница, - чётко повторила я. - Как трепаться о своей любви к Свету, так ты первая, а как до "белой розы" дошло, так сразу струсила. Ты предала свой путь.
- Нет!!! - крикнула разъярённая Вероника. - Я верна своему пути!!!
На ладони у неё засияла белая огненная роза.
- Что и требовалось доказать, - сказала я. - Любой путь открыт тем, кто действительно хочет по нему пройти.
У Вероники задрожали крылья. Она погасила "розу", посмотрела на меня, обвела растерянным взглядом зал, и на ладони у неё опять засиял белый огонь.
- Свет, - тихо сказала вампирка. - Он не отверг меня. Свет меня принял.
В зале повисла мутная, полуобморочная тишина. Замерли эльфы и домовые, оцепенели волшебники, застыли вовлеченцы.
- …….!…..!!…!!! - прозвучал у меня за спиной каскад матюгов. - Вляпались вы, девоньки, по самые уши, - сказал Люцин. - Это Верховный трибунал и смертная казнь.
- Пусть, - ответила Вероника. - За прикосновение к Свету можно и умереть. Цена как цена. Невысокая.
Меня трясло будто в лихорадке, кожа на груди болела словно от ожога. Я зло глянула на блаженно улыбающуюся вампирку. Цена ей невысокая… А мне-то за что подыхать?! За Свет её сраный? Да пошёл он вместе с Сумраком и Тьмой на ишачью пасху!
К нам протолкался Павел.
- Никакого трибунала быть не может! - заявил он. - Всё сделано в соответствии с Генеральным кодексом.
Я сжала кисть так, что ногти до крови вонзились в ладонь. Лопатин - лучший юрист Серодворья. Он найдёт способ…
Грудную чакру пекло всё сильнее, я кусала губы, чтобы не закричать от боли.
- Это происшествие вне статей Генерального кодекса, - ответил Люцин. - Его будет разбирать Верховный трибунал.
- Сначала вам ещё надо доказать, - разъяснил закон Павел, - что это происшествие выходит за рамки Генерального кодекса, затем - что деяние Лемке и Дробышевой является опасным для Троедворья, и лишь тогда вы получите право говорить о трибунале.
- Я не собираюсь препираться с простенями, - ответил Люцин и жестом подозвал охрану. - В камеры их.
- Директор Люцин, - сказал Лопатин, - я обвиняю вас нарушении равновесной присяги. Правомочность моих слов и ваших действий оценит "мост истины".
По залу пробежал шепоток. У Люцина слишком мала возможность удержаться над Бездной. И слишком серьёзное обвинение предъявлено, чтобы отделаться болевым шоком. Приговор здесь может быть только один - смерть.
- Открывай "мост", - сказал Люцин. - Ты знаешь новый закон об изначальном суде. Открывать "мост истины" обязан истец, а не ответчик. Если истец по любой причине откажется от открытия, это означает признание вины. - Люцин улыбнулся: - Со всеми должными последствиями.
У меня тоскливо сжалось сердце. Люцин всегда славился предусмотрительностью. Мы проиграли. Теперь расстреляют всех троих. И какой чёрт меня за язык дёргал?
К нам подошёл Ильдан.
Грудь мне запекло ещё сильнее. Я тихо застонала и опять прикусила губу.
- Я беру право открывателя, - произнёс ритуальную фразу Ильдан. - И согласен разделить судьбу взывающего к изначалию полностью и до конца.
Люцин полузадушено охнул, такого он не ожидал. В зале загалдели, задвигались - дело приобретало новый оборот, для директора весьма опасный.
Ильдан движением пальцев сбросил заклинание и открыл "мост".