- Всё верно, - сказал Славян. - Только анэршылнам есть за что идти в бой, и потому они могут побеждать, а долинникам пока нет, и они обречены. Надо ждать. Со временем всё изменится.
- Не понимаю. Они прекрасно могут сражаться!
- Но нам-то нужно не сражение, а победа. Побеждать они пока не могут. Только умирать.
- Всё равно не понял. Они воины. Смерть и битвы - их жизнь.
- Смерть не бывает жизнью, - возразил Славян. - Только её прекращением. А битва - всего лишь путь к победе или поражению. Путь, Хаким, но не цель пути. Цель - победа. А побеждать пока не настроен никто, даже ты. Раз нет победителей, нет смысла начинать сражение, только людей зря погубим.
- Но победители и получаются в сражении.
- Нет. Прежде чем идти в бой, надо решить, чего ты хочешь добиться этим сражением. Выбрать цель. И когда цель будет принадлежать тебе - ты добьёшься и её воплощения.
- Но у воина есть цель - честь и слава, - ответил Хаким.
- Честь и слава - побочный эффект достижения цели. Ты честно добился цели и получил за это славу.
У Хакима голова шла кругом.
- Но за что тогда сражаться? - спросил он.
- За жизнь. Победитель в бой идёт не ради славы, а ради жизни. Ради того, чтобы жили его дети, жена, родители, чтобы никто и никогда не причинил им страха и боли, чтобы светел был огонь в их очаге и тиха ночь за их окном. Ради покоя земли, на которой они живут. Защищать жизнь - высшая честь, а защитник жизни достоин самой высокой славы.
- Воин и защищает жизнь.
- Нет, - ответил Славян. - Воин сражается. Убивает. Грабит. О жизни он думает в последнюю очередь, если думает вообще. Воин - это профессиональный убийца. Пожиратель смерти.
Славян опять всё перевернул и перезапутал. Хакиму с детства твердили, что быть воином - лучший удел для мужчины, что в сражении - единственно достойная жизнь. И вот пойди ж ты: воин - презренный пожиратель смерти. И… и это правда - защитить, отстоять воин не способен. Только отбирать - скот, женщин, еду, воду, жизнь. И отдавать тому воину, который окажется сильнее.
- Тогда почему ты не учишь долинников защищать? - спросил Хаким.
- Именно этому я их и учу. У них должно появиться то, что надо уметь защищать. Поля, мастерские, дома, улицы. Боевые умения дело важное, но не главное. Когда люди поймут, что дороже долины у них ничего нет, что орден Соколов для Датьеркена опасен, Весёлый Двор они превратят в пыль.
- Но ты учишь их только пахать и сеять, - возразил Хаким. - Твои помощники - делать хлеб и кувшины. Пахари и пекари не способны противостоять воину! - Хаким досадливо шлёпнул ладонью по столу. - Воин сильнее.
- Правильно. И воин не способен противостоять тому, кто сильнее. Такое могут только те, кто одновременно является и пахарем, и воином; и пекарем, и бойцом; и разрушителем, и созидателем.
- Но так не бывает!
- Только так и бывает, - сказал Славян. - И называется это ратоборец. Тот, кто побеждает войска.
- Ратоборец? - Хаким несколько раз повторил незнакомое слово, добился чистого выговора. - Но я никогда не видел таких людей. Не может их быть.
Славян рассмеялся.
- Бывало так, что воины твоего племени нападали на деревню или город, а получали такой отпор, что целый сезон опомниться не могли, и потом долго на это поселение напасть не помышляли?
- Бывало.
- Значит, нет нужды объяснять, как сражаются ратоборцы. Ты уже знаешь.
- Знаю, - хмуро ответил Хаким, воспоминания оказались слишком яркими. - Во всём сотворённом аллахом мире нет силы, которая способна одолеть ратоборца. - Он немного помолчал: - Славян, в твоём городе разве нет мужчин, которые занимаются только воинским ремеслом?
- Полно. Только они не воины, а ратоборцы. В бой идут не за ордена и погоны, а за землю, на которой живут, и за людей, которые живут на их земле. Воин, когда сражается, думает о том, что принесёт ему это сражение - славу или смерть, богатство или увечье, а ратоборец - что будет делать, когда вернётся домой после победы. Теперь ты понял разницу?
- Понял, - буркнул Хаким. - И ты надеешься сделать ратоборцев из здешнего люда? Славян, опомнись, они не годятся на такое, они все разные, каждый сам по себе, а ратоборцы едины как стена. И упёртые как не знаю кто - расколи на тысячу кусков, так и осколки в бой пойдут. Сам видел. А на этих только гаркни посильнее - вмиг разбегутся.
Усмешка Славяна Хакима напугала - он так в пыточной Ховену и Виалдингу в рожу усмехался.
- У них одна долина на всех, - ответил Славян. - И пески - тоже одни на всех. Когда датьеркенцы осознают, что все вместе сумели победить пустыню, отстоять долину от смерти - сами станут ратоборцами, мне ничего из них делать не придётся. Да и нельзя из людей ничего сделать. Они только сами из себя что-то могут сотворить. Но не другие из них. Тут Ховен большого дурака свалял. - И опять Славян из человека стал неотвратимостью, творцом судьбы, своей и чужой, который так напугал Хакима раньше. Но теперь у бедуина хватило сил сдержаться, не испугать своим страхом ни Славяна, ни себя. "Кто бы ты ни был, - сказал ему мысленно Хаким, - ты мой друг. И ты не несёшь людям зла. Потому я твой друг".
- Ты столько сил тратишь, - сказал он вслух, - и говоришь, что не надеешься ничего из них сделать.
- Как и ты. - Славян словно стряхнул с себя страшную личину, опять стал прежним, даже искорки в глазах вернулись.
- Верно, - грустно улыбнулся Хаким. - Хотел бы я ещё понять, зачем мы это делаем.
- Потому что если хочешь, чтобы люди что-то сделали для тебя, научи их находить силы и отвагу для свершений. А тут хочешь не хочешь, надо потрудиться.
- Тоже верно.
Ударил набатный колокол. Хаким вскочил из-за стола, Славян едва не вывалился в окно.
- Что там у них случилось? - спросил Хаким.
- Не знаю, - ответил Славян. - Тревогу бьёт мальчишка-гном лет тринадцати.
- Но это не тревожный сигнал! Так, вопёж какой-то…
- Сейчас и выясним, что такого произошло, чтобы гномий пацан с перепугу тревожный сигнал забыл.
Славян выпрыгнул в окно. Хаким следом.
- Ва’алмил! - закричал мальчишка, едва увидел Хакима. - Старшина, у ва’алмила трещина исчезла! Совсем исчезла, как и не было!
* * *
Над загадкой ва’алмила Хаким, Лиовен, Тзвага и Тирно ломали головы третий день. Целый, правильно расположенный камень не работал. В кабинете старшины они сидели уже четвёртый час, но ничего путного так и не придумали.
- Лиовен, - сказал Тирно, - поднапрягись, вспомни всё, что знаешь о ва’алмилах. Ведь это ваш народ придумал волшебные долины.
- Я больше ничего не знаю. Что ты хочешь от простой долинницы? Я ведь владычицей никогда не была… Гномы хорошо разбираются в камнях. Что ты скажешь?
- Прекрасный ва’алмил. Лучше не бывает.
- А почему не работает?
- Не знаю!!! - Гном сердито глянул на хелефайну. У той обвисли уши. - Извини. Пойду покурю. - Гномы любят табак, а гоблины и хелефайи не выносят.
Тзвага тоже поднялся.
- Пойду послушаю яблоню. Может она что подскажет.
- Да, - кивнула Лиовен. - И пошли какого-нибудь лайто послушать источник.
- Хорошо.
Лиовен и Хаким остались в кабинете одни. Дарко молча смотрела в окно на неработающую станцию телепорта, Хаким пытался написать на листке бумаги её имя, но никак не мог вспомнить нужную букву, грамота давалась тяжело.
А Славян уехал с отрядом Ийлоро к Весёлому Двору, на разведку. Вернётся лишь через пять дней.
- Хаким, всё, хватит. Прекращай глупостями заниматься!
Хаким прикрыл локтями листок бумаги, смахнул в ящик.
- Какими глупостями?
- Думать, что бы на твоём месте сделал Алекс! - ответила Лиовен.
- Алекс?!
- Да, Алекс. - Хелефайна вскочила с подоконника, уши чуть повернулись вперёд, кончики едва заметно оттопырились - как перед боем. - Ты ведь во всём стремишься ему подражать, - сказала она. - Алекс то, Алекс, это. Алекс, Алекс, Алекс… Ты что, без него и штаны натянуть не можешь?
- Прекрати. Если бы ты видела его в крепости…
- Здесь Датьеркен, - перебила она, - а не Весёлый Двор. И долиной правишь ты, а не Ховен, и не Алекс!
- Без Алекса…
- Без Алекса Датьеркен неплохо существовал шестьсот лет и просуществует ещё миллион. Кто из вас хотел собственный оазис - ты или Алекс?
- Я, - ответил Хаким.
- Ну так ты его и получил. Датьеркен принадлежит тебе. И за людей, которые здесь живут, отвечаете тоже вы, старшина. И только вам принимать решения. Вам, а не Алексу, Ховену или мне с Тирно. - Хелефайна села на подоконник, отвернулась.
- Мне, - хмуро буркнул Хаким. - Неграмотный бедуин…
- Нет, - не оборачиваясь, ответила Лиовен. - Старшина Датьеркена.
- Который знать ничего не знает. Алекс хотя бы…
- Алекс - хороший парень, - сказала Лиовен, - но если ты станешь вторым Алексом, кто будет Хакимом? Ты хочешь предать собственную душу?
- Да кому она нужна?
- Мне.
- Лиовен… - неверяще выговорил Хаким, встал из-за стола, шагнул к ней и остановился. Не решился сделать второй шаг.
Хелефайна соскочила с подоконника и сама подошла к нему. Кончики ушей подрагивали.
- Мне ты нужен такой, какой ты есть. Хакимом, и ни кем другим.
- Нет, - отступил он. - Невозможно. Ты и… погонщик верблюдов, беглый палач.