Было ясно, что эти дома принадлежат местным богачам. Узкая улочка поднималась все выше и выше. Постройки утопали в пышной листве садов. Сапониды шли впереди, тихо переговариваясь. Они выглядели весьма изысканно - Гвил никак не ожидал такого от северян.
Внезапно все остановились. Старший обернулся к гостю:
- Подожди меня здесь. Я должен предупредить о твоем приезде Воеводу, чтобы он приготовился к приему.
Гвилу и в голову не пришло, что это ловушка. Он кивнул, и продолжил любоваться гостеприимным городом.
Невдалеке остановилась стайка смеющихся девушек в полосатых шерстяных платьях: они без стеснения разглядывали чужеземца. Гвилу они понравились: гибкие, стройные и очень кокетливые.
Вернулся его провожатый:
- Ну что же, господин Гвил, пойдем дальше?
Юношу охватило нехорошее предчувствие:
- Отцовское благословение хранило меня в пути, и я готов идти по любой дороге, если она приведет меня к цели. Но если я уклонюсь, гибель ждет меня и тех, кто окажется рядом.
Сапонид понимающе кивнул.
- Конечно, ты волен идти, куда захочешь. Просто Воевода очень хотел бы повидать гостя с далекого юга.
Гвил дал согласие наклоном головы, и все двинулись дальше. По обе стороны дороги потянулись гряды, засаженные кустами с маленькими сердцевидными листочками - красными, зелеными, черными.
Сапонид обернулся к Гвилу:
- Я должен предупредить тебя, чужеземец. Это - одно из наших священных мест, и обычай требует строго наказать любого, кто наступит на эти листья.
- Я учту. Постараюсь не нарушать ваших законов.
Заросли стали гуще и выше, и вдруг с дикими воплями на дорогу выпрыгнули страшилища с горящими глазами. Конь Гвила шарахнулся в сторону и потоптал священные листья.
Откуда ни возьмись, налетели сапониды. Коня схватили под уздцы, а Гвила стащили с седла наземь.
- Стойте! Что все это значит? Объясните мне! - надрывался он.
Проводник укоризненно покачал головой:
- Ведь я только что тебя предупреждал!
- Но чудища напугали коня! - пытался возражать Гвил. - И моей вины в этом нет. Отпустите же меня с миром.
- Боюсь, что за осквернение священного места ты будешь наказан. Слова здесь не помогут. Эти чудовища - безобидные домашние животные, которые напугались не меньше твоего коня. Между тем, ты ехал верхом и мог удержать лошадь. Так что даже, если ты извинишься, то все равно будешь виноват в преступной неосторожности.
Выходит, что это твои действия непредсказуемы, и конь тут ни при чем. Нам теперь придется заново освятить оскверненную землю. Между тем, если бы ты, получив мое предупреждение, спешился, ничего подобного не случилось бы. Итак, сэр Гвил, я вынужден признать тебя виновным в дерзости и неуважении.
Как Старшина, отвечающий за охрану спокойствия и соблюдение законов, я вынужден арестовать тебя как правонарушителя. До того, как будет назначено наказание, тебя заключат в тюрьму.
- Вы что, издеваетесь? - взорвался Гвил. - Как можно так жестоко обращаться с путником!..
- Ничего не могу поделать, - ответил Старшина. - Мы милосердны, но свято чтим обычаи, завещанные предками. Для нас прошлое важнее настоящего. Таковы наши законы!
Гвил внезапно успокоился.
- И какое же наказание меня ждет?
- Для подобных преступлений предусмотрены три вида наказаний. Полагаю, что в твоем случае сам приговор будет свершен символически - однако при полном соблюдении сопутствующих обычаев.
- Уведите его! - приказал Старшина своим людям. - Только не вздумайте переходить проезжие дороги - на дорогах он под защитой благословения, которое для вас может обернуться проклятием.
Гвила заперли в темном прохладном подвале. Каменный пол был сухим, потолок и стены - чистыми, без потеков и клоповьих гнезд. Оставшись в одиночестве, Гвил чувствовал себя очень неуютно. Тем более что светящийся кинжал у него отобрали.
Улегшись на камышовую подстилку, он попытался разобраться в происшедшем; однако усталость взяла свое, и Гвил уснул.
Прошел еще один день. Пленнику исправно приносили еду и питье. Наконец к нему зашел Старшина.
- Ты воистину родился под счастливой звездой, - объявил сапонид. - Мы не нашли в твоем поступке злого умысла, и сочли его легкомыслием. Реши мы иначе, наказание могло быть очень суровым. Закон предписывает либо - отнять пальцы ног и забить горло перцем; либо три часа порки и проклятие за осквернение святыни; либо опустить виновного на дно озера в свинцовых башмаках и заставить найти утерянную Книгу Келлса. - Старшина благодушно поглядывал на Гвила.
- Что же будет со мной? - сухо осведомился тот.
Сапонид пошевелил кончиками пальцев.
- Согласно указу Воеводы ты просто должен будешь поклясться, что никогда больше не осквернишь наши святыни и не нарушишь обычаи.
- Клянусь, - сказал Гвил и замолчал.
- И еще, - продолжал старшина с легкой усмешкой, - ты должен разобраться, почему наши девушки никак не могут определить первую красавицу и выбрать среди них лучшую.
- Ужасно трудно, - пробормотал Гвил, сдерживая радость, - не слишком ли сурово наказание?
Сапонид принял глубокомысленный вид:
- Многие пытались выбрать красавицу… Но почему-то каждый горожанин неизменно находил таковую среди своих родственниц. Поэтому выбирать должен посторонний нам человек. Тебя же никто не сможет обвинить в предвзятости, и ты вполне можешь нам помочь.
Гвил верил в искренность сапонида, хотя такое решение суда его удивило.
- Что же будет, когда я все исполню? - спросил он.
- Узнаешь, когда выберешь красавицу! - старшина вышел, оставив дверь открытой.
Больше всего Гвила огорчал вид его одежды - после несколько дней в тюрьме и прочих напастей он выглядел не лучшим образом. Чистое лицо и причесанные волосы не поправили дела - оказавшись на улице, Гвил с грустью заключил, что вид его остался неприглядным.
Старшина повел его на вершину холма.
- Однако вы не боитесь идти со мной по дороге, - заметил Гвил, припомнив наставление Старшины стражникам.
Сапонид пожал плечами:
- Верно, но пока тебя освободили лишь временно, и есть тысяча способов задержать тебя, не причинив тебе ни малейшего вреда. Дорога не значит "свобода": она иногда идет через мосты и плотины, которые можно разрушить, посредством заклинаний на ней можно воздвигнуть стены. Твое благословение может хранить тебя даже от голода, но что с того, если ты просидишь в каменном мешке до помрачения солнца!
Ответить на это было нечего.
С холма Гвил увидел на озере три полукруглые лодки, нос и корма которых уходили под воду. Это его удивило.
- Почему у вас такие странные лодки?
Старшина в свою очередь удивился вопросу:
- Разве у вас на юге не растут стручки оу?
- Ничего подобного я раньше не видел.
- Это плоды гигантской лозы. Видишь, они похожи на кривые сабли. Когда стручки созревают, мы их снимаем, делаем маленькую прорезь, вычищаем изнутри, потом стягиваем концы вместе, чтобы он сам раскрылся - ну а там уж вставляем внутрь распорки, сушим, полируем, украшаем резьбой, смолим, - и лодка готова.
Путь их закончился на площади, окруженной высокими домами из почерневшего дерева. Это было место гуляний и сходов, на которых решались городские дела.
Собравшаяся здесь толпа ожидала чего-то с непонятным унынием.
А посреди площади сбилась добрая сотня девушек.
Они были нарочито небрежно и безвкусно одеты, растрепаны, а на чумазых лицах застыло одинаковое мрачное выражение.
Гвил повернулся к своему проводнику:
- Этим девушкам, похоже, совсем не хочется быть красавицами?
Старшина криво усмехнулся:
- Скромность - главное украшение наших жен и дочерей.
В душу Гвила снова закрались подозрения.
- Как должен проходить выбор? Мне еще не приходилось этого делать, и я не хотел бы никого оскорбить…
- Ты никого ничем не оскорбишь. Чем скромнее обставлено состязание и чем быстрее оно проходит, тем лучше. Ты просто пройдешься перед ними и укажешь на ту, которая тебе больше понравится.
Гвил, наконец, понял, что от него требуется. Он чувствовал себя дураком: по собственной глупости нарушить глупейший запрет, и получить наиглупейшее наказание, какое только можно придумать. Вот уж точно, надо разделаться с этим побыстрее! Он шагнул к девицам. На него устремились беспокойные взгляды. Задача оказалась не из простых: многие девушки были настоящими красотками, как ни старались этого скрыть.
- Встаньте в ряд, - попросил он, - так мне и вам будет проще.
Девушки без желания подчинились.
Гвил начал приглядываться. Для начала он вывел из ряда самых неказистых - толстушек, коротышек, рябых и конопатых. Затем сказал как можно мягче:
- Никогда не видел столько очаровательных девушек сразу. Любая из вас достойна быть первой, и мне непросто сделать выбор. Но я постараюсь рассудить по справедливости…
Снова и снова разглядывал девушек, просил выйти из ряда то одну, то другую, в ком находил изъян. Перед ним, наконец, остались настоящие красавицы. Он отверг еще нескольких. Оставшиеся смотрели на него с откровенной неприязнью, даже со злостью - особенно, когда он заставлял их поворачиваться, проверяя осанку.