Случайно взглянув на старика, Гвил удивился: лицо выражало чистейшую радость. Его любовь к музыке поистине достойна восхищения.
- Ну же, играй! - попросила Амис, подталкивая его.
- Не лучше ли подождать, пока дядя закончит. Мне не хотелось бы показаться невежей, - попытался возразить Гвил.
- Нет, чем раньше ты дашь ему понять, что хочешь играть, тем скорее он закончит. Просто возьми флейту. Он плохо слышит, - пояснила девушка.
- Ну ладно, - согласился Гвил, - только я лучше возьму свою флейту.
Его невинные слова произвели странное действие: в глазах Амис сверкнуло непонятное торжество, а на лице ее дяди проступило выражение безнадежной покорности.
Гвил отвернулся, смутившись.
- Вы не хотите меня слушать?
На мгновение в комнате стало тихо. Амис стояла перед ним, трогательная и прекрасная:
- Что ты! Я уверена, что твоя музыка приведет дядю в восторг. Просто он хотел бы услышать, как в твоих руках будет звучать его флейта.
Людовик кивнул, и его молодые глаза опять как-то странно сверкнули.
Его инструмент был восхитителен - серебристый металл, золотые инкрустации… И кажется, он не слишком-то хотел уступить его даже на время.
- Возьми флейту, - настаивала Амис, - он просто не может уловить, о чем речь.
Людовик затряс головой, то ли подтверждая, то ли отрицая что-то. Гвил поддержал его участливым взглядом.
- Я пока что сыграю на своей флейте - она почти что часть меня, и к тому же мне не хочется беспокоить твоего дядю. Слушайте! - И Гвил поднес мундштук к губам. - Это песня из Кайна, она называется "Опал, жемчужина и фазан".
Он заиграл - и впрямь с большим искусством. Старик следил за ходом мелодии и порой даже подхватывал ее переливы. Амис слушала, полузакрыв глаза и покачивая в такт рукой.
- Тебе понравилось? - спросил Гвил, закончив играть.
- Очень! Ты не мог бы повторить это на дядиной флейте? Ее звук мягче, и дыхание напрягать почти не нужно.
- Нет-нет, - заупрямился Гвил. - Я играю только на своем инструменте. - Следующим в его исполнении зазвучал праздничный танец - в комнате словно повеяло вихревым дыханием карнавала. Людовик вторил ему с замечательной точностью. Амис самозабвенно кружилась в танце собственного сочинения.
Гвил заиграл бешеную сельскую тарантеллу. Девушка кружилась все быстрее и быстрее, ее руки взлетали, волосы разметались.
Флейта Людовика рождала восхитительные серебристые рулады - они то сплетались с мелодией Гвила, то оттеняли ее другой тональностью, то подчеркивали низкими или высокими нотами ее сумасшедший ритм.
И вдруг Людовик закрыл глаза, не нуждаясь в видимом мире, и заиграл еще быстрее. Его музыка была ни на что не похожа. Рулады, трели, переборы флейты Гвила - а она пела, как никогда раньше - были слабым эхом этой феерии.
Глаза старика закатились, по лицу заструился пот. Воздух трепетал, полнясь созвучиями, едва выносимыми для человеческого слуха.
Амис танцевала, как одержимая. В неистовстве пляски она забыла о красоте и грациозности, казалось, она и себя забыла: ее метания завораживали, пугали. От натуги у Гвила темнело в глазах. Вдруг он увидел, как Амис оседает на пол и бьется в судорогах с пеной у рта. Дядя с усилием шагнул к ней, и… страстное многоголосье сменилось медлительными и величавыми звуками, которые неотвратимо слагались в Песнь Смерти.
Гвил из Сфиры бросился вон из комнаты с расширенными от ужаса глазами.
А Людовик играл, и каждая следующая нота вызывала у его жертвы новую жестокую судорогу.
Холодный воздух отрезвил Гвила - снаружи шел дождь со снегом. Юноша вбежал в сарай, бросил коню на спину седло, торопливо взнуздал его и поскакал прочь. Булыжник грозно звенел под копытами. Гвил мчался галопом. Вон из города! Когда он решился, наконец, оглянуться, то онемел от изумления: позади в утреннем полусвете расстилалась ровная каменистая равнина, лишь кое-где виднелись неузнаваемые руины… Кругом царила тишина - лишь иногда ее нарушал шорох осыпающихся камней. Гвил отвернулся и поехал своей дорогой. На север.
Впереди маячили серые гранитные утесы, почти сплошь покрытые алым и черным лишайником и голубой плесенью.
Копыта коня звонко цокали по камням дороги. Этот звук убаюкивал Гвила - он обессилел после бессонной безумной ночи. Дрема уносила его в страну сновидений, Гвил упорно старался стряхнуть с себя оцепенение и не заметил, как заснул и начал сползать с седла. Встрепенувшись, он решил, что скоро нужно будет устроить привал.
Солнце было в зените, когда дорога привела его к огромному утесу. Гвил задумался, и решил передохнуть сразу за поворотом.
И неожиданно скальные стены расступились, открыв неоглядный простор.
Это был край полутонов и полутеней, сливающихся в дымку на горизонте. Впереди виднелась пустынная возвышенность с рощицей темных деревьев. У ее подножия поблескивала вода и светлели пепельные руины, окутанные туманом.
Не это ли - Музей Человека?
Ближе к вечеру поднялся ветер. Казалось, он нес с собой сумерки, как облака. Гвил остановился на ночлег. В темноте ничего не стоило потерять дорогу. Странный печальный звук. Гвил замер, настороженно озираясь.
Вздох? Стон? Плач?
Звук раздался ближе. Он изменился, и больше всего походил на шелест одежд.
Гвил съежился в седле. Темнота подалась: на дороге стоял некто в белых одеждах, глаз его видно не было - только темные провалы, подобные пустым глазницам черепа.
С печальным воплем пришелец сгинул. Вокруг слышался только шум ветра. Гвил без сил сполз с седла наземь и стал разворачивать облачение. Очутившись в темноте и тепле, он погрузился в сон.
Поутру он снова пустился в путь. Дорога петляла по белому песку между пыльными кустами дрока, и вела как раз к холму с рощицей. Гвилу очень хотелось увидеть сквозь листву крыши и дымок над ними. Справа и слева были поля, заливные луга и яблоневые сады. Значит, где-то поблизости должны жить люди! На глаза ему попалась ограда из камней и черных бревен. Высеченные на камнях пятерни указывали на центральную колонну. Бревенчатые перила были украшены спиралями. За оградой зияла яма, выкопанная или выжженная каким-то ужасным орудием.
И тут он заметил троих - они явно спешили ему наперерез.
Конь забеспокоился. Приблизившись, незнакомцы внимательно оглядели Гвила и взяли его коня под уздцы. Это были рослые, хорошо сложенные люди, облаченные в тесные одеяния из черной кожи, их шапки, похожие на скорлупу каштанов, закрывали уши. Удлиненные лица имели цвет старой кости, глаза отливали золотом, черные волосы блестели на солнце.
Один из них, видимо, старший, выступил вперед. Его лицо было непроницаемо.
- Привет тебе, чужеземец!
- Здравствуйте, - осторожно ответил Гвил, - вы из Сапониса?
- Да, оттуда. - Старший с любопытством оглядел Гвила золотистыми глазами: - Судя по твоему виду, ты с юга?
- Я Гвил из Сфиры, что на реке Скаум в Асколэсе.
- Долог же был твой путь! - заметил сапонид. - И уж верно, ты всякого навидался.
- Путь кажется короче, когда ясно видишь цель, - ответил Гвил.
- Ты пересек Фер Аквилу? - вежливо поинтересовался сапонид.
- Да, на моем пути были какие-то скалы, - сапониды молчали, и Гвил продолжил: - еще вчера я ночевал в мрачном ущелье. Мне даже встретился призрак, но Думаю, он во мне не нуждался.
Его слова неожиданно взволновали сапонидов. Их продолговатые лица вытянулись, губы сжались. Старший попытался успокоить подчиненных, однако и сам со скрытым страхом косился на небо и по сторонам.
- Призрак? В белых одеждах? И растаял в воздухе?
- Ну да. Вы о нем слышали?
Все опять замолчали.
- Да, случалось, - наконец прервал молчание старший сапонид. - Но продолжай свой рассказ.
- Осталось немного. Я переночевал у выхода из ущелья, и утром спустился на равнину.
- И больше тебя никто не беспокоил? Не видел ли ты Кильбао - Шагающего Змея, который спускается с неба, предвещая беду?
- Нет, я не видел ни змей, ни других гадов; меня защищало благословение отца.
- Очень любопытно…
- Однако, - прервал Гвил, - раз уж зашла об этом речь, не скажете ли вы мне, что это за призрак и что ему было нужно?
- Этого я толком не знаю, - осторожно ответил сапонид. - Знаю только, что лучше его не поминать, чтобы не навлечь на себя беду.
- Хорошо, - согласился Гвил, - а не знаете ли вы… - Он не договорил, сообразив, что до того, как расспрашивать про Музей Человека, неплохо бы присмотреться к сапонидам и выяснить, какое значение этот Музей имеет для них. Ведь пока что они задавали больше вопросов, чем давали ответов.
- Вы хотели о чем-то спросить? - поинтересовался сапонид.
Гвил указал на опаленную рытвину за оградой из бревен и камней.
- Кто это выжег?
Сапонид коротко глянул туда и пожал плечами.
- Это очень древнее место. Над ним обитает злой дух, который все уничтожает. Никто не может пересечь пустошь. Здесь мы казним преступников. Впрочем, не будем о плохом. Ты, наверное, хотел бы отдохнуть. Мы тебя проводим.
Они двинулись по тропинке в город. Гвил молча ехал за ними. У подножья холма дорога превратилась в оживленный тракт. Справа раскинулось озеро, заросшее багряным камышом. За ними была видна пристань, рядом на воде покачивались лодки. Высокий причал был срублен из черных брусьев в виде серпа.
Наконец поднялись в город. Богато украшенные резьбой трехэтажные дома из золотисто-коричневых комлей, казалось, возводились на века. Гвил с любопытством разглядывал резные узоры: спирали, цветы, листья, ящериц и всякую всячину. Наличники также были украшены орнаментом: листьями, животными, звездами.