Наклонилась, взяла лохматую голову в руки и поцеловала. Прямо в черный, шелковый нос. По рукам огнём пробежали знакомые уколы. Как уголья с костра. По запястьям, росыпью - мелкие, жадные искры. Анна вздрогнула, но рук не убрала. И глаз не закрыла, смотрела завороженно, как тает под пальцами серая шерсть, плавится, стекает с человеческого лица оскаленная волчья морда. Загривок под рукой стал шеей, когтистые лапы - руками. Нежными и горячими ладонями на плечах. Вот они потянулись, обняли, подхватили за плечи и талию. Его чёрные глаза смотрели на неё - и в их взгляде утонули ее, цвета огненного опала. Поцелуй обжег губы, дыхание перехватило на долгий, как вечность, миг. Мир в Анниных распахнутых глазах сузился, свернулся в точку. Завертелся вокруг, будто вселенная назначила ее своей осью сейчас. И ласково ткнулась в спину загодя расстеленная простыня.
- Я... - прошептал Рейнеке. Глаза в глаза. Зеленая, в цвет весенней травы юбка смялась и уползла вверх под его ладонью.
- ... тебя ... - Узел на поясе не выдержал, распустился, распались с шелестом вышитые концы.
- ... Люблю ... - его губы накрыли ее, впились, поцеловали. До звона в ушах, заглушившего треск нижней рубашки. Ненужная ткань выскользнула из под ее спины, улетела, смятая сильными руками. В сторону, прочь. Тряпки опали, комната схлопнулась вокруг неё. Мир померк, опал с шелестом выброшенной кожуры. Осталась она. Ее кожа - цвета утра и летнего дня. Ее запах - дым от костров, пот, мед и корица. И огонь, жгучее пламя. Там, где скользили его ладони. Медленно. Нежно. Воздух рванулся из ее груди прочь, сквозь алые, закушенные губы - коротким, резким выдохом. Почти стон. Еще раз, волшебной, для его ушей, музыкой. И еще. Все короче и чаще. Скользит по телу его ладонь. Медленно, кругами. От бедра, вверх по животу, к ложбинке меж высокой грудью. Острый сосок трепещет под его языком и губами. Ещё один стон. И ее руки вдруг поднялись, обвили его за шею, притянули к себе. Прямо меж двух, ждущих его коленей.
Короткий вскрик. Резкий - боли, не наслаждения. Капелька крови на закушенной губе. Рейнеке замер на миг, застыл. Наклонился, слизал каплю крови с ее губы. Прошептал ей на ухо: "Больше не будет". И мир пошёл качаться по новой. Вначале медленно. Осторожно. Пока стон не рванул небо опять - отрывистый хриплый стон. В такт. Рванул ввысь, ударил, пробил небосвод и вернулся назад - уже криком. Запрокинулась назад голова, рыжие кудри смялись и легли на лоб - короной червонного золота. Распахнутый алый рот, в линию - ровные, белые зубы. И пальцы, впившиеся в его плечи - истово, ногтями, до кровавых полос. Крик рванул небо опять. И еще. А потом она задрожжала под ним, вздрогнула - и замерла, обвив, стиснув его руками и коленями. Мир перевернулся в глазах. Один на двоих. Завертелся, схлопнулся на миг в одну горячую, рвущуюся жизнью точку. Одну, по имени Рейнеке и Анна. А потом развернулся вновь. И твердь отделилась от хляби, вселенная перестала кружится и плясать в их глазах. Небо и земля устало легли на свои законные места и кто-то, то ли на небесах, то ли пониже - хрипло, на выдохе - сказал, что это... Это хорошо.
- Я тебя люблю, - выдохнула Анна, медленно, откидываясь назад, на смятую подушку. Рейнеке не ответил. Просто лежал и смотрел. Как колышется грудь, поднимаясь в такт дыханию. В ложбинке - деревянный крестик. На белой коже - розовый след. И мелкие, блестящие и переливающиеся в полумраке огоньки. Капельки пота. Будто небо уронило ей звезды на грудь - щедро, пригоршней. А потом Рейнеке заснул. И Анна, его жена, заснула с ним рядом.
Рейнеке снилась старая сказка, про дракона, пещеру, сокровище. Во сне у дракона были четыре лапы, клыки и лохматый хвост метелкой. И сокровище - оно лежало рядом, положив тонкие ладони на грудь . Там, во сне - шла гроза, черные тучи накатывались - строем, грозные, как рыцари в вороненой броне. Зверь во сне почуял угрозу, оскалил хищную пасть Сверкнули клыки - грозо, как вызов хмурому небу. Зверь зарычал. Рейнеке проснулся.
Было уже светло. Сочилось сквозь ставни туманное, серое утро. Анна сидела рядом. Неподвижно, лишь рука медленно поднималась и опускалась. На коленях - серый, пушистый лен. Рейнеке лежал, бездумно скользя взглядом - по крутому изгибу бедра - вверх, на тонкие плечи. Рыжие волосы - между лопаток, волной.. Рука Анны опять поднялась, сверкнула в пальцах иголка. Колыхнулась высокая грудь. Анна обернулась и, заметив, что Рейнеке проснулся - улыбнулась ему.
- Доброе утро.
- Доброе... - улыбнулся он в ответ. Повернулся на бок. Медленно. Улыбнулся ещё раз, мечтательно, - как спалось Вашей милости?
- Мало, - она зевнула. Сладко, прикрыв рот тонкой ладонью. Показала ему язык:
- сам ты "милость".
- Ага. Самая настоящая. Их милость барон фон Ринген и его законная жена.
- Скажешь тоже... - протянула она.
- Скажу, - Рейнеке посуровел. Разом и вдруг. Улыбка исчезла, кожа вокруг скул собралась, стянулась в упрямую складку, - скажу. А кто скажет поперёк - пусть идёт... Куда нибудь. К Папе римскому, за разъяснениями.
- Но...
- Никаких но. И вообще... Как там сказано жена да убоится мужа своего...
На этих словах Анна вдруг улыбнулась
- Ага. Сейчас, дорогой, вот рубашку дошью - и попробую... - Анна сделала стежок, наклонилась, перекусила зубами нитку. Рейнеке опять расплылся в улыбке - широкой, до ушей. Рубашка скользнула, обнимая тело. Потом юбки. Измятый корсет. То, что от него осталось. Анна лишь вздохнула.
- Ах ты, кобель...
- Он самый... - ответил Рейнеке. Анна улыбнулась опять, ловко щелкнула Рейнеке по руке, чтоб не тянулась куда не надо. Кое-как затянула узел на высокой груди. Улыбнулась ещё раз и опять щелкнула Рейнеке - по задранному вверх носу.
- Погоди. Жрать, небось, хочешь?
Юнкер кивнул. Анна накинула плащ.
- Тогда жди, спущусь, поговорю насчёт завтрака.
Улыбка сползла с его лица. Вдруг. Вспомнился сегодняшний, грозовой сон. Явственно, до глухого рыка.
- Подожди, - проговорил он, вставая на ноги - одним коротким рывком, - подожди, пойдём вместе.
4-10
Перекресток
В таверне царила тишина. Мёртвая, лишь снизу, из общей залы доносился приглушённый гул. Негромкий, смятый стенами гул, голоса звенят и жужжат словно осы. Анна споткнулась на полушаге, дёрнула юнкера за рукав. Сделала шаг назад, осторожно глянула вниз, в щель, сквозь тёмные балки. Виден был кусок от кухни - угол закопчённого очага, лавка, каменная плита - кривая и грязная. И никого внизу, как вымерло.
- Странно, - подумала Анна вдруг, - в этот час должно быть куда больше народу.
Её тревога передалась юнкеру. Рейнеке огляделся раз, другой. Поморщился, втянул ноздрями чадный воздух.
- Ты когда вчера на разведку бегал - ничего не видел? - спросила его Анна. Осторожно, голос упал до шёпота. Парень задумался. Крепко, до складки на лбу. Видно было - совсем не до того ему было тогда. Как и ей, впрочем.
- Вроде нет, - сказал юнкер наконец, пожав плечами, - служка трактирный куда-то в лес ходил, в остальном ничего.
- Хорошо, - кивнула она ему, улыбнувшись, - пошли, чего стоять.
И поправила на плече украденную в волчьей крепости сумку. Приятным холодом по пальцам - медная, литая застёжка.
Гул в зале затих. Заскрипела лестница под их сапогами. Вниз - десять шагов, десять ступенек, десять быстрых, выверенных точно взглядов из под Анниных длинных ресниц. В зале - народ, сплошь мужики. Один у дверей, высокий, борода торчком, под рукой - старинная, с раструбом, аркебуза. Грубые сапоги и тяжёлая шапка. Должно быть охотник. Ещё трое - за столом. У окон, по одному на каждое. Серые крестьянские тряпки, обвислые шляпы сняты и брошены на стол. Одна с пером. Ножи у каждого, сталь тускло мерцает на поясах. Ещё несколько - у камина. Переговариваются. Их не видно, почти. Это плохо - когда Анна спустится - эти окажутся за их спиной. Трактирщик за стойкой. Вежлив, улыбчив и краснолиц как вчера. Услышал скрип лестницы, поднял голову, увидел их, поздоровался. У него за спиной, прислонённая к стойке стояла здоровая палка, суковатая, что дубина. Рейнеке дёрнул лицом. Рука его напряглась - слегка, но так, что почувствовали Аннины пальцы. Последняя ступенька. Скрипнули под тяжёлым сапогом половицы.
- Доброе утро, любезный, - обратился Рейнеке к трактирщику. Вежливо, с коротким кивком, - как наша лошадь?
- Уже никак, - неприятный хохоток из-за спины. Анна быстро обернулась - смеялся один из тех что стоял у камина. Тоже крестьянин по виду. Вытертые до плеши волосы, сальные глаза. Анна поёжилась. Трактирщик кивнул.
- Боюсь, вам придётся задержаться господа. Надолго.
- С чего бы? - начал кипятиться Рейнеке, но Анна накрыла его руку ладонью. Парень замолк.
- С того, господа хорошие, с того, - кто-то откровенно заржал за спиной. Неприятно, до ужаса, - завидно нам, господин хороший, усю ночь как завидно...
- Рейнеке, ты чем расплатился? - шепнула Анна чуть слышно.
Рейнеке услышал, шепнул ответ, наклонившись к ее уху губами:
- Рейхсталер. В плаще был, за подкладкой, а что?
- Ничего, милый, - ответила Анна, глядя как сужается кольцо.
- Похоже, нас собрались убивать.
Лязгнули подковами сапоги. Кто-то выкрикнул похабную шутку. Из-за спины. Рейнеке зарычал. Голова закружилась. Чуть-чуть. Анна встряхнулась, убирая прядку волос с лица, улыбнулась - прямо в чью-то оскаленную рожу.
- Господа, давайте мы просто уйдём отсюда, - сказала она, сама удивляясь своему спокойствию.
Грязный хохот в ответ. Мужик с ружьём оскалился им в лицо. Криво, с глумливым сочувствием:
- Куда ж ты, детка, по лесу пойдёшь? Здесь волки водятся...