- Господин адмирал, насколько мне известно, эта самая группа "Медведь" - не больше чем выдумка безопасников, охранявших тот район! - Лахузен наконец нашелся, чем ответить. - Они пытались хоть как-нибудь связать инциденты, произошедшие практически одновременно, но в разных местах. Скорее всего, торопились доложить об уничтожении разведывательной сети противника.
- Напомните мне, Эрвин, какое было расстояние между этими точками?
- Где двадцать, а где и пятьдесят километров. И это при том, что средняя скорость передвижения по так называемым "русским дорогам" равна хорошо если двадцати километрам в час. Не так ли, обер-лейтенант? Вы только что оттуда и, надеюсь, уже успели оценить состояние тамошней дорожной сети.
- Совершенно верно, господин оберст! - фронтовик уже вышел из ступора. - На основных магистралях, конечно, можно постараться ехать быстрее, но там такие заторы из войсковых колонн, что иной раз можно простоять пару часов, вообще не двигаясь. А ехать по лесным дорогам быстрее тридцати километров в час сможет или самоубийца, или профессиональный гонщик. Правда, можно принять как допущение, что русские более привычны к своим дорогам, а потому способны перемещаться по ним быстрее… - Обер-лейтенант позволил себе улыбнуться: - Но водителей у них значительно меньше, чем в нашей армии.
- Будем считать, что вам удалось меня убедить, - согласился Канарис. - Однако как вы объясните то, что многие вражеские диверсанты носят нашу форму? И владение немецким языком? Это, кажется, как раз входит в задачи контрразведки?
Глава 4
Деревня Загатье Кличевского района Могилевской области, БССР, 20 августа 1941 года. 9:03.
Поскольку совместить гигиенические процедуры с косметическими вчера не удалось - банально из-за отсутствия подходящего освещения, стрижку перенесли на сегодняшнее утро. И сейчас Алик учил нашего старшину создавать правильную уставную стрижку немецкого солдата. На моей, кстати, многострадальной голове. Определенная логика в этом была - если что-то пойдет не так, криво обкоцанные патлы все равно скроются под повязкой, но оптимизма роль подопытного кролика мне тем не менее не доставляла. К тому же бинты уже не являлись необходимой деталью моего туалета, а скорее страховкой - рана практически не кровила, и в самом скором времени я собирался от них избавиться. С унылостью жизни примиряли разве что чистое белье, качественная вымытость и хорошая погода.
- Затылок покороче… Вот так… - бормотал над ухом Тотен, часто щелкая машинкой.
- Дак почти как у нас, - бухтел с другого бока Емельян.
- Так, да не так. У немцев коротко только затылок стригут и над ушами выбривают, а чуб я оставлю.
- Командиры так стригутся, с чубом-то. А рядовому гоголем ходить устав не велит.
- А фрицев велит, так что готовься, Емеля, - и тебя по последней моде постригу. Будешь точь-в-точь, как в европах ходят! - Видеть лицо друга я, естественно, не мог, но отчего-то показалось, что Демин широко улыбается.
- А оно мне надо, товарищ сержант госбезопасности? - Несвидов относился к Алику с плохо скрываемым пиететом, поскольку, как он сам как-то проговорился, "так по-вражески балакать и сам Гитлер не сумел бы", и практически всегда при личном общении называл нашего лингвиста по званию или по фамилии. Впрочем, в боевой обстановке Емельян правил конспирации не нарушал и пользовался позывным. Сам старшина совсем недавно обзавелся прозвищем. Тут постарался Док, в припадке креативизма обозвавший завхоза Щукой. На вопрос командира "С какого бодуна?" Сережка объяснил свой нехитрый ассоциативный ряд, после чего все вопросы отпали.
- Надо будет - и прическу в индейском стиле у тебя на голове соорудим, старшина! - Командир подошел, как всегда, бесшумно.
- Так точно, Александр Викторович! - Спорить с Фермером - последнее, на что, по моему мнению, Емельян бы решился. - Разрешите спросить, товарищ майор, а индейская - это какая?
- Пока стрижете, старший лейтенант тебе подробно расскажет, - отмазался Саша. - А как расскажешь, - он тронул меня за плечо, - вместе с Тотеном на второй этаж поднимитесь - дело есть.
- Раньше чем через пятнадцать минут не закончим, командир. Руку пока набиваем, - сообщил Алик.
- Главное - чтобы не многострадальную морду! Как придете - так придете. Я не тороплю. - И Саша пошел к машинам, аккуратно припаркованным в тени деревьев, что росли около школы. Меня, кстати, здание учебного заведения еще вчера изумило - оно было самым большим не только в Загатье, но и, по словам Люка, во всех деревнях в округе. Хотя удивлялся я не долго - в двухэтажной школе было всего восемь классных комнат, и, учитывая, что она единственная в радиусе километров пятнадцати, этого хватало едва-едва.
- Товарищ Окунев, так какая она, индейская стрижка, а?
- А? Что? - Я не ожидал, что шутка Фермера так зацепит Емелю.
- Ну, стрижка, про которую товарищ командир говорил…
- А, это… Тебе точняк не пойдет, старшина. - Вдаваться в подробности не хотелось, но решение пришло само собой: - Прутик дай! Вон из метлы выдерни, да подлиннее, чтобы мне наклоняться не пришлось.
Алик на время перестал щелкать машинкой и с интересом следил за тем, как Несвидов потрошит хозинвентарь. Не то чтобы нам нравилось глумиться над предками, но иногда их непосредственная, в чем-то даже детская реакция на многие, кажущиеся нам привычными, вещи поднимала настроение. Впрочем, у них тоже получалось время от времени отплачивать той же монетой, особенно в вопросах географии и быта. И только "высокое" положение спасало порой меня и друзей от конфузов. Хотя это мы так думаем, ведь местные вряд ли обсуждают проколы при нас. И от этого иной раз я лично испытываю нешуточный дискомфорт - "фильтровать" все, что говоришь, тяжко. Тем более что мужики уже давно стали своими, второй месяц пошел, как по немецким тылам вместе мотаемся.
Взяв прутик, я изобразил на утоптанной земле профиль человеческой головы, кое-как нацарапал глаза и уши, а потом штриховкой нарисовал качественный панковский "ирокез":
- Ну как, Емеля, соорудить тебе такое на башне? - ехидно поинтересовался Алик.
- Да ну вас, к едрене маме, товарищи командиры! - надулся старшина. - Это где ж такую херню на башке носят-то?
- В Америке, брат. Индейцы.
- Еще в Канаде, - добавил Тотен, стирая сапогом мои художества.
- Ну, Америка далеко, - с глубокомысленным видом заявил Емельян. - Никто и не узнает, что это за… - Определение он явственно подобрал куда хлеще первого, но в последний момент сдержался. - Чудо у меня на голове. Еще за сбежавшего из "желтого дома" примут, так что я, товарищи командиры, категорицки отказываюсь.
Воспользовавшись тем, что Тотен меня не стриг, и потому непоправимого ущерба моей внешности нанесено быть не могло, я повернулся к старшине - Емеля улыбался во весь рот!
- Молодцом! - показав ему большой палец, я уселся обратно на табурет.
Под шуршание машинки и щелканье ножниц наших "цирюльников", да еще на ярком летнем солнышке я обмяк настолько, что чуть не задремал. Еще в "прошлой" жизни была у меня такая привычка - прийти в парикмахерскую к хорошему мастеру и, как говорится, обмякнуть душой, отстранившись от безумной сутолоки трудовых будней. Сработало и тут, вот только кривоватая табуретка - это вам не модерновое кресло в салоне, и я чуть не навернулся. Хорошо еще Алик за плечо удержал!
- Эй, ты чего? - встревоженно спросил он.
- Да сморило на солнышке-то, - сказал я ему и тут же, чтобы успокоить и отвлечь, добавил: - Дай зеркало! Твою работу заценю. И смотри, криво челку сделал или "уши оставил" - пинать буду нещадно!
- Ага, - Тотен отскочил и принял подобие боевой стойки, - теперь тебе, чудовище, со мной не совладать! Клешня-то одна осталась!
- А при чем здесь клешня? - Стянув не первой свежести простыню, я встал. - Я же пинать буду… Сапогами… - Прыжком сблизившись с Аликом, последние слова я выкрикнул другу практически в лицо: - Коваными!
Демин от неожиданности отшатнулся, запутался в ногах (впрочем, тут я ему несколько помог) и растянулся на земле. Я прыснул, через секунду засмеялся уже он, а чуть позже к нашему гоготу добавились и раскатистые смешки старшины. Ржали мы долго, так что даже бойцы, отрабатывавшие под руководством Люка приемы отлова немцев, остановились, а их грозный инструктор громко спросил, что у нас стряслось.
- Да товарищ старший лейтенант в очередной раз показал, как выучка важна! - к моему удивлению, первым ответил Емельян.
Сашка в ответ махнул рукой, мол, ну вас, весельчаков, а я протянул здоровую руку Тотену.
- Будет тебе зеркало, убивец проклятый! - отсмеявшись, заявил он и принялся отряхиваться.
По общей атмосфере беззаботности сценка напомнила мне лучшие моменты пребывания на пасеке в то время, как мы готовились к засаде на Гиммлера. Правда, чтобы не спалиться, в этот раз нам пришлось также выставить посты и намалевать на заборе школы грозные надписи: "Verboten!"
И теперь мы не только отдыхали от безумной гонки последних дней, но и продолжали подтягивать новичков. Мельком глянув в протянутое Аликом зеркало, и удостоверившись, что ни краше, ни уродливее от его стрижки я не стал, потопал к занимающимся. Глянуть на всякий случай, что они там творят.
Ребята сейчас отрабатывали захват перемещающегося противника. Один боец выбегал из-за угла школы, неся винтовку на уставной немецкий манер - в опущенной правой руке, а второй должен был напасть на него, обезоружить и по возможности взять в плен.