- А я думаю, причина, по которой я бежал, уже родилась, получила образование, научилась торговому делу и вышла замуж, - произнес Сандер.
- Наверно, я присоединюсь к вам там, - сказал Эндри. - Я еще не вытаскивал свой ребек из провощенной кожи, в которую завернул его во время последнего путешествия, я все-таки надеюсь это сделать.
Храм Метрологов находился в трети мили от реки. На двери висела горящая зеленая лампа, обозначавшая, что здесь исцеляют больных. Жрица, чье имя было Жустива, пригласила Ларона войти. Ларон позвал за собой и остальных. Вскоре беглецов отвели в комнату для гостей, а Эндри задержался в холле с Жустивой. Осмотрев укус на запястье и выслушав его объяснение, как это произошло, жрица заверила, что эфирные создания, подобные Уилли, не ядовиты.
- Послушайте, прежде чем я уйду, я хочу дать вам одну вещь, - сказал Эндри, вынимая пакет. - Это кора медика-ров, мы принесли ее из Акремы.
- Кора медикаров? - воскликнула Жустива. - Но она стоит много денег, даже такое малое количество.
- Около шестидесяти ноблей, думаю.
- Эндри, я не в силах тебя отблагодарить, - произнесла потрясенная Жустива. - Это очень щедрый подарок.
- Я был знаком с парой Метрологов, ваша светлость. Замечательные женщины, и я думал, если вы все такие, то, наверно, потратите всю кору медикаров на помощь бедным и обездоленным.
- Ты был знаком со жрицами Метрологов? - спросила Жустива, и ее лицо внезапно помрачнело. - А не звали одну из них высокоученая Терикель?
- О, да. Но моей возлюбленной была Веландер.
- Ты - и Веландер? - от удивления Жустива широко открыла глаза и едва могла говорить. - Но мне говорили, она мертва.
- Да, это так.
- Эндри, ты сказал, она была твоей возлюбленной?
- Да.
- Возлюбленная… держать ее в руках, целовать, сидеть рядом, глядя друг другу в глаза?
- Да. Госпожа, я знаю, многие считают Веландер немного странной, но я вижу в ней больше хорошего, чем плохого. Теперь мне пора идти.
- Эндри, подожди. Можешь остаться здесь на ночь, если тебе нужна крыша над головой. У меня есть вопросы. Много вопросов.
- Спасибо большое, госпожа. Но я, наверно, пойду в "Светильник" и сыграю с друзьями несколько мелодий, а потом засну на скамейке до рассвета. Сейчас некоторые уже лежат в постели… Вероятно, я смогу ответить на ваши вопросы в другой раз.
- Есть кто-нибудь здесь сегодня, кроме воинов и Скептиков? - спросила мадам Джилли, когда ее лодка снова коснулась прибрежных камней.
- Погиб без боя, - пробормотал дух одного на вид крепкого воина.
- Не верится в то, что случилось, - сказал Скептик, садясь за ним.
Конечно, Уоллес знал, каково быть фаворитом императора, но уже успел подзабыть это состояние и даже мечтать не смел о чем-то таком снова. Лишь в глубине его души оставалась надежда. Он вошел в таверну и заметил, что повар был болен, а вокруг собралось много голодных завсегдатаев. Уоллес предложил свои услуги в качестве повара, и хозяин "Светильника" принял его с распростертыми объятиями. Надев фартук, закрывающий дыру, которую Уилли прожег в тунике, Уоллес встал к железной печи через пять минут после того, как зашел в таверну.
Вскоре появились Эндри и Эссен и начали играть самые популярные мелодии сарголанской империи. "Светильник" слыл весьма приятным ночным заведением, и потому прибывали все новые посетители. В тот момент, когда в воздухе распространился аромат пикантных сарголанских блюд, мимо таверны проходил придворный менестрель принца, направлявшийся домой после ночной церемонии. Он решил зайти и перекусить. Поев, певец захотел увидеть местного повара, и как только хозяин таверны сообразил, кто с ним разговаривает, тут же познакомил Уоллеса с придворным, по счастливой случайности знавшим магистра трапезы наследного принца Альберина. Уоллес получил приглашение посетить дворцовую кухню на следующий день.
На следующее утро в 10 часов, за час до того, как Уоллес должен был отправиться во дворец, Эндри привела на кухню жена трактирщика.
- Бедный парень, его, похоже, выгнали из дома, - говорила она Уоллесу. - А он так замечательно играл вчера ночью. Ты можешь задержаться и дать ему немного хлеба и сыра, и еще чего-нибудь горячего, а, Уоллес?
Уоллес был слишком заинтригован, чтобы вспоминать о пережитой неприятной поездке на пароме, и он предложил Эндри стул возле печи. Эндри же просто хотелось кому-нибудь, все равно кому, пожаловаться на свои злоключения.
- Меня не было шестьдесят дней! - сказал он, стараясь говорить без раздражения, но в его голосе звучала обида. - Моя мама собирала… ну… обед всей семье на работу, и когда я зашел… ну… ты о таком и знать не можешь.
- Я и не узнаю, если не скажешь, - ответил Уоллес, согревая для него хлеб на печи.
- Она бросила в меня разделочную доску, а все, что я сделал, это сказал "привет".
Он показал Уоллесу синяк на предплечье, в которое попала доска.
- Затем она начала кричать, кем я вообще себя считаю, если так долго отсутствовал и неожиданно так просто заявился. Когда я попытался объяснить ей, она пошла на меня с кухонным ножом. Немного вспыльчивая она, моя мама. Не любит моряков, уходящих надолго в плавание, и моя сестра Флорри считает, что однажды один ограбил ее и сбежал, когда…
- А ты сбежал? - прервал его Уоллес.
- Ну нет, я был не дома тогда. Я скрутил ей руку с ножом и потянул ее вниз. Она вывернулась и упала на стол, и… ну… тот сломался.
- Ты применил силу против своей матери? - еле выдавил из себя Уоллес.
- Да.
- Она пострадала?
- Да нет. Она схватилась за ножку от стола и снова пошла на меня, и я побежал к двери. К тому времени появился отец, желающий узнать, что тут за шум, и принес с собой топор. Я уклонился от удара, ударил его в лицо и кинулся к двери.
- Ударил его в лицо? - спросил Уоллес, и его глаза сузились.
- Ну, я сильно ударил его. Веришь? А у меня после путешествия остались шестнадцать сарголанских серебряных монет и пять скалтикарских серебряных ноблей. Это больше, чем я бы мог заработать за сто двадцать дней дома.
- Ты говорил, у тебя было мало денег, когда мы приехали в Фальгат, - вспомнил Уоллес.
- У меня не было денег только на покупку лошади для тебя.
- А я терпел этот двухдневный ад, чтобы добраться сюда! - закричал вне себя от возмущения Уоллес.
- Но зато ты похудел, Уоллес, и хорошо выглядишь. Будешь нравиться девушкам.
- Одна замечательная штука с именем Уилли уж сумеет позаботиться о моей непорочности. Однако мне нужно хорошо выглядеть для наследного принца. У меня встреча с ним через час, и есть надежда, что я стану его поваром. Нужно хорошо выглядеть.
- Ему нравится сарголанская кухня, да?
- Очевидно. Интересно, нужен ли ему магистр музыки?
- Даже не пытайся узнать, а то ему и есть не захочется.
- Ничего другого, кроме сарказма, я от тебя и не ожидал. Так каковы твои планы?
- Я не думаю о том, что будет после сегодняшнего вечера, а сейчас я собираюсь напиться до головокружительного беспамятства. Веландер должна мне одну ночь в городе. Хочешь пойти со мной?
- Извини, вероятно, к тому времени я уже получу должность повара в самом дворце. Позови с собой рекконов.
Храм Метрологов находился у основания Дворцового Холма, недалеко от главного городского храма Универсале. Храм Метрологов был виден из каждого уголка Варфсайда, а Универсале стоял на прямой длинной улице, протянувшейся по всему городу. Она заканчивалась у реки возле Моста и стены у шлюза. Судя по Храму Метрологов, ему было несколько веков. Под слоем побелки едва читались слова "Охрана гавани". Очевидно, храм долгое время не использовался по назначению.
Последняя посетительница в седьмой день Шестого месяца появилась, когда колокол на башне Универсале начал бить полночь. Диакониса, служительница ордена, присоединившаяся к Метрологам лишь пару месяцев назад, впустила ее. Это была женщина приблизительно двадцати лет, среднего роста, с каштановыми волосами, убранными назад. Но выглядела она не как проститутка, которые чаще всего приходили в храм в этот час - обычно после нападения или перенесенных побоев. Из-под плаща виднелись черное одеяние воина, черная юбка до икр и черные сапоги для верховой езды. На одной руке висел плащ, в другой женщина держала шляпу с пером. Казалось, ее одежда больше подходит для местности более теплой и сухой, чем Альберин.
- Надо увидеть старейшину, - сказала она по-диомедански.
- Сейчас полночь, достойная Жустива спит, - ответила диакониса. - Вам нужно убежище?
- Нет.
- Тогда вам следует договориться о встрече на завтра. Как вас зовут?
- Веландер Салварас, последняя из храмов Зантриас и Гелиона.
Менее чем через минуту Веландер провели в спальню с высоким потолком, где Жустива в спешке смахивала пыль с того, что в действительности являлось троном старейшины. Это было деревянное кресло с накинутым на него куском ткани. Веландер вежливо кашлянула. Жустива вздрогнула, повернулась, уронила тряпку на трон и медленно опустилась на него.
- Достойная Веландер, вы застали нас врасплох, - сказала она на зантрианском языке.
- Говори по-диомедански, если желаешь, старейшина, - ответила Веландер, поклонившись. - Я пытаюсь углубить свои познания в этом языке.
- Но я знаю мало диомеданских слов, достойная Веландер. Лучше говорить на зантрианском.