* * *
Мне трудно передать свои ощущения в тот момент, когда я впервые увидел этого ребёнка.
Однако совершенно точно могу сказать, что восторга не было.
Помнится, всплыла из собственных детских воспоминаний, может быть, не вполне уместная аналогия.
Лет мне, наверное, десять… В витрине магазина игрушек я вижу эффектно подвешенную в воздухе на почти невидимых нитях изумительно детализированную модель бомбардировщика времён Второй мировой войны. "Ланкастер" или "Галифакс", кажется. Не помню… Да и не существенно. Важно другое – буквально непреодолимое вожделение (по-иному не скажешь!) немедленно стать обладателем этого образца неотразимо притягательной милитаристской красоты.
Правда, дед (а я был с дедом тогда) объясняет мне, что купить эту штуковину вот прямо в таком виде нельзя. Её нужно собрать из набора деталей, и вряд ли мне это по силам. Работа сложная, тонкая, требующая навыков. В общем, начинать нужно с чего-нибудь попроще. Но ребёнок с трудом верит чужому опыту. Рассуждения деда бесплотны, а предмет моего вожделения – вот он, протяни руку и возьми. Уж как я убедил деда – не помню. Трудность состояла вовсе не в его скупости. Чего не было – того не было. Просто он не считал верным с педагогической точки зрения удовлетворение всякого каприза внука. А тут вдруг дал себя уговорить…
Огромную коробку, на глянцевой поверхности которой распластался мой обожаемый "Ланкастер" (или "Галифакс"), я пёр домой с непередаваемым энтузиазмом под конвоем скептически усмехавшегося деда.
Пересчитав углами упаковки косяки всех попавшихся в квартире дверей, я втащил обретённое сокровище в свою комнату и, с нетерпением сорвав крышку, стал извлекать оттуда бесконечные лотки с разложенными в них непонятными пластиковыми отливками, листы с цветными наклейками, флаконы с клеящими составами и, наконец, огромную инструкцию по сборке модели… Весь этот хаос не имел ничего общего с гармонией военного летательного аппарата, явившейся мне в витрине магазина. Восторг обладания куда-то улетучился. Я бросил отчаянно-просительный взгляд на деда, стоявшего в проёме двери, сунув руки в карманы, скрестив ноги и воткнув плечо в косяк. Вся его поза выражала иронию.
– Сам. Всё сам, – изрёк он и убыл в свою комнату.
Я промучился с этой моделью пропасть времени. Я много раз начинал сборку, а потом бросал, снова возвращался к работе над ней и опять отрекался… В конце концов добил. Моё произведение издалека действительно напоминало "Ланкастер" (или "Галифакс"), но при ближайшем рассмотрении выглядело явным инвалидом: детали склеены неровно, часть из них сломана неумелыми руками при сборке, яркие опознавательные знаки переведены на плоскости и борта машины сикось-накось, и всё заляпано пальцами, перепачканными в клею…
Вот что-то такое вертелось у меня в голове, когда я увидел младенца, в котором просто невозможно было разглядеть потерянную мною Диану.
И вроде бы я всё понимал, и вроде бы ко всему был заранее готов… Но мои первые впечатления от новой встречи с ней скорее были похожи на разочарование и страх, чем на энтузиазм и восторг.
Впрочем, до реальной передачи мне ребёнка оставался ещё, как минимум, год, и я снова уехал ждать в осточертевший хорватский городок.
* * *
Всё шло точно по плану Шуклы. Ровно через двенадцать месяцев я снова был в лаборатории.
Меня проводили к маленькому, в одну комнату, домику, в котором под присмотром камбоджийской няни содержалась моя Диана.
Это был уже совершенно другой ребёнок. В том смысле, что страшненькая, издающая противные скрипучие звуки кукла, покрытая эфемерной кожицей, сквозь которую неприятно просвечивали кровеносные сосуды, превратилась в довольно забавного человечка, стоявшего на ещё не очень твёрдых ногах в детском манежике, прочно ухватив его край крохотными пальчиками. Вместо невыразительных мутно лиловых маслин, бессмысленно плававших в щёлках за выпуклыми веками, теперь на меня заинтересованно смотрели яркие сероголубые глаза, опушённые длинными, почти прозрачными ресницами. Кроме этих глаз, не имевших в своём разрезе никаких азиатских черт, о явно европейских корнях детёныша свидетельствовали и очень белая (особенно на контрасте с камбоджийской нянькой) кожа лица, и очень светлые, с еле заметным рыжеватым отливом, немного волнистые мягкие-премягкие волосы…
Я присел перед манежиком на корточки, жадно вглядываясь в это лицо: она ли? Мне всё больше казалось, будто я узнаю в этом забавном существе знакомые черты. Вместе с тем я боялся поверить в то, что очевидно безумная авантюра мне удалась. Терзало опасение: может быть, моё нетерпеливое воображение просто подгоняет действительность под образ мечты? Я впервые пожалел, что у меня нет младенческих фотографий Дианы. Можно было бы сравнить…
Девочке надоело смотреть на меня просто так. Она неожиданно заулыбалась, показав мелкие недавно вылезшие белые зубки, издала какой-то доброжелательный булькающий звук и, протянув поверх ограждения пухлую ручонку, стала заинтересованно ощупывать кончик моего носа.
* * *
Я не хотел рисковать. Я проделал всё, что Шукла предусмотрел в своей схеме.
Французский и английский педиатры в Пномпене подтвердили мне, что ребёнок восхитительно здоров и не имеет никаких отклонений в развитии. Специальная экспертиза, ради которой я смотался в Европу с образцами биоматериала, взятого в моём присутствии от ребёнка, однозначно подтвердила генетическую идентичность той, что ждала меня Камбодже, и той, что уже больше пяти лет лежала на ледяном кладбище в Австрии.
Без дальнейших раздумий я перевёл восемьсот тысяч евро благотворительного взноса на счёт лаборатории, после чего вплотную занялся легализацией клонированного человека.
* * *
– Знаете что, – рассуждал мой старый знакомый Прум Самнанг, – мне кажется, что заморачиваться с усыновлением, а точнее, с удочерением, не стоит. Вас же не устроит примитивный фальсификат? Найти умельца, который за небольшую плату сфабрикует любое свидетельство, – нет ничего проще. Но с такой ерундой можно попасться уже здесь, на самом элементарном пограничном контроле. Если же вдруг невероятно повезёт, подлог будет неминуемо разоблачён в Европе, после первого же направленного в нужное место запроса. О последствиях даже говорить не хочется. А чтобы организовать более или менее легальную основу для удочерения, нужно будет каким-то образом официально зафиксировать полное сиротство ребёнка. И хотя, строго говоря, оно так и есть, но не можем же мы заявить, как всё было на самом деле! Это совершенно исключено. Значит, придётся что-то придумывать. Самый простой вариант – подкидыш. Допустим. Если всё пойдёт как по маслу (что не гарантировано!), ребёнок на какое-то время окажется в приюте. А местные приюты это, я вам скажу, не сахар. Я уже не говорю о том сколько вопросов при таком развитии событий вызовет внешний вид девочки. Явно европейский ребёнок в камбоджийском приюте, мягко говоря, большая редкость. Наконец, понадобится пройти трудную и многоступенчатую процедуру международного усыновления. А она в нашей стране несколько лет назад была приостановлена из-за разного рода громких скандалов: торговля детьми и всё такое… Теперь всё рассматривается под микроскопом, а у нас с вами случай настолько особый, что любое внимание к нему может привести к ужасному (прежде всего для вас!) провалу… Короче, я вот что предлагаю. За дополнительную плату, которая вам будет, я думаю, по силам, нужно привлечь к этому делу ту самую суррогатную мать, что вынашивала ребёнка. Я навёл о ней справки. Она в этой сфере может считаться профессионалкой. Её ранее уже три раза нанимали в таком качестве европейские и американские пары. О том, что случай с вашей девочкой, так скажем, несколько отличается от стандарта, суррогатная мать, разумеется понятия не имеет. Наняли её как обычно: выносить чужого ребёнка, и всё тут. Вообще, эта дама обладает всеми необходимыми для нас качествами: с удовольствием берёт деньги, не задаёт лишних вопросов и умеет держать язык за зубами. Тысячи за две долларов – здесь это очень солидная сумма – мы попросим её разыграть небольшой спектакль. Для начала, она заявит о вашей девочке, как о своём ребёнке, что, заметьте, почти правда. То, что с рождения прошло несколько больше года, – не беда. Здесь, в глуши, такие случаи не редкость. Затем, через представителя, разумеется, будет подан иск об установлении отцовства. Ну, якобы во благовремение между вами и ею имела место соответствующую связь. Вы отцовство признаёте. Решение суда станет основой для внесения вас в свидетельство о рождении ребёнка в качестве отца. Заметьте! Это не фуфло будет какое-нибудь, на задворках состряпанное, а нормальный официальный документ. Там же, в решении суда, зафиксируете соглашение о воспитании ребёнка, в соответствии с которым девочка будет жить именно с вами и все ключевые решения, касающиеся её воспитания, образования, здоровья вы будете уполномочены решать самостоятельною. Ну как?
– Навскидку, всё прекрасно, – оценил я этот замечательный по своей деловитости и удивительный по цинизму монолог, – немного смущают два момента. Первый, в общем-то, ерунда. И всё-таки… Понимаете, по документам матерью девочки будет значиться камбоджийка, а ребёнок совершенно европейского вида. Не вызовет ли это подозрений? Не начнут ли тянуть за нитки? Второе опасение более существенно: не хочу в будущем стать объектом шантажа со стороны, так сказать, "матери".