– Я не хотел бы разыгрывать перед вами рыцаря чести. В общем-то, мне в большой степени наплевать, что в конечном итоге может случиться с той лабораторией и даже с упомянутыми мною уважаемыми людьми. Главное, чтобы эти гипотетически роковые для них события не связали напрямую с моими действиями. Вы видите? Я играю в открытую. К чему призываю и вас. Иными словами, от того, как я пойму и оценю ваши истинные намерения, будет зависеть то, насколько близко я подведу вас к интересующему вас объекту и к работающим там людям. Расклад примерно такой: если речь действительно идёт о частном журналистском там… или писательском, как вам будет угодно, расследовании, то, во-первых, я подтверждаю, что лаборатория интересующего вас профиля, занимающаяся интересующей вас проблематикой и даже имеющая в своём активе интересующие вас результаты, на территории Камбоджи и в самом деле существует. Это точно установленный мною факт. Во-вторых, я готов вывести вас на реальный и достаточно безопасный контакт с человеком, который состоит в довольно короткой цепочке связей, ведущей к этой самой лаборатории. И, собственно, здесь будет поставлена точка. Наш контракт, в том виде, как он был сформулирован, можно считать исполненным. Дальше всё будет зависеть только от вас. От вашего умения влезть в доверие, соврать, обаять… и так далее. Какие у вас шансы добраться до цели и сколько это может занять времени, я, естественно, гадать не берусь. Могу лишь пожелать удачи. В случае чего, я в стороне. Или, по крайности, на самом малом подозрении. Как-нибудь переживу. Это, так сказать, вариант "А". Вариант "В" излагать? Или нет необходимости?
Он мне очень нравился, этот самый Самнанг. И отвечать уже было пора.
– Обязательно излагайте. Я думаю, мы договоримся.
* * *
И вот уже более двух суток я безвылазно сижу в отеле, то валяясь на диване, то пялясь из окна на тягучее течение Меконга, то таскаясь из угла в угол. Ни чем не могу себя занять. Не получается! От телевизора тошнит, на чтении не могу сосредоточиться, выйти из гостиницы для прогулки или ради осмотра какого-нибудь Нокора или Ханчея тоже нет ни малейшего желания. Не хочу видеть ни людей, ни храмов, ни французской колониальной архитектуры. Аппетита тоже нет. Впрочем, я спускался за это время пару раз в ресторан, где, сидя на веранде с видом всё на тот же Меконг (а на что здесь ещё смотреть?), ковырял в тарелке какой-то рис и, кажется, лапшу, приготовленные вполне в китайском стиле. В остальном я ограничивался чаем, кофе и минеральной водой, которые мне доставляли прямо в номер.
Я жду Самнанга. Я рассказал ему всё.
Видимо, он поверил в правдивость моей истории и только поэтому пообещал связать меня напрямую с руководителем лаборатории. Если, конечно, Самнангу в свою очередь удастся убедить этого человека в том, что я не любопытствующий идиот, не полицейский агент и не шпион от конкурентов…
На столе сначала зажужжал вибратором, а затем разразился громким звуковым сигналом смартфон:
– Господин Бюлов? Это Самнанг. Вы у себя в отеле? Отлично! Я буду через пятнадцать минут. У меня для вас хорошие новости!
* * *
– Вам совершенно незачем самому находиться в нашей лаборатории. Вы всё равно ничего не поймёте ни в нашем оборудовании, ни в наших методиках. Какие-то общие моменты, если, и вправду, любопытно, можно найти в Интернете, а посвящать вас в наши "ноу хау" никто не собирается. В конце концов, вас интересует результат, а не процесс. Ведь так?
– Безусловно – ответил я.
Ратнам Шукла сидел, откинувшись на спинку шезлонга, слегка повернув голову в мою сторону. Я тоже полулежал в пляжном кресле не более, чем в метре от смуглого, с тяжеловатой фигурой британца (или индийца?), и всё это происходило на площадке рядом с гостиничным бассейном, где, кроме нас, не было никого. Уж не знаю, кто придумал организовать нашу встречу именно таким образом, но с точки зрения конспирации подобный ход оказался весьма оригинальным и точным. Мой визави мог легко убедиться в отсутствии на моём теле каких-либо подозрительных проводов, пластырей и тому подобных признаков шпионской техники. Разве что я прятал бы их в трусах. Но и тут всё было предусмотрено. Перед началом разговора Шукла предложил мне искупаться. Такую процедуру вряд ли мог вынести тонкий электронный прибор. А телефон (уже безо всяких обиняков) меня попросили оставить в номере.
– Ну, если бы вы ответили по-другому, – отреагировал на моё "безусловно" индиец (или британец?), – то и разговор был бы закончен. А раз мы понимаем друг друга правильно, то пора перейти к деталям.
На такое предложение я не имел никаких возражений. Мы провели вместе уже больше часа. За это время, по просьбе Шуклы, я вновь изложил свою историю, которая в общих чертах, вне всякого сомнения, уже была ему известна от Самнанга. Иногда Шукла останавливал меня и задавал уточняющие вопросы, причём особенно много и подробно интересовался условиями, как он выражался, "консервации материала". Я внутренне содрогался от употребления такого термина по отношению к Диане, но, разумеется, не поправлял собеседника, полагая, что этот учёный сухарь вряд ли желает специально оскорбить мои чувства. Просто он так привык.
– И всё-таки, – продолжил Шукла, – перед тем как начать конкретно обговаривать: что, когда и почём, я хотел бы ещё раз предупредить вас, господин Бюлов, о том, что мечта ваша безумна, а последствия её реализации непредсказуемы. Это вы хорошо понимаете? Или объяснить дополнительно?
– В целом я понимаю, о чём вы хотите сказать, господин Шукла. Я перечитал всё, что можно было найти на эту тему. Если для вас это важно, то: да, я понимаю – это безумие. И всё равно хочу попробовать. Вы удовлетворены?
Шукла, аж вывернулся из своего шезлонга, напряжённо уставившись мне в лицо. Затем он повертел головой по сторонам, – не появилось посторонних слушателей? – и, убедившись в отсутствии таковых, снова принял спокойную позу. А потом стал говорить – спокойно, сухо, без эмоций:
– Значит, так. Осуществление вашей идеи-фикс возможно. К настоящему моменту мы имеем два удачных эксперимента. Двух клонированных людей. Искусственно сформированные плоды, выношены, разумеется, суррогатными матерями. Если отталкиваться от бытовых понятий о рождении, то одному из них сейчас полтора года, другому – восемь месяцев. Показывать их вам я не буду. Я не коммивояжёр. С виду – обыкновенные дети. В общем-то, вам можно было подсунуть для обозрения любых подходящих по возрасту младенцев. Вы всё равно бы ничего не поняли. Прежде всего, я хочу избавить вас от ненужных иллюзий и бесполезной суеты. С одной стороны, ничего проконтролировать в процессе нашей работы над вашей проблемой вы не сможете, поскольку являетесь профаном. С другой, – играть здесь с вами в напёрстки никто не собирается. Я предложу вам схему отношений, по которой каждый из нас сможет получить своё. При этом у вас будет способ оценить качество "продукта", с учётом, конечно, тех общих ограничений, которые подразумеваются технологией опыта и самой природой человека. Таков общий принцип взаимодействия. Если вы его принимаете, – продолжаем. Если нет, – расстаёмся.
– Продолжаем, господин Шукла, продолжаем… Принимается.
– Хорошо. Далее. Мы, на основе разработанных нами методик, можем вам гарантировать на финальном этапе опыта живого, жизнеспособного, анатомически нормального ребёнка женского пола, генотипически идентичного представленному вами исходному материалу. Что касается фенотипа, то, сами понимаете, онтогенез никто не отменял. Это одно из главных ограничений. Насколько точно созданный нами организм будет соответствовать облику исходного индивида к моменту достижения соответствующего возраста, будет зависеть от условий, в которые вы его поместите. Я не думаю, однако, что клон при более или менее нормальных условиях жизни и развития будет отличаться от оригинала больше, чем однояйцевый близнец от своей пары.
– А психика? – спросил я. – Что у них с психикой?
Шукла пожал плечами.
– Наши младенцы обладают стандартными для всех прочих детей такого же возраста психическими реакциями. Скажу вам прямо, во всех случаях, когда развитие плода в ходе эксперимента обнаруживает те или иные аномалии, опыт прекращается. У нас совершенно оригинальные и очень эффективные разработки в области мониторинга внутриутробного развития. Ну, а позже… Никаких гарантий. Сплошь и рядом самые серьёзные психические заболевания и у вполне обычных людей возникают или проявляются в подростковом возрасте, в пубертатный период или даже несколько позже… С другой стороны, если в генотипе этого не заложено, то – вряд ли… В общем, это ваш риск. Не больший и не меньший, чем при рождении любого ребёнка. Такие параметры качества конечного результата вас устраивают? Отказаться ещё не поздно.
Я яростно потряс головой.
– Решено бесповоротно. Давайте дальше.
– Ну, дальше, так дальше. Теперь о сроках, финансах и контроле качества…