Возможно также, что добрый христианин Эберхорст пришёл к доброму христианину Шифенхаллеру и сказал: "Слушай приятель, тут недалеко уже который месяц торчит один вполне обеспеченный чудак, который не сегодня-завтра наложит на себя руки. Ты должен успеть его выдоить, пока это не сделали другие. Может, и вылечишь заодно".
Как бы то ни было, но встреча с Шифенхаллером в то время отвела меня от края пропасти.
* * *
Наверное, Шифенхаллер действительно был неплохим специалистом, если опираться на то достаточно известное утверждение, что встреча с хорошим врачом уже сама по себе должна приносить больному облегчение. Меня после каждого разговора с ним, и вправду, на какое-то время отпускало даже без таблеток и капельниц.
В общем-то, он стал первым человеком, проломившим невидимую стенку, которой я сам себя отгородил от сколь-либо продолжительных и глубоких контактов с кем бы то ни было.
Я должен напомнить, что эта стенка стала расти ещё в то время, когда Диана была жива. Моя наполненность любимой женщиной, прямо-таки растворение в ней, отодвинуло далеко на задний план, сделало, как тогда казалось, лишним активное и продолжительное общение с другими людьми. Я растерял старых друзей и не заводил новых дружб. Нет, я ни с кем не ссорился, а просто утратил понятие о ценности такого рода контактов. Не считал нужным их беречь. Всё и всех мне заменила Диана.
И вот теперь, когда её не стало, я оказался один в какой-то чёрной дыре, без звёзд, без галактик, без миров, к которым можно было бы лететь, и, казалось, без возможности выбраться из этой западни. Депрессия всё дальше гнала меня от людей, а отсутствие нормального человеческого общения углубляло депрессию…
Шифенхаллер, довольно бесцеремонно вытаскивая меня на контакт, был совершенно прав. Конечно, он в известной мере навязал мне свои недешёвые услуги, но это обстоятельство нисколько не умаляет того факта, что именно ему я обязан тем, что вновь обрёл способность контактировать с окружающим миром, ставить себе цели и добиваться их исполнения.
Чёрт бы подрал этого Шифенхаллера!!!
* * *
Насколько я могу об этом судить, он лечил меня весьма добросовестно.
Помню, что доктор очень старательно подбирал химическую отмычку к двери той мрачной камеры, в которой заперся мой разум. Я понимал это и послушно пробовал всё новые и новые комбинации каких-то препаратов, которые он мне назначал. До сих пор не могу определённо ответить – помогли они мне или нет.
А ещё Шифенхаллер много говорил со мной.
Поначалу общение давалось с трудом. Но тут доктор нашёл нужный подход. Он обратился не к моим желаниям или эмоциям, а к интеллекту. Дескать, раз я дал согласие лечиться, то должен сообщить о себе, о своём состоянии, об испытываемых мною переживаниях минимально требуемый для диагностики объём информации. Через силу я начал рассказывать. Он вовремя подбрасывал мне вопросы, просил что-то детализировать… В общем, разговорил. До такой степени, что скоро я стал испытывать в этом потребность и уже без дополнительных понуканий вываливал перед Шифенхаллером всё, что ему было нужно, и ещё в большей степени то, что хотелось вывалить самому. В какой-то момент мне показалось, что моя разговорчивость стала даже чрезмерной и слишком отдаёт недостойным нытьём. Я высказал такое своё опасение доктору, но тот замахал на меня рукой:
– Что вы, что вы! Я же не случайный прохожий и даже не ваш приятель, которого вы поймали за пуговицу и грузите своими проблемами, отвлекая от собственных дел. Вы меня наняли. Отчасти и для такого рода разгрузки. И если это хоть в какой-то степени облегчает ваше состояние, я могу записать в свой актив терапевтический успех. Продолжайте! Не стесняйтесь!
* * *
– Кое-что мне не ясно в вашем случае, – сказал Шифенхаллер во время очередного приёма, – некое противоречие нужно разъяснить. Вы мне поможете?
Я кивнул.
– Видите ли, господин Бюлов, я не вполне понимаю природу охватившего вас чувства безнадёжности. Сама катастрофа – это понятно. Но вы же не просто так обратились к помощи крионического общества? Это ведь – остров надежды. Верно? Что вам мешает найти в нём опору? Давайте поищем способ повернуть весь ваш настрой именно в эту сторону. Попробуем переориентировать ваши мысли на ту перспективу, ради которой вами же затрачены столь значительные средства…
Мне пришлось разочаровать доктора. Я ему совершенно недвусмысленно объяснил, что считаю крионику антинаучной чушью и уже поэтому не могу питать никаких надежд по поводу "воскрешения" Дианы. И всё словоблудие сотрудников "Мицара", пытающихся отрицать очевидное, вся эта игра в эвфемизмы, которыми они старательно замещают неприятные слова, относящиеся к смерти, могли бы меня только развеселить, если бы я не потерял способность веселиться. А так меня всё это, скорее, злит.
Кажется, я его сильно удивил.
– Но, зачем тогда?!
Я ему объяснил, что криохранилище, в моей личной интерпретации, есть не более, чем аккуратное кладбище, которое предоставляет возможность сохранить тело Дианы нетленным неограниченно длительное (во всяком случае, в масштабе человеческой жизни) время. А почему это для меня настолько важно, что для воплощения сей экстравагантной идеи я готов идти на любые расходы, – того я и сам себе объяснить не могу. Это как раз вопрос к психиатру.
– Вы меня озадачили, – произнёс доктор из глубины кресла, в котором сидел, – я-то уже целую тактику наступления на вашу депрессию сочинил, а вы… бац! Ну, ладно, помозгуем в другом направлении… Кстати, как вам новая комбинация препаратов? Сон улучшился?..
* * *
Насколько же проще работать с верующими людьми! – откровенничал со мною Шифенхаллер в следующий раз. – Их открытость чуду облегчает посев надежды. А надежда – великое лекарство. Нет, нет! И не возражайте! Я и сам знаю, что надежда может быть беспочвенной. Однако пациенту этого знать вовсе не обязательно. Я врач-психиатр. Для меня не важна научная или философская истина сама по себе. Мне нужен терапевтический эффект. И если его даёт вера, – слава вере! Недаром ещё Новалис и старик Кингсли уподобляли действие веры – действию опиума. В смысле успокоения, понятное дело. Для снятия болевого синдрома… Вы же – скептики, непонятно зачем, сами лишаете себя надежды, а следовательно, и легкодоступного лекарства. Всё вам естественнонаучные основания подавай! Ничего, что я ворчу? Это я вас так от ненужных мыслей отвлекаю. Единственное психологическое преимущество в работе со скептиками – это то, что их легче удаётся переключить на решение каких-то рациональных задач. Кстати, о неоспоримых достижениях именно науки… Как вы относитесь к успехам в области клонирования живых организмов?
* * *
Да! Именно Шифенхаллер подбросил тогда мне эту идею. Тут его психотерапевтический приём дал стопроцентный, хотя и несколько неожиданный лечебный эффект.
Возвратившись к себе и поместившись в привычной позе всё на том же диване, я через какое-то время понял, что мои мысли, до того момента безнадёжно застрявшие на теме случившегося много месяцев назад несчастья, вдруг вышли из привычной колеи. Я поймал себя на том, что наконец перестал бесконечно и бесплодно перебирать звенья в цепи обстоятельств, приведших к гибели Дианы, а навязчивые, несбыточные химеры, начинавшиеся с посыла: "Если бы не…" – перестали терзать меня бесчисленно повторяющимся и от этого всё более мучительным возвращением в реальность…
Вместо всего этого я достаточно спокойно оценивал шансы – нет, не чудесного воскрешения! – а обеспеченного биотехнологией воссоздания любимой женщины, и сам удивлялся тому, что подобная идея раньше не приходила мне на ум.
При этом скептик во мне вовсе не умер. Я ни на секунду не забыл о пропасти, лежащей между тождественностью тела и тождественностью личности, об огромном риске получить в итоге подобной авантюры не любимую женщину, а ненавистный живой манекен.
Но соблазн! Какой соблазн вырос передо мною! Вновь увидеть Диану! Не ледяное изваяние, не застывшее в смотровом люке высокотехнологичного гроба мертвенно-безразличное лицо античной статуи, а тёплое, подвижное, играющее красками эмоций человеческое существо…
А личность? Ну, над личностью можно и поработать. В конце концов, многие предпосылки её формирования задаются генетическим кодом. А дальше – дело среды и воспитателей. Совсем то, конечно, не выйдет… Но, в каком-то допустимом приближении, в основных чертах… И, разумеется, не скоро. Однако тем быстрее, чем раньше начать действовать!
Ах да! Ещё на этом пути потребуется неоднократно преступить закон. А ну и чёрт с ним!
И я полез в чемодан за давно и без дела валявшимся там компьютером.
* * *
Кажется, я по-настоящему поразил хозяев пансиона тем, что впервые за много месяцев изъявил желание пообедать в общей столовой, в маленькой компании пожилых туристов, заехавших в Леондинг на несколько дней. Я даже принял участие в незатейливой застольной беседе, убедительно продемонстрировав, что умею не только односложно отвечать на элементарные бытовые вопросы, но способен достаточно пространно разговаривать, как и все прочие нормальные люди.
– Герр Бюлов! – не удержалась от комментариев хозяйка, когда зашла в мою комнату для уборки. – Вас не узнать! У вас в глазах появился свет! Мы с мужем так переживали, наблюдая за вами. Нас так беспокоило ваше самочувствие! А сейчас что-то стало налаживаться? Верно?
В некотором смысле она была права.