* * *
Я продолжал сидеть всё на том же месте, вполне безучастный, не способный выразить никаких эмоций, не пытаясь вмешиваться в действия Андрея и не порываясь помогать ему в чём-то… Наверное, для Андрея в той ситуации это и был самый лучший вариант моего поведения.
Он отполз от провала и встал на ноги в том месте, которое, видимо, считал достаточно надёжным. Приблизился ко мне, потряс меня за плечо, заглянул в лицо. Я видел все это как бы со стороны. Видимо, убедившись, что по крайней мере в ближайшее время помешать ему, навредить себе или какими-нибудь истерическими выходками ухудшить наше положение я не способен, он быстро распаковал свой рюкзак и первым делом взялся за портативную рацию (сотовая связь в этом месте не брала). Я понял только, что он вызывает спасателей.
Моё сознание продолжало висеть где-то чуть выше и сзади от неуправляемого им моего же тела и монотонно констатировало свершившиеся и совершающиеся в данной точке пространства факты.
Я уже точно знал, что Дианы нет в живых.
Для такого профана, как я, почти незнакомого с реальными опасностями, таящимися в горном рельефе, наверное, было бы естественнее надеяться на счастливый случай: ну провалился человек под снег… ну скатился куда-то там… возможно, в мягкий сугроб…
Но я точно знал, что моей Дианы больше нет.
Я не ведаю, почему. Возможно, между нами действительно имелась какая-то непонятной природы связь, фатальный обрыв которой напрямую известил меня о катастрофе. Или чёртова интуиция подсказала: много месяцев всё шло настолько… просто безумно хорошо… слишком даже… Наверное, что-то сместилось в тонкой настройке мирового баланса добра и зла. Где-то там, во Вселенной, какое-то колесико слегка провернулось в выравнивающем механизме, а здесь, на конце рычага, ударило в полную силу…
* * *
Как посторонний, будто на экране, я наблюдал за Андреем.
Метрах в пяти от провала он забил в плотный снег три наших ледоруба на всю их длину, обвязал вокруг них один из концов верёвки, а другой сбросил туда… в глубину… Затем он пропустил полученную таким образом страховку через какое-то хитрое приспособление у себя перед грудью и, проверив надёжность созданной конструкции парой сильных рывков, стал спиной отступать к провалу… Уже находясь на самом его краю, Андрей ещё раз предупредил: "Сиди, где сидишь! Не вздумай подходить. Ты мне ничем не поможешь. Только помешаешь. В случае чего – жди спасателей. Они скоро будут".
После этого он сильно отклонился корпусом назад, нагружая страховочную верёвку и выискивая где-то там, под снегом, опору для ног. Его тело короткими рывками пошло вниз, в глубину ледника…
* * *
Вертолёт со спасателями прилетел через четыре часа.
Наверное, половину из этого времени я просидел без движения там, где меня оставил Андрей.
Возможно, я плакал. А может, и нет. Не помню. Ничего не помню из того, что происходило с моим телом. Было ли ему холодно, трепал ли его ветер, жгло ли солнце…
А вот мысли текли. Точнее, капали. Крупными такими, медленными, вязкими каплями в гулком колодце как-то странно сузившегося сознания.
* * *
Вот, не спеша, как изображение при химической проявке фотографий, оформилось понимание того, что произошло с Дианой.
Минут через десять после того, как мы с Андреем ушли за водой, ей стало скучно. Она была непоседой – эта Диана! Решила развлечься селфи. Взяла проклятую трость, закрепила на ней трижды проклятый айфон и начала щёлкать. Сначала на камнях, а затем осмелилась выйти на снег. А что такого? Вот они – наши следы. Только что мы здесь отлично прошли. Ага! Вот так! Отличный будет снимок! Только вот ребро недалёкой скалы слегка перекрывает эффектный вид на сверкающую под солнцем петлю реки далеко внизу, в долине… Несколько шагов в сторону – ничего страшного… Больше разговоров… Ага! Вот здесь… Нет ещё немножко…
Безо всякого предупреждения из-под ног ушла опора. Руки разлетелись в стороны в последней инстинктивной попытке удержаться на поверхности… Бесполезно. Рядом с местом провала осталась выпущенная из пальцев трость с айфоном. Её металлизированная поверхность отражала яркую белую точку солнечного луча…
* * *
Это было так реально, как будто мне прокрутили кинохронику.
Потом медленно, как пузырь в киселе, стала расти, стремясь занять весь объём моего сознания, мысль об абсолютной необратимости совершившегося.
Бесполезно крутить плёнку назад. Не поможет.
Исправить в прошлом ничего нельзя, надеяться на чудо в будущем – невозможно. Ни в машину времени, ни в загробную жизнь я не верил. "К сожалению…" – вяло проплыло в мозгу.
На милосердную анестезию религиозных снов я рассчитывать не мог.
Ледяной скальпель скепсиса медленно и остервенело-больно резал по живому: её, Дианы, уже теперь нет во Вселенной. Окончательно. Осталась только в большей или меньшей степени искалеченная телесная оболочка. Да и та просуществует недолго.
* * *
А затем, в душу, будто посаженную на кол, стало влезать рвущее ощущение совершённой невосполнимости потери.
КАК
Я
БУДУ
БЕЗ
НЕЁ?
КТО
И ЧТО
МНЕ
ЕЁ
ЗАМЕНИТ?
НИКТО…
И НИЧТО…
* * *
Эта кинжально-простая в своей безнадёжности мысль оказалась совершенно непереваримой для моего сузившегося сознания и окончательно забила все его каналы, остановив течение всех прочих мыслей.
На некоторое время мною овладело нечто вроде ступора.
Течение времени я не контролировал и хода его не ощущал. Звуков не было. Было немое кино, содержание которого я не имел возможности анализировать и поэтому не понимал.
Снежное поле. Провал в снегу. Из провала показывается голова человека в каске с налобным фонарём. Потом выползает весь человек. Неподвижно лежит рядом с провалом. Зашевелился. Повернулся. Сел. Отстегнул что-то от груди. Вынул из чего-то ноги. Встал. Идёт ко мне. Останавливается напротив. Смотрит. Наклоняется и кладёт мне руку на плечо. Что-то говорит. Смотрит в лицо. Трясёт меня за плечо. Смотрит. Говорит.
Трясёт. Распрямляется. Тянет меня за руку вверх. Кричит. Бьёт меня по щекам. Смотрит. Заходит мне за спину. Тянет меня вверх за подмышки. Я встаю. Меня поворачивают. Держат сзади за куртку и подталкивают. Я иду к камням. Меня сажают между камней на подстилку. Чем-то накрывают спину и плечи…
* * *
Не знаю, сколько времени я пробыл в таком состоянии, пока меня вытащили из него. Я обнаружил себя сидящим на камне, на той самой осыпи, под той самой чёрной скалой… Спазм сознания, видимо, проходил, и оно стало способным вместить в себя ещё что-то, кроме ужаса отчаяния. Я уже не видел самого себя со стороны. Тело, хотя и не без труда, вновь начало подчиняться разуму. Я услышал звуки. Какие-то слова. Смысла их я, впрочем, не понял, но уже не потому, что оставался неспособным вообще что-либо понимать, а потому, что это была, видимо, русская речь.
Говорил человек в яркой оранжево-синей куртке. Он сидел передо мной на раскладном металлическом стульчике, глядел мне в лицо, водил у меня под носом ватным тампоном и произносил отрывистые фразы, вероятно, обращаясь к Андрею и какому-то человеку, стоявшему у него за спиной. Ещё я увидел рядом с собой объёмистый алюминиевый кофр медицинской укладки. На его откинутой крышке валялся пустой одноразовый шприц. Видимо, кому-то недавно делали укол. Скорее всего, мне.
* * *
Я не видел, как Диану поднимали из трещины.
После того, как врач (тот самый, что сидел на раскладном стульчике) понял, что его пациент вновь обрёл способность к самостоятельному передвижению, меня под конвоем двух сопровождающих отправили вниз, к вертолёту, ожидавшему завершения поисково-спасательных работ на небольшой ровной площадке рядом с языком ледника.
Солнце, клонившееся к западу, уже готовилось упасть за хребет, когда из-за ближайшего перегиба снежного поля на леднике вынырнула и довольно быстро покатились вниз, по направлению к морене, цепочка из шести спасателей на лыжах. В центре цепочки, управляемое двумя лыжниками, двигалось нечто среднее между санями, корытом и носилками. Там, в вытянутом металлическом ковше, притянутый к основе шнуром, лежал длинный чёрный кокон…
Я сидел на небольшом плоском камне под одной из лопастей вертолётного винта, упругой дугой нависавшей над моей головой, и оцепенело смотрел за эволюциями, которые спасатели совершали со своим грузом: как они докатили его до морены, как потащили его дальше, то скрываясь за каменными валами, то показываясь на их гребнях, как вынесли его на площадку к вертолёту. Потом эта штука проплыла у меня перед самыми глазами и скрылась в темноте люка, над которым тут же начал раскручиваться воздушный винт.
– Давай! Поднимайся! – прокричал мне в ухо сквозь нарастающий рёв двигателя откуда-то появившийся Андрей и, когда я встал, подтолкнул меня к короткой лесенке ведущей в чрево машины.