Павел Андреевич, с удобством устроивший в кресле свою грузную фигуру, с любопытством наблюдал эту сцену и в виде развлечения медленно вращал один вокруг другого большие пальцы рук, сложенных на внушительном брюшке.
- На каком же языке написано? - проговорил наконец Михаил Степанович.
Иван Яковлевич поднял вверх руки.
- Не знаю, ответил он, - не знаю! Несомненно, что на одном из арийских, ближайших к санскритскому, но… - он приостановился.
- Что "но"?
- Но еще значительно, много древнейшем санскрита, докончил он. - Санскритский язык - брат литовского, славянского и всех европейских языков, а этот, - ученый энергично ткнул несколько раз пальцем в листок, - это предок их. Несомненный-с! Мы знали только детей его до сих пор. Понимаете, что это такое?! Значит, Дельбрюк не прав, утверждая, что нет и не было никогда единого, арийского языка! Эра новая перед нами, горизонт-с иной, эпоха, мир новый!!
- Удивительно! - процедил Павел Андреевич, вытягивая вперед ноги и кладя их одну на другую. - Что эти господа лингвисты воображают о себе! Отыщут какой-нибудь там язычишко и сейчас: "эпоха", "мир новый"! Ноль это, а не эпоха.
Иван Яковлевич при первых словах москвича стремительно повернулся к нему и слушал, теребя с боку на бок пенсне и очки на носу своем.
- Что такое, что-с? - прерывисто вопросил он, подступая к невозмутимо сидевшему Павлу Андреевичу и становясь перед ним в позицию бойца, готового кинуться в бокс. - Новый язык, это - ноль?!
- Ноль, - подтвердил Павел Андреевич. - Что вы докажете отысканием его? Что раньше говорили не по-санскритски, а на каком-нибудь там подсанскритском, еще менее культурном языке, и так далее, до мычания включительно? Это мы знаем и так, и это не прольет света на древность. Без нас вы ни шагу!
- Нет-с! - весь превратившись в кипяток, прервал Иван Яковлевич. - Это мы, именно мы, - он ударил себя в грудь кулаком, - мы несем свет во тьму веков. Только языкознание может точно установить происхождение, степень культурности и время жизни народа. Вы кости одни от него берете, а мы душу, понимаете - душу находим живую! Мы устанавливаем степень знаний его, родство с другими народами, происхождение, время жизни, наконец! А кем этот народ был окружен, какими там вашими ихтио-, пле-зио- или квазизаврами - вот это не важно-с, да!
- Па-а-азвольте! - возразил несколько задетый за живое Павел Андреевич, убирая ноги от наскакивавшего на них Ивана Яковлевича.
- Во-первых, квазизавров нет совсем, а во-вторых, мы, палеонтологи и геологи, шире глядим на задачи науки, чем вы. Всякая неведомая еще кость квазизавра, как вы выражаетесь, важнее ваших языков! Она помогает восстановить непрерывный ряд живых существ. Вы возитесь только с людьми и определяете их "души", - как будто важно, солнцу ли они поклонялись или стоеросу! а нас интересует, откуда они произошли, наконец, сама планета, древность ея, жизнь на ней, словом, вся совокупность мира, все… - Павел Андреевич размахнул руками, вероятно, желая наглядно показать, как широки взгляды палеонтологов, и огромный кулак его с маху хватил прямо по подносу, который Антон только что хотел в ту минуту поставить на стол из-за его спины.
Стаканы с чаем, графинчик с коньяком, корзинка с печеньями, блюдечки, ложки - все со звоном и грохотом полетело на пол.
- Господа, помилосердуйте! - вскричал Михаил Степанович, - вспомните Гоголя: палеонтология великая вещь, да стаканы-то зачем бить?!
- Это называется свинством! - уже с обычным хладнокровием проговорил Павел Андреевич, скосив глаза на винегрет на полу и отодвигаясь от него вместе с креслом.
Антон, ворча и кряхтя, принялся собирать осколки и складывать их на поднос.
- Голубчик, а не обварились, не больно? - забыв о споре, заботливо осведомился хозяин, забежав с другой стороны и осматривая облитый бок гостя. - Антон, дай скорей тряпку, салфетку, вытри их…
- Ничего, пустяки… - возразил Павел Андреевич. - Итак, мы остановились…
- … на том, что разбили три стакана, - перебил Михаил Степанович, опасаясь продолжения бесконечного спора, не раз подымавшегося между учеными, - и этим удовольствуемся и перейдем к другому вопросу, не правда ли? Что же мы теперь предпримем, Иван Яковлевич?
- Вы что предпримете - не знаю, а у меня решено-с! - ответил Иван Яковлевич, откидывая голову назад и закладывая руки за спину.
Антон, собравшийся уже уходить, остановился с подносом в руках, на котором возвышалась груда битого стекла, кусков лимона и ложек, и стал слушать, не сводя глаз со своего барина.
Иван Яковлевич взглянул на Антона и продолжал, отчетливо выговаривая каждое слово:
- Весной я отправлюсь в Сибирь-с!
Старый лакей обвел глазами своих гостей, как бы надеясь встретить в них сочувствие к состоянию здоровья его барина, и затем опять пристально уставился на него.
Михаил Степанович быстро подошел к ученому и протянул ему руки.
- Я с вами, Иван Яковлевич! - воскликнул он. - Я и мечтать не смел о таком счастье! Всюду вас свезу и покажу все!
Антон круто повернулся и пошел, потряхивая головой, к выходу.
- Я так и рассчитывал, - ответил Иван Яковлевич. - Старик мой сердится, - вполголоса добавил он, когда фигура лакея скрылась в дверях. - Я заявил ему, что в апреле поеду в Сибирь, а он на дыбы! "Что мы, жулики, говорит, что ли какие? (Это "мы" его бесподобно)! Так и тех силком тащат. А нам зачем туда?"
Раскатистый смех Павла Андреевича огласил комнату; он весь так и заколыхался в кресле, как студень на блюде.
- Да ведь, понимаете, извел меня! Уставит свои буркалы, вздыхает и все головой покачивает. Ну, да я ж его проучу! - с негодованием заключил Иван Яковлевич, дернув пенсй на носу своем - Волю ужасную забрал! Наказание, я вам скажу, иметь при себе человека из бывших крепостных своих… - уже другим тоном, как бы жалуясь, заговорил ученый. - Воображает, что он все еще дядька мне и что я под его опекой!
- А ведь дня не прожили бы без него, сознайтесь, - заметил Павел Андреевич.
- Ну, уж и дня?.. - Иван Яковлевич проговорил это не то с вопросительным, не то с недоверчивым видом.
Позвякивание стаканов и ложек в соседней комнате возвестило о приближении Антона. Иван Яковлевич круто повернулся спиной к двери и, повысив голос, обратился к Михаилу Степановичу.
- Итак, решено: в апреле мы едем. Я вас попрошу, дорогой мой, взять с собой человека, так как Антона я не беру…
Антон, о котором шла речь, вдруг остановился с подносом в руках среди зала; ложки зазвенели на блюдечках еще явственнее.
- Хорошо… - сдерживая улыбку, ответил молодой человек. - Мой Василий - молодец, он и один управится.
- То есть это как же-с? - взволнованно заговорил Антон, подходя и сунув поднос на стол; негодующие глаза его уставились на господ. - Я-то, стало быть, вам больше не нужен стал?
- Нет, отчего же… - отворачиваясь и стараясь принять равнодушный тон, возразил Иван Яковлевич, - ты нужен… дома останешься…
- Дома-с?! - негодование прорывалось в голосе старика все более и более. - Что ж я, мебель или кошка, что ли, чтобы дома-то оставаться?!
- Да ведь ты же сам не хотел ехать? - возразил ученый.
- Кто в Сибирь сам ехать захочет! А коль вы дошли до того, нешто пущу я вас одного? Оберут вас там всего; платок вот или пинсне свое - и тех без меня не знаете, где взять! А уж чтоб вам какой-то там Василий услужал - этого не будет-с! - решительно заключил он, тряхнув головой и бросив сердитый взгляд на Михаила Степановича, которого считал - и весьма справедливо - виновником всей кутерьмы. - Я поеду-с!
- Ну вот и прекрасно! - расцветя торжествующей улыбкой, заговорил Иван Яковлевич, - и чудесно, и говорить, стало быть, не о чем, очень рад! Приготовляйся теперь понемножку, обдумай, что взять надо. Впрочем, тебе Михаил Степанович все скажет. И никаких бед не случится с нами, - все будет отлично, не хуже, чем здесь!
Густые брови Антона поднялись на лоб и пошевелились, как усы у сомневающегося таракана.
- Да уж все едино-с… - голосом чревовещателя произнес он. - Я человек старый, недолго осталось на свете жить, а вот вы-то о себе подумали бы…
- Ну, ну, ну!.. - Иван Яковлевич замахал на него руками. - Не мели, пожалуйста!
- А знаете что, дражайший Иван Яковлевич? - проговорил Павел Андреевич, молча созерцавший все время лужу на полу.
- Что?
- И я с вами увяжусь. Возьмете?
- Голубчик! Да еще бы, очень рады будем!
- Чем больше народа, тем лучше, - заметил Михаил Степанович. - Вам, Павел Андреевич, богатая пожива будет: кости ископаемых там в изобилии!
- Потому-то и тянет меня с вами!
- А я еще спутника приглашу: он нас дичью всю дорогу снабжать станет, - сказал Михаил Степанович.