Напрямик! СЛАВА БОГУ! Обхватил ее… мягкий живот под ладонями… дыхательная трубка бьет по плечу… ПЛЫВИ, ЧТОБ ТЕБЯ! Маска треснула, но удержалась…
Мы поймали линь, и последнее, что запомнилось - бренди, вкуса которого я не почувствовал…
* * *
Я расхаживаю по каюте и время от времени сплевываю. Качка длится целую вечность. У меня бессонница, и вновь болит левое плечо. Хоть бы дождь пошел. Возможно, он вылечил бы мой ревматизм. "Глупо все это", - говорю я. Меня знобит, я кутаюсь в одеяло.
Она: - Карл, я думаю, что глупо.
Я: - Тогда считаете, мисс Лухарич, что мы квиты за ту ночь в Джовино. Идет?
Она молчит.
Я: - Еще бренди?
Она: - Да, пожалуй.
Я пью маленькими глотками.
…Их знакомство продолжалось три месяца.
О том, чтобы одному из них содержать другого не могло быть и речи: у обоих денег куры не клевали. Счастливы они были? Не знаю. Темное, как вино, Эгейское море. Удачная рыбалка. Может быть, ему следовало больше времени проводить на берегу. Или ей - в море. Она была хорошей пловчихой. Волокла его до самого мола, потом сделала искусственное дыхание. Оба молодые, сильные. Богатые и чертовски испорченные. На Корфу они могли сойтись. Этого не случилось. Я думаю потому, что обоим была свойственна жестокость. Он хотел уехать в Канаду.
Она: - Можешь катиться хоть к черту на рога!
Он: - Ты останешься одна?
Она: - Нет.
Однако она осталась одна. Жизнь - игра. Слишком высокие ставки. Он потерял чудовище, а может быть, двух. Она заняла его место. Сегодня полыхают зарницы. Для человека цивилизация - гроб. Глупо. Чьи это слова? Похоже, какого-то неудачника… Ненавижу тебя, Андерсон. Твои зубы, плавающие в стакане, и ее новые глаза в коробке… Надоело раскуривать трубку, надоело втягивать в себя табачный дым. Я опять сплевываю.
* * *
Семь дней спустя мы нашли Икки.
Зазвенели рынды, затопали матросы, и какой-то оптимист включил термостат ящика Хонкинса. Мальверн не хотел, чтобы я принимал участие в охоте, но я забрался в свою упряжь и стал ждать дальнейшего развития событий. Синяк выглядел хуже некуда, но я каждый день делал упражнения, и рука двигалась нормально.
Икки плавал в тысяче метрах впереди и в тридцати фатомах под водой. На поверхности ничего не было видно.
- Будем преследовать? - взволнованно спросил кто-то из матросов.
Я пожал плечами.
- Гоняться за ним - никакого топлива не напасешься.
Вскоре экраны опустели. Икки ушел своей дорогой. Мы оставались в полной готовности и шли, не меняя курса.
За все это время мы с Джин не перемолвились и дюжиной слов, так что я решил сам взглянуть на экраны.
- Добрый день, - сказал я, приблизившись. - Что нового?
- Он ушел на северо-северо-восток. Догонять не будем. Рано. Надо выждать еще несколько дней.
Я кивнул.
- Как твое плечо? - спросила она
- Все в порядке. А как ты?
- Великолепно. Кстати, тебе полагается премия.
- Не стоит, - сказал я.
В тот же день разразился шторм. (Я предпочитаю слово "разразился" а не "начался", это точнее передает поведение тропических бурь на Венере). Помните, я уже упоминал пузырек с чернилами? Возьмите его большим и указательным пальцами и ударьте по нему молотком. Сами увидите, что произойдет.
К тому времени, когда хлынул дождь, все, что находилось за бортом, было поднято на палубу и закреплено. Люди уже сидели в укрытии. В первую очередь, убрали на нижнюю палубу слайдер, затем опустили кабины огромных подъемников.
Видя, что конец света близок, я бросился к ближайшей "ладье". Включив динамик, я полминуты потратил на то, чтобы дать указания команде.
Майк сообщил по радио, что мы получили несколько мелких повреждений, но в целом все обошлось благополучно. Однако я еще долго вынужден был находиться в одиночестве - "ладья" находилась высоко над палубой.
Я снял акваланг, который таскал на спине последние несколько часов, бросил на стол ласты и уселся поудобней, чтобы следить за ураганом Венеры. Наверху царила такая же мгла как и на дне, мы оказались между двумя безднами. Это даже дождем нельзя было назвать: небесные воды скапливались и низвергались сплошным потоком.
В "ладье" я находился в относительной безопасности. Она могла выдержать яростные атаки любого шторма. Но когда "Десятка" раскачивалась, верхушка "ладьи" описывала огромную дугу, словно кресло-качалка очень нервной старушки. Я снял пояс акваланга, пристегнулся к привинченному стулу и пообещал продать душу дьяволу за пачку сигарет, оставленную мной в ящике стола.
Потоки воды воплощались в горы, руки, деревья, а потом я увидел лица и фигуры людей. Я вызвал Майка.
- Чем вы занимаетесь внизу?
- Гадаем, чем ты занимаешься наверху, - ответил он. - На что это похоже?
- Ты со Среднего Запада, кажется?
- Ага
- Попадал там в сильные бури?
- Случалось.
- Попытайся вспомнить одну из них
- Вспомнил.
- Возьми ее за единицу и вообрази один-два идущих следом нуля, и получишь результат.
- Я не умею воображать нули.
- Тогда оставь единицу, если больше ни на что не способен.
- А что ты делаешь?
- Пристегнулся к стулу и смотрю в окно.
Я взглянул и отвел взгляд. Я увидел темную тень в лесу.
- Ты молишься или ругаешься?
- Черт его знает. Эх, если бы на палубе был слайдер! Если бы только на палубе был слайдер!
- Он всплыл?!
Я кивнул. Забыл, что Майк не мог меня видеть.
Именно таким я и запомнил Икки. Огромным. Способным закрыть собой поверхность воды, насколько хватало взгляда. "Нет на Земле подобного ему, он сотворен бесстрашным…" Я выбросил сигарету. Такое со мной уже было. Полный паралич… Безмолвный крик ужаса…
- Карл, с тобой все в порядке?
Он снова смотрел на меня. Или показалось? Может быть, это бездушное животное полтысячи лет дожидалось возможности уничтожить представителя высшего биологического вида…
- Карл, что с тобой?
А может быть, эта встреча - поединок зверей, где сильнейший сметает с дороги слабейшего, поединок духа и силы…
- Карл! Скажи что-нибудь!
Он опять вынырнул, на сей раз ближе. Вам когда-нибудь случалось видеть торнадо? Ничто не может сравниться с ним в величии и силе. Он похож на животное, блуждающее во тьме.
- Карл, отзовись!
Он ушел и больше в тот день не появлялся. Наконец, я ответил Майку какой-то шуткой, но в руке уже держал новую сигарету.
* * *
Еще восемьдесят тысяч волн монотонно разбились о борт судна. Прошло пять дней, похожих друг на друга как две капли воды. На тринадцатый день плавания утром на горизонте замаячил призрак удачи. Корабельные рынды раскололи нашу летаргию на мелкие кусочки, и мы, опившиеся кофе лентяи, выскочили из камбуза, не дослушав самую, быть может, удачную остроту Майка.
- Он за кормой! - крикнул кто-то. - В пятистах метрах!
Раздевшись до плавок, я стал готовиться к погружению.
Снаряжение у меня всегда под рукой.
Я прошлепал в ластах по палубе, пристегивая к поясу сплющенный сквиглер.
- Пятьсот метров, двадцать фатомов! - прогремели динамики.
Наверху ухнули большие ловушки, и слайдер, управляемый нашей "леди", вытянулся во весь рост. Он прогрохотал мимо меня и замер на якоре, как на вытянутой руке. Когда я поравнялся с ним, динамики сообщили:
- Четыреста восемьдесят и двадцать!
- "Красное"!
Раздался хлопок, словно вылетела пробка из бутылки шампанского, и линь описал дугу у меня над головой,
- Четыреста восемьдесят и двадцать! - повторил динамик. Это был голос Мальверна, прерываемый помехами. - Живец - товсь!
Я поправил маску и спустился за борт по штормтрапу.
Внизу - зеленая бездна. Быстрее! Сейчас я исполняю роль живца.
Я увидел канаты и стал погружаться вдоль них.
Зеленый цвет сменился темно-зеленым, затем черным. Никогда еще мне не приходилось погружаться так глубоко. И очень не хотелось включать фонарь!
Но пришлось.
Плохо! Мне надо было спуститься глубже. Я сжал зубы и постарался взять себя в руки.
Наконец канат размотался.
Я схватил его, снял с пояса сквитлер - надувную приманку - и, стараясь действовать как можно быстрее, подсоединил контакты, из-за которых, собственно, сквиглер нельзя выстреливать вместе с канатом. Оказавшись на крючке, Икки может разорвать канаты, но к тому времени это не будет иметь значения.
Разъем защелкнулся. Я вытащил из сквиглера заглушки и стал смотреть, как он растет. Во время этой операции, занявшей примерно полторы минуты, меня уволокло еще глубже. Я оказался близко - слишком близко - от Икки, к которому никогда не стремился попасть на завтрак.
Если раньше мне было страшно включать фонарь, то теперь я боялся его выключить. Я запаниковал, вцепился в канат обеими руками. Приманка засветилась розовым, начала извиваться, став вдвое больше меня, и несомненно вдвое притягательнее для пожирателей розовых приманок. Я убеждал себя в этом, пока не поверил, а потом выключил фонарь и стал подниматься.
Все обошлось. Я сумел добраться до зеленой воды и впорхнул в родное гнездо.
Едва оказавшись на борту, я повесил маску на грудь, прикрыл глаза ладонью и окинул взглядом неспокойную поверхность моря. Мой первый вопрос, конечно, был:
- Где он?
- Нет его, - ответил кто-то из команды. - Как только ты спустился, он исчез. Наверное, ушел вглубь.
Приманка наслаждалась купанием на глубине. Я свое дело сделал и побрел на камбуз, приготовить кофе с ромом.