С тех пор мне снились эти глаза. Я хотел еще раз встретиться с Икки, даже если эта встреча станет для меня роковой. Я понял, что если во мне и есть что-то, отличающее меня от кролика, от клубка рефлексов и инстинктов, то в тот раз оно было подавлено.
Я почувствовал, что у меня трясутся руки, но, взглянув на остальных, понял, что никто не обратил на это внимания.
Я допил бурбон и выбил трубку. Время было позднее, колыбельную мне, похоже, никто петь не собирался.
* * *
Я сидел на корме, свесив ноги, и строгал деревяшку. Щепки кружились в струях кильватера. Три дня в море. И ничего.
- Эй!
- Это мне?
- Тебе.
Волосы, словно край радуги, ни с чем не сравнимые глаза, ослепительные зубы.
- Привет.
- Между прочим, ты нарушаешь технику безопасности.
- Да. По этому поводу я мучаюсь все утро.
Тонкая витая стружка выскользнула из-под моего ножа, упала в пену и утонула. Мне нравилось исподтишка наблюдать за искаженным отражением Джин на лезвии ножа.
- Ты издеваешься надо мной? - спросила она наконец.
Я услышал смех и понял, что он не настоящий. Повернулся.
- С чего ты взяла?
- Я могла бы преспокойно столкнуть тебя отсюда.
- Я бы вернулся.
- А потом столкнул бы меня… Выбрал бы ночку потемней…
- Они все темные, мисс Лухарич. Нет, лучше я подарю вам эту фигурку.
Она села рядом, и я не мог не обратить внимания на ямочки у нее на коленях. Ее загорелое тело было чертовски привлекательно. Прикрывая деревянную фигурку правой рукой, я чувствовал угрызения совести, что затеял все это.
- Ладно, я сейчас буду кусаться. Что ты хочешь мне подарить?
- Секундочку. Уже закончено.
Я торжественно протянул ей деревянного ослика: рот скривился в глупой усмешке, уши торчком. Я чувствовал себя неловко, но отступать было нельзя. Я никогда не отступаю. Она не улыбнулась и не нахмурилась. Она просто внимательно рассмотрела фигурку.
- Неплохо, - сказала она потом. - Как почти все, что ты делаешь. А главное - похоже.
- Дай-ка, - я протянул руку.
Она вернула мне ослика, и я бросил его в воду. Он миновал пену кильватерного следа и, удаляясь, закачался на волне, словно морской конек.
- Зачем ты это сделал?
- Это неудачная шутка. Извини.
- Возможно, ты прав. Я тоже в тот раз переборщила.
Я фыркнул.
- Тогда почему бы нам не заняться чем-нибудь более безопасным? Например, можно устроить гонки.
Она покачана краем радуги.
- Нет. Наш спор должен решить Икки.
- Почему?
- А почему ты истратил на него все свое состояние?
- Мужская логика, - ответил я. - Один психолог, лишенный духовного сана как-то принимал пациентов в мрачном подвале. Он сказал мне: "Мистер Дэвиц, я рекомендую вам заняться рыбной ловлей. Выуживая всевозможных рыб, вы сумеет выработать характер. Рыбы, как тебе известно, древний символ мужественности. Вот почему я занялся этим. Мне надо поймать еще одну… А ты тоже хочешь выработать характер?
- Нет, - сказала она. - Я не хочу ничего вырабатывать, кроме выгоды для "Лухарич Интерпрайзис". Мой главный экономист как-то заметил: "Мисс Лухарич, добейтесь монополии на продажу кольдкрема и пудры в Системе, и вы будете счастливой девушкой. И богатой…" И он прав. Я могу выглядеть так, как выгляжу, и делать то, что желаю. Я продаю почти всю помаду и пудру в Системе, но хочу уметь делать все.
- Ты кажешься хладнокровной и расчетливой, - заметил я.
- Но я не чувствую себя хладнокровной, - ответила она. - Ладно, давай поплаваем.
- А может, мы и так неплохо проводим время?
- Если хочешь, можешь говорить банальности. Ты хвастал, что можешь проплыть под кораблем в одиночку. Слабо?
- Нет.
- Тогда давай возьмем два акваланга и устроим состязание под "Десяткой"… Я выиграю, - добавила она.
Я встал и посмотрел на нее сверху вниз. Это помогает почувствовать свое превосходство над женщиной.
- Дочь Лира, глаза Пикассо, - сказал я. - Ладно, будут тебе гонки. Встретимся у "ладьи" по правому борту через десять минут.
- Через десять минут, - согласилась она.
Из десяти минут по меньшей мере две ушло на то, чтоб перетащить снаряжение из центрального пузыря к "ладье". Подошвы моих сандалий до того нагрелись, что я был счастлив, сменив их на ласты.
Мы пристегнули упряжь и подогнали аппараты. Джин успела переодеться в щеголеватое изделие из цельного куска зеленой ткани, заставившее мои глаза округлиться. Я отвел взгляд, но ненадолго.
Привязав веревочную лестницу, ударом ноги я сбросил ее за борт. Потом постучал в стену "ладьи".
- Да? - ответили мне.
- Кормовую "ладью" предупредили?
- Там все готово. Выпущены все трапы и драг-лини.
- Вы уверены, что это необходимо? - спросил Андерсон, ее рекламный агент. Маленький чудак, бурый от солнца.
Он сидел в шезлонге рядом с "ладьей", потягивая лимонад из стакана.
- Это может быть опасно, - заметил он. Беззубый рот зиял, а вставная челюсть лежала рядом, в другом стакане.
- Все отлично, - улыбнулась она. - Пусть будет опасно.
- Тогда почему бы не сделать несколько снимков? Мы за час переправим их в Линию Жизни. В полночь копии будут в Нью-Йорке.
Она прижала ладони к глазам.
- Это пусть побудет у вас.
Она протянула ему коробочку с контактными линзами, и когда вновь повернулась ко мне, глаза ее были такими же карими, как при первой нашей встрече.
- Готов?
- Нет, - резко сказал я. - Слушай внимательно, Джин. Если ты хочешь играть в эту игру, то должна соблюдать некоторые правила. Первое: мы поплывем у самого днища, иначе окажемся на глубине и отстанем. Если мы ударимся о днище, то повредим кислородные баллоны…
Она сказала, что это знает любой идиот.
- Второе, - продолжат я. - Света там будет мало, так что мы поплывем рядом, и у обоих должны быть фонари.
Ее глаза вспыхнули.
- В Джовино я вытащила тебя без…
Она замолчала и отвернулась. Затем взяла фонарь.
- Ладно, берем фонари. Извини.
- И последнее: надо опасаться винтов, - закончил я. - Уже в радиусе пятидесяти метров от них возникает сильное течение.
Она потерла глаза и надела маску.
- Все понятно. Пошли.
Я настоял на том, чтобы она плыла впереди.
Поверхностный слой оказался довольно теплым. На глубине двух фатомов вода бодрила, в восьми фатомах мы отпустили трап и поплыли. "Десятка" шла вперед, а мы мчались в противоположном направлении, через каждые десять секунд направляя вверх лучи фонариков и проверяя, не слишком ли мы удалились от днища.
Мы неслись под днищем корабля, я отставал от Джин метров на пять.
Под нами была тьма. Бездна. Минданао Венеры, где вечность могла смениться вечным покоем в обители неведомых рыб. Я поглядел по сторонам и коснулся днища лучиком света. Оказалось, что мы проплыли примерно четверть пути.
Я поплыл быстрее, чтобы не отстать от Джин, и разрыв стал сокращаться. Она прибавила скорости, я тоже.
Она повернулась, и луч моего фонаря отразился от ее маски. Она показала два пальца - V - победа - и рванула во весь дух. Я не мог разглядеть, улыбается она или нет.
А разглядеть следовало бы. Следовало бы почувствовать приближение опасности. Для нее это было просто состязание, где главное - выиграть.
Я рванулся изо всех сил. Каждый раз, когда она оглядывалась, мне удавалось немного приблизиться, и вскоре я сократил разрыв до первоначальных пяти метров.
Тогда она включила ранцевые ускорители.
Это было как раз то, чего я боялся. Мы проплыли примерно полпути под корпусом, и ей не следовало этого делать. Сильные струи сжатого воздуха легко могли разбить ее о днище "Десятки" или оторвать ноги, если она неуклюже повернется. Обычно ранцевые ускорители применялись, когда пловцу надо было освободиться от морских водорослей или преодолеть сильное течение. Я прихватил ускорители на всякий случай, опасаясь больших ветряных мельниц - винтов "Десятки".
Джин метеором понеслась вперед. Я почувствовал, что потею и пот смешивается со взбаламученной водой.
Я мчался за ней следом, не желая раньше времени включать свои ускорители, и она раза в четыре увеличила дистанцию между нами.
Ее ускорители отключились, но с ней было все в порядке.
Я фут за футом начал наверстывать упущенное. Теперь я не мог обогнать ее, но должен был оказаться у финиша прежде, чем она успеет подняться на палубу.
В этот миг дали о себе знать винты. Мощное притяжение. Зов мясорубки.
Однажды меня ободрало под "Дельфином", рыболовецким судном среднего класса Я был пьян, да и денек выдался несчастливый. К счастью, судно вовремя повернуло. В бортовом журнале, правда, появилась запись, что я был пьян. Хотя сейчас не время вспоминать об этом. Я тогда все сделал правильно, и, черт побери, все хорошо кончилось.
Джин наполовину уменьшила скорость, но ее все равно сносило к корме. Я и сам чувствовал притяжение и вынужден был замедлить ход. Под водой было трудно определить расстояние, но с каждым ударом своего сердца я убеждался в том, что она могла не опасаться главного винта, но меньший винт, расположенный примерно в восьмидесяти метрах правее, грозил ей верной гибелью.
Джин развернулась и бросилась прочь. Нас разделяло метров двадцать. Она застыла на месте. Пятнадцать.
Ее медленно сносило назад. Я врубил свои ускорители, нацелившись в точку на пару метров позади нее и метрах в двадцати от лопастей.