Майор Гейнц повел свой батальон в бой, хорошо понимая, что это чудовищная ошибка. Настоящий враг наступал с востока, он нес гибель не только Третьей империи - она была уже обречена - он грозил уничтожить все жизненные принципы свободного мира, он посягал на самое святое - на собственность, на право сильного. Он хотел уравнять майора Гейнца с его ординарцем.
"Проклятые слепцы! - ругался Гейнц, выглядывая из окопа. - Завтра вы будете по крохам собирать то, что разбиваете сегодня".
На Эльбе он сделал свой первый тактический ход игры в "большую политику". Встретившись с передовыми русскими частями, он "не узнал" их, повел батальон в наступление.
Закончилось это плачевно: батальон был отброшен, потерял четверть состава, а Гейнц, чертыхаясь, был вынужден обратиться к русскому командованию с просьбой ликвидировать "трагическое недоразумение". Гейнц был отстранен от командования батальоном, разжалован в капитаны.
И все-таки он не просчитался. Гейнца заметили. Уже через полгода он работал в военном министерстве, занимая довольно крупный пост для своего невысокого чина. Вскоре это несоответствие было устранено: Гейнц стал подполковником.
В пору расцвета НАТО, когда осколки армий бывшего рейха под новым знаменем вошли в сообщество и стали полноправными союзниками (ага, что он говорил!), дальновидность Гейнца и его антикоммунистические убеждения были оценены. Гейнц стал полковником, занял видное место в НАТО. Так наверху наконец-то поняли главную способность Гейнца - умение видеть истинную сущность вещей и событий.
Над миром нависла тень атомной бомбы. В такой обстановке Гейнц чувствовал себя на месте. Он воевал в Корее и Вьетнаме, получил рану в плечо и два ордена на грудь. Годы "холодной войны" были расцветом карьеры Гейнца и самой горячей порой его жизни. Он побывал чуть не на всех материках, инспектируя ракетные базы, перевооружая многие армии Азии и Европы. Готовился к решительному часу, веря, что час этот близок.
Как большинство профессиональных военных своей страны, он с пренебрежением относился ко всякого рода пацифистским настроениям, движению сторонников мира, требованиям, петициям, воззваниям и походам. А между тем ситуация в мире изменилась. Людям надоели атомные призраки, постоянный страх, неуверенность в завтрашнем дне. Русские предложения о ядерном разоружении обсуждались не только дипломатами. И вот произошло неожиданное.
Партия "твердого курса" на очередных президентских выборах с треском провалилась. Новое правительство под давлением общественности вынуждено было стать на путь переговоров и в конце концов подписало Договор о запрещении атомного и водородного оружия. Начался демонтаж ракет дальнего и среднего радиуса действия. В будущем грозила перспектива частичного, а может, и полного разоружения.
На первых порах Гейнц растерялся. Но только на первых порах. Примкнув к оппозиции, он вскоре нашел общий язык с владельцами крупнейших военных концернов, а затем объединил вокруг себя самых деятельных сотрудников министерства, командиров войсковых соединений. Военный заговор против правительства должен был восстановить статус кво.
Все рухнуло в один час. Планы заговорщиков были выданы правительству одним из офицеров. Гейнца усадили в закрытую машину с несложным переплетением на окнах. Он был разжалован, лишен орденов, приговорен к двум годам тюрьмы. Впрочем, через несколько месяцев был помилован президентом, заявившим представителям печати, что не в его принципах преследовать своих политических противников.
Освобождение Гейнца не прошло незамеченным: сумрачная фигура генерала-заговорщика щекотала воображение журналистов. Но Гейнц не жаждал рекламы, и от него быстро отстали. Впрочем, один оказался более настойчивым. Это был болтливый человек, начиненный всевозможными, как правило, самыми фантастическими идеями. Звали его Серж Карповский. Он сразу же предложил Гейнцу написать в соавторстве сенсационную книгу "Как я свергал президента" с пикантными подробностями закулисной политики. Гейнц не согласился: он все-таки еще не потерял веры в свою звезду. Очень скоро ему помогли устроиться в "Миссию добра". Около года Гейнц провел в одной из африканских стран, занимаясь политическим шантажом. Наконец, вернувшись на родину, был подхвачен владельцем крупнейшего концерна мистером Колманом…
- Что с вами, Фред? - Полковник с удивлением смотрел на окаменевшего Гейнца. Тот провел рукой по глазам, словно отгоняя воспоминания.
- Я слушаю вас, Спектер.
- Так вот. Я говорю: на базе неделю торчит комиссия ООН. Это вы учли?
Гейнц едва заметно усмехнулся.
- Наконец-то у нас начинается деловой разговор…
* * *
Деловой разговор закончился только к вечеру. А глубокой ночью все четырнадцать наблюдателей ООН, находившихся на военной базе АЕ-51, были взяты под стражу.
Операция, которой руководил сам полковник Спектер, заняла немногим более двадцати минут и завершилась к половине первого. Больших хлопот она не доставила: протестуя, грозя, возмущаясь, офицеры и технические эксперты ООН, тем не менее, отправились под конвоем на гарнизонную гауптвахту. Только с двумя - югославским майором Душаном Чоличем и инженером англичанином Арчи Гривсом пришлось повозиться.
Услышав от полковника обвинение в диверсиях, югослав выхватил пистолет и направил его на Спектера.
- Провокатор! - яростно крикнул он. - Немедленно соедините меня по радио…
Толстый лейтенант выстрелил. Пуля раздробила Чоличу кисть, пистолет выпал. Майора схватили, наскоро перевязали руку и поволокли за решетку.
Англичанин повел себя иначе. Он выпрыгнул в окно и бросился к радиостанции. У входа его задержали часовые.
В эту ночь на базе многие не ложились спать. Под мелким, поблескивающим в свете фонарей дождем взвод солдат копошился на погрузке транспортного самолета, на котором накануне прилетел Гейнц. Вокруг гауптвахты была поставлена усиленная охрана.
В начале третьего полковник Спектер вызвал на аэродром своего заместителя.
- Примите командование базой. Вылетаю для доклада в штаб. На рассвете свяжусь с вами по радио.
В два часа восемнадцать минут транспортный самолет вырулил на стартовую дорожку аэродрома.
Когда Спектер ощутил, что грузная машина наконец оторвалась от земли, он втянул голову в плечи и глухо замычал.
Гейнц равнодушно отвернулся.
* * *
В три часа ночи пустынное побережье содрогнулось от взрыва колоссальной силы. Ослепительная вспышка разорвала темноту на многие десятки миль. Светящееся облако зловеще поднялось над землей, ударная волна прокатилась над водой и сушей, сметая с одинаковой легкостью и мощные океанские валы, и гранитные скалы.
Ракетная база на побережье больше не существовала.
Глава II
КЛИЕНТЫ "ЦВЕТКА БИКИНИ"
В зале зажегся свет, соседи Карповского поднялись с кресел и заторопились к выходу, а он еще с минуту сидел, оцепенело уставившись на померкший экран. Наконец с усилием встал и медленно побрел к двери, глядя перед, собой пустыми глазами. Фильм "Агония планеты" подействовал на него ошеломляюще.
Выйдя из кинотеатра в хвосте толпы, Карповский бессознательно двинулся вслед за группой пестро одетых юнцов. Они тоже смотрели "Агонию" и сейчас на ходу обменивались впечатлениями, обходясь двумя-тремя междометиями. Пройдя через сквер, компания остановилась возле сигаретного автомата и, беззлобно переругиваясь, стала рыться в карманах в поисках мелочи. Карповский машинально замедлил шаг, потом опомнился, поискал взглядом скамейку. Быстро пересек аллею, сел. Ему надо было прийти в себя.
Странно, очень странно, что этот средний боевик, довольно типичный для "фильмов ужасов", мог так чувствительно резануть по нервам. За свои тридцать три Серж Карповский видел достаточно телеужасов и кинокошмаров, чтобы воспринимать их спокойно. Стыдно! Считать себя трезвым человеком - и вдруг чувствовать, что после дрянной кинодешевки у тебя пересыхает во рту. Нет, ужасы тут ни при чем. Его этим не проймешь. Шестирукие, безносые, безглазые - все это на обывателя. Скучища.
Но Рацел!.. Каков Рацел! Предатель человечества, гениальный убийца… Надчеловек, сгусток ненависти и воли, безумия и хладнокровия. Конечно же, дело в нем: не будь в фильме Рацела, он вышел бы из кино позевывая. Но Рацел был, и в течение двух часов Карповский жил его жизнью, ненавидел его ненавистью, торжествовал и упивался. Он сливался с Рацелом, забыв о том, что существует в мире некое газетное ничтожество, промышляющее полицейской хроникой. И вот два часа могущества позади, и нужно снова цеплять на лицо осточертевшую улыбку простяги-весельчака, чтобы понравиться и угодить людям. Ничтожествам, над которыми только что глумился Карповский - Рацел, властелин мира…
Серж достал смятую сигарету, закурил. Ясно было, что работать сегодня он не сможет.
- К черту!
Решительно встал со скамейки и, сутулясь, пошел по чистенькой, безликой аллее. Только виски - и побольше. "Спиваюсь, - насмешливо думал он, мельком оглядывая проходивших мимо девушек, - начинает тянуть к стойке. Ну и пусть…"
- Алло! Как у вас насчет зрения? - раздался за спиной сердитый оклик.
Карповский оглянулся: опустившись на колено, черноволосая девушка в коротких брючках собирала рассыпанные на теплом асфальте свертки. Ее глаза округлились от злости: нахал, задел и не извинился, даже не взглянул.
Карповский оживился: девушка была недурна. Подбежав, он успел поднять последний сверток.
- Простите, - сказал Серж. - Я и вправду слепой. Пройти мимо вас, мисс, - преступление.
В темных глазах девушки мелькнуло недоверие. Но уже через секунду она рассмеялась - громко и непринужденно. Ей понравился этот широкоплечий парень.