- Алло… Да, это я… Как вы меня здесь нашли? Мария Васильевна - ну что вы, родная моя, вам опять плохо? Ах, телевизор сломался? Ну, это трагедия. Ну, давайте я вас в сумасшедший дом упрячу, пенсию за три месяца подкопите, телевизор почините. Ах, не надо? А как же вас еще развлечь?
Александру Павловичу пора было на плановую операцию, и он нетерпеливо поиграл ключом от ординаторской. Принужденно оскалился:
- Что же мне рассказать? И как? Как следователю?
- Да как хотите, - Ватников положил трубку и попытался обратить разговор в шутку, какой тот, конечно, и был с самого начала. - Какие-нибудь мелкие подробности, парочки хватит. Чтобы мне было в чем отчитаться перед господином сыщиком.
Не сдержавшись, Прятов швырнул ключ на стол.
- Вот же негодяй! - сказал он. - Выходит, сотрясение у него липовое…
- Мы этого не докажем, - напомнил ему Ватников с неподдельным соболезнованием. - У нас есть запись специалиста. Мнение Веры Матвеевны обсуждению не подлежит. Поднимется такой вой! А Хомский, разумеется, не расколется.
- Я понимаю, - Александр Павлович не скрывал досады. - Ну, хорошо. Чем я могу быть полезен? Я уже начал забывать мелкие подробности… Сами понимаете, время прошло.
Ватников никогда не занимался частным сыском и понятия не имел, о чем спрашивать.
- Можно и приврать немножко, - предложил он неуверенно. - Скажите, что видели ночью странного человека в пальто и шляпе… Хотели остановить, но он скрылся…
- В туалете для больных, - подхватил Прятов. - А в руке держал бутылку. И вид имел угрожающий. За голенищем нож, за поясом - пистолет. Нет, глупости, скажите ему, как есть. Я никого не видел. Был ложный звонок, кто-то хулиганил. Я спустился в приемный покой, но там в моих услугах не нуждались. Пока я выяснял, в чем дело, хулиган пригласил в отделение охранника. Нашего казачка. Казачок не увидел ничего подозрительного. Все были на месте, спали. И Кумаронов спал. Улегся, не разуваясь, в ботинках… Миша видел, и казачок тоже видел.
Ватников удовлетворенно кивал, старательно запоминая эти важные детали.
- …Все были на месте, спали, - повторил Хомский на следующее утро, выслушав лаконичный отчет Ватникова. Хомский был весьма сосредоточен, и психиатр подумал, не началась ли у бедняги эхолалия - болезненное повторение чужих слов. Он не замечал, что и за ним самим водится такой грешок.
Из соседней палаты неслись крики Марты Марковны:
- Я вас урою! Вы ведете себя, как животные! Вы посмотрите, что у вас делается!..
- Спали, - кивнул Ватников. - Вас что-то не устраивает, Хомский?
- Не устраивает, - отозвался тот. - Все спали. И Кумаронов спал? Он не мог спать, он сидел в сортире. Возможно, уже мертвый. Я, конечно, не специалист. Но мент интересовался именно этим промежутком, когда доктор ушел по звонку. Расспрашивал меня. Значит, экспертиза была. И показала, что оленя замочили в это время…
Ватников пожал плечами:
- Когда они успели, по-вашему, провести экспертизу? Так, на глазок. И потом - часом позже, часом раньше… Ни один эксперт не назовет вам время с точностью до минуты. Это только в детективных романах такое бывает.
Хомский позволил себе вольность: проникновенно взял доктора за руку.
- Послушайте, - молвил он. - Что греха таить - мы приняли на грудь крепко. И если бы сосед заснул, его так просто никто бы не поднял. Хрен бы он вышел по нужде. Да он бы и не пошел туда по нужде…
- Вы же сами говорите, что все были в стельку пьяные. Кумаронов мог не разобрать, где дверь, а где окно. Забыл про свой персональный ключ, пошел куда попало…
Хомский барабанил пальцами по своим редким, черным зубам.
- Все это возможно, - проговорил он задумчиво. - Встал, зарулил, напоролся, схлопотал… Сплошные совпадения. Да только зачем тогда эти ложные звонки?
- Может быть, это действительно обычное совпадение, - предположил Ватников, который незаметно для себя все больше втягивался в причудливое следствие. - Еще одно. Не знаю, как в уголовной практике, но в медицине порой случаются настоящие чудеса. И тогда выйдет, что преступление произошло позже, когда все успокоились.
Хомский мелко и дробно засмеялся:
- Нет, мил человек! В такие хитроумные совпадения я не верю… Звонки и мочилово как-то связаны между собой. Тогда-то и убили, иначе на кой было огород городить? Да и кто, сами подумайте, мог его кокнуть потом? Посторонних в отделении не было, а нашим гнобить соседа ни к чему… Здесь ведь как: стоит кашлянуть, а я уже знаю. Ни с кем он не ссорился, никому не мешал… Гнилой был человек, наш покойничек - прости меня, Господи. Как говорится, не тронь… ну, сами знаете. Его и не трогали.
Ватников утомленно вздохнул:
- Ну да. Не трогали, всего лишь убили. А почему я должен вам верить, Хомский? - вдруг прищурился он. - Если на то пошло, вы и сами могли убить…
- Не должны, - согласился Хомский. - Мог. Никому нельзя верить.
8
Был обед, в гости явились друзья-завсегдатаи: Раззявина и Голицын.
Клавдия Семеновна любила покушать; покончив с обедом в гастроэнтерологии, она шла куда-нибудь еще, чаще всего в травму, потому что коллектив там был сугубо мужской - Васильев и Прятов.
В бытность свою участковым врачом, по молодости еще, Клавдия Семеновна обожала ходить на пищевые отравления. В режиме квартирных вызовов. Обстоятельно раздевшись в прихожей и вымыв руки, она строго интересовалась: "Что у вас было на первое, на обед?" "Борщ", - сокрушенно лепетал больной. "Давайте попробуем…" Клавдия Семеновна присаживалась к столу, самостоятельно наливала себе в тарелку борщ поварешкой. Покончив с первым, интересовалась вторым. "Борщ как будто неплохой… А на второе что кушали? Котлеты? Несите-ка их сюда…"
Что касалось Голицына, то он со своими надоевшими шутками про играющие гормоны считался изгоем в терапевтическом отделении, его недолюбливали, потому что он, во-первых, вечно назначал какие-то сложные анализы, а во-вторых, и сам держался особняком, полагая себя аристократом от терапии. Все вокруг терапевты, а он один - эндокринолог. Изображая петуха в курятнике, Голицын ходил гордо и независимо. Зарплату ему всегда выдавали в последнюю очередь, потому что он стоял последним в ведомости. Но он все равно приходил первым и очень расстраивался, когда ему в очередной раз не удавалось протиснуться сквозь толпу дородных сестер, нависших над ведомостью, как придирчивые поросята над корытом.
Ватников, завершивший очередное совещание с Хомским под видом рациональной психотерапии, тоже пришел, и сестры - Марта Марковна, Миша и Таня вместо Лены - отнеслись к такому наплыву гостей неодобрительно. Им самим могло не хватить обеда. Конечно, Миша очень ловко управлялся с черпаком, и казалось, что он наливает полные тарелки, однако к концу коридора, когда все пациенты были обслужены, в баке еще оставалось достаточно для пропитания среднего персонала.
Тарелки дымились.
Все сосредоточенно ели, когда в коридоре зашаркали шаги.
- Кирилл Иваныч, - откомментировала Клавдия Семеновна с набитым ртом.
Поступь начмеда была известна всей больнице.
Дверь стала медленно отворяться, в щель просунулась голова Кирилла Иваныча. Вид у него был дикий: начмед с похмелья побрил себе череп и весь изрезался. Едокам понадобилась вся их выдержка, чтобы не вздрогнуть и вежливо кивнуть голове в ответ. Начмед смотрел на обедающих мутным взглядом: будь их двое или трое, он бы не преминул сделать какое-нибудь дежурное замечание - от нечего делать, чтобы напомнить о себе, но людей было больше, и он никак не мог сосчитать, сколько именно.
Закаленные доктора бесстрастно поглядывали на изуродованную голову и вновь обращали взоры к тарелкам. Голова неуверенно втянулась обратно в коридор. Шаги зашаркали прочь.
- Бедный Кирилл Иваныч, - заметила Раззявина. - Надо что-то делать. Надо спасать человека.
- Гормоны играют, - привычно откликнулся Голицын и поперхнулся. Кирилл Иваныч был в возрасте, и те гормоны, которые еще могли в нем резвиться, были наказаны дареным коньяком. Да и овсянкой начмед не брезговал, когда приходилось особенно плохо. Но эндокринолог поперхнулся не потому, что смутился из-за собственного глупого заявления, а просто так. Лапша попала ему не в то горло.
Прятов, в очередной раз выслушавший печальную шутку про гормоны, попытался вообразить себе какую-нибудь неожиданную гормональную игру. Гормоны представились ему в виде двух братьев по фамилии Тестостерон, удивительно похожих на Гавриловых. Тестостероны сидели друг против друга и резались в двадцать одно на интерес: за право соорудить на физиономии хозяина призовой прыщ.
Ватников отвалился от тарелки и вытер пшеничные усы.
- До тех пор, - сказал он значительно, - до тех пор, пока человек сам не захочет лечиться, спасать его бесполезно. Ему ничто не поможет.
- Угу, - кивнул Васильев. - Кирилл Иваныч-то как раз очень, очень хочет лечиться. Особенно сейчас. Шастает по больнице и ищет, где ему нальют… На позапрошлой неделе я отобрал у девятнадцатой палаты бутылку. На этикетке написано, что водка, но внутри… Такое, знаете, мутновато-зеленоватое что-то, с резким запахом. Очень похоже на какой-нибудь стеклоочиститель. Ну и вот - я отобрал и запер в сейф. Вдруг является наш Кирилл Иваныч: плохо ему отчаянно, остро нуждается в терапии. Я его предупредил, показал бутылку. Дело, говорю, ваше, но я бы поостерегся. Эта бутылка устрашила даже его, он отказался и ушел, хотя очень неохотно. А через полчаса вернулся. Махнул эдак рукой - пропадай, мол, все! И бутылку потребовал. Но уже поздно было. Опоздали, говорю ему, Кирилл Иваныч… Уже Леонид Нилыч заходили и прикончили…