- Я вас слушаю, Хомский. Но должен предупредить вас: я человек когда мягкий, а когда и суровый, военной закалки, с Афганистаном за плечами. И если вы станете жаловаться на плохой сон, дурное настроение и общий упадок сил, то я попросту предложу вам прекратить пить овсянку и прочие вредные вещи, а вы на это никогда не согласитесь - я правильно говорю?
Во всем поведении Хомского, минуту назад умиравшего, появилась азартная живость. В последний раз такое лицо было у него, когда он расследовал для отделения исчезновение двух простыней и наволочки.
- Доктор, - сказал он мягко. - Я не стану жаловаться. Мне нужна ваша помощь. Мы, - он обвел рукой коридор, - люди бесправные, нам к докторам ходу нет…
- Позвольте, - Ватников обычно никого не перебивал, так как психиатру важно услышать побольше - вдруг да сболтнет человек про чертей. Но здесь он изменил профессии, великодушно рассмеялся: - Все доктора, и я в том числе, готовы вам помогать денно и нощно…
- Я не о том… Не могу же я заявиться в ординаторскую и учинить допрос Александру Павловичу…
- Допрос? Почему - допрос?
Хомский отчаянно вздохнул и признался:
- Я, доктор, занимаюсь убийством нашего товарища…
Какое-то время Ватников молча смотрел на него. Потом медленно проговорил:
- Значит, ваше сотрясение мозга…
Тот улыбнулся тонко, в меру умения:
- Элементарно, доктор Ватников! Но это исключительно между нами… Если что, я пойду в отрицаловку.
Теперь на лице психиатра возник неподдельный интерес, сугубо профессиональный.
- Так-так. Очень хорошо. И вам понадобился я? Вы хорошо подумали, прежде чем ко мне обратиться?
- Ну да. Мне нужно, чтобы вы стали, как говорится, моими глазами и ушами. Тайным помощником. Разведчиком в стане врага.
Глаза у Хомского были мутные, с красными прожилками, а из ушей несло адской скверной. Содрогнувшись от предложенной роли, Ватников молвил:
- Вы что же - считаете, будто я соглашусь…
Сказанное не укладывалось у него в голове. Безумец с посттравматическим, да еще и алкогольным изменением личности берет в подручные психиатра, человека с высшим образованием. Но почему? Вырисовывался полный анекдот.
Хомский кивнул:
- А я со своей стороны обещаю держать вас в курсе всего, что узнаю. От соседей. От сестер…
Ватников по-прежнему ничего не понимал, но решил до поры не показывать этого.
- И у вас уже имеются соображения?
- Имеются, имеются. Это доктор наш убил, Александр Павлович.
Ватников облегченно вздохнул: все разъяснилось. Беседа входила в привычное для него русло. Строго профессиональное.
- Так-так-так. А почему же вы решили, что Александр Павлович убил?
Ватников старался говорить мягче, чтобы не спугнуть помешанного, и это давалось ему легко, благо нарабатывалось годами.
Хомский начал загибать пальцы:
- Во-первых, сосед хотел на него жалобу написать. И уже начал. У него бумага лежала на тумбочке, и заглавие проставлено. А утром там ничего не было, я сразу проверил. Никакой бумаги. Куда она делась?
Ватников недоуменно пожал плечами:
- Он мог передумать. Ему могло не понравиться написанное. Скомкал и бросил в помойку. Об этом вы не подумали?
- Я поискал в помойке, - возразил Хомский. - Пусто. И передумать он не мог. Он - знаете, как это бывает - прямо завелся. Урою, говорил, доктора, гад буду.
- За что же?
- Александр Павлович подумывал выписать всю палату за пьяное дело. И что-то еще такое нахимичил в приемнике. Там шум поднялся, кто-то упал с каталки.
- Да, - с готовностью припомнил Ватников, не переча больному. - Верно, такие планы у него были. Хотя про каталку я ничего не знаю.
- Вот я и говорю. А сосед погибший был блатной. Он косил от чего-то - от армии, наверное. Нам не сказал, но такое за версту видно. Он нас вообще не шибко уважал, гнушался нашей компанией.
- Однако пить с вами он не гнушался?
- Так дело-то одно делаем. Все живые, всем нужно.
В голосе Хомского звучала спокойная и мудрая убежденность.
Ватников покрутил усы, обдумывая, как бы пограмотнее отразить в истории болезни деловое предложение собеседника. Алкоголизм больного тоже сыграл свою роль, и при поверхностном рассмотрении получалось замысловато, но в глубине угадывалась огромная работа по разрушению мозга. Паранойяльный синдром? Параноидный бред? Парафренный? Сверхценная идея? Но не белая горячка. Вот если бы Александр Павлович вдруг сделался в представлении Хомского маленьким, забрался в карман и угрожал оттуда скальпелем - тогда конечно. А пока…
Ватников решил, что материала пока маловато.
- Ну, хорошо, - молвил он вкрадчиво. - Вы сказали "во-первых". А что во-вторых?
- А то, что больше убивать некому. В нашей хате все спали без памяти, а больше тем вечером никто в отделении не злоупотреблял… Уж я-то знаю. Никто не мог с пьяных глаз ворваться в сортир и стукнуть по голове. Да и в сортире…
- Значит, ваша палата все-таки перепилась? - быстро переспросил психиатр. - Не отрицаете?
- Не отрицаю, - важно ответил Хомский. - Но дело-то прошлое. Задним числом не наказывают.
- И победителей не судят, а побежденному - горе. Это понятно. Вы что-то начали говорить, я вам помешал, продолжайте.
- Я говорю, что в общем сортире ему было нечего делать. У него имелся ключ от отдельного, - повторил Хомский соображения, ранее высказанные братьям Гавриловым.
Ватников немного смутился. В том, что рассказывал ему этот идиот, прослеживалась некая система, не лишенная логики. Конечно, у помешанных такое случается сплошь и рядом. Но не у таких опустившихся, безмозглых существ, каким виделся Ватникову Хомский. Его слова не укладывались в симптоматику, характерную для последствий черепно-мозговой травмы, осложненной алкоголизмом - или наоборот, алкоголизма, осложненного последствиями травмы. Да и самой травмой. Стоп! Хомский не всегда был алкоголиком и ничтожеством, у него - минуточку-минуточку - даже образование высшее!
В памяти доктора неожиданно всплыли жаркие афганские будни. В частности, осведомители из местного населения, которые время от времени появлялись и сообщали очевидную нелепицу, которая, однако, подтверждалась впоследствии. Не всегда, но подтверждалась. И лучше было поверить в национально-освободительную банду, которая выросла на ровном месте из ниоткуда - там, где по данным разведки ее никак не могло оказаться. Нежели чем угодить под обстрел в полном составе, беззащитной колонной. Эти осведомители бывали на вид сущими ишаками: тупые морды с кустиками растительности, грязное тряпье, стеклянные глаза. Они чем-то напоминали Хомского…
Ватников помотал головой, отрекаясь от наваждения. Не сошел ли он сам с ума? Его же ранили только в руку, не в голову. При чем тут продажные духи?
Итак, диагноз.
- Продолжайте, я слушаю вас крайне внимательно, - Ватников постарался вложить в свои слова щедрую порцию участия и заботы. И постарался выглядеть всерьез озадаченным гипотезами Хомского.
Тот печально развел руками:
- А это и все… пока. Вы бы, доктор, побеседовали осторожненько с Александром Павловичем, а? На предмет ночных событий. Я слышал, он куда-то ходил. Не сам слышал, люди говорят. Будто его ночью вызывали. Вот вы бы и поинтересовались, вам он охотно расскажет. И докторов из приемного покоя спросите…
- Но если Александр Павлович убил вашего соседа, то он, согласитесь, не станет мне ничего рассказывать. Во всяком случае, не скажет правду.
- Пусть говорит неправду. Это все равно.
7
Прятов молча смотрел на Ватникова.
- Да, вот такая история! - развел руками психиатр. - Представьте себе, этот субъект копает под вас.
Александр Павлович натянуто улыбнулся:
- Это имеет какое-нибудь название в психиатрии?
- О, безусловно. Названий масса, одно другого краше. Придется понаблюдать в динамике, чтобы определиться наверняка.
- Здесь? - вырвалось у Прятова. - Нельзя ли понаблюдать за ним в условиях дурдома?
Ватников виновато возразил:
- Увы, Александр Павлович. По-моему, бред только формируется и еще не принял должные очертания. Пока у меня нет оснований… вы сами знаете, как теперь сложно с подобными переводами. Раньше - другое дело, его бы засадили в дурдом, как только он рот открыл бы…
Александр Павлович бессмысленно раскрывал и закрывал папки с историями болезни. Его симпатичное молодое лицо потемнело от огорчения.
- Все-таки неприятно, - проговорил он сквозь зубы.
- Да не расстраивайтесь вы! - воскликнул Ватников. - У вас вся жизнь впереди, еще не такое увидите. Стоит ли принимать близко к сердцу бредовые построения…
Он встал и, демонстрируя уверенность и общий контроль над ситуации, размашистыми движениями начал готовить чай, который вдруг резко опротивел Александру Павловичу.
- Я буду держать вас в курсе, - пообещал Ватников. - Заключим союз. Я буду беседовать с ним, следить за этим… - Он хохотнул. - За этим расследованием. От вас ничто не укроется.
- Вы хотите ему подыграть? - сообразил Прятов. - В любом случае - спасибо.
- В какой-то степени. Совсем немножко. Может быть, вы расскажете мне чуть-чуть о той злополучной ночи? Мне ведь придется изображать секретного агента, осведомителя…
На последнем слове Ватников усмехнулся, невольно припомнив снова осведомителей, подобных ишакам.
- Я должен предложить ему какую-то пищу для размышлений, материал, - деликатно настаивал психиатр.
Пронзительно зазвонил телефон, и Ватников рассеянно взял трубку.