- В общем, не подлежит сомнению, что он рожден более сотни лет назад. Это случилось в области Трех Великих Камней, и принадлежал он всего-навсего к сословию мастеровых. Он пошел по стопам отца, стал кузнецом, женился, завел детей, - словом, ничего необычного, кроме того, что не старел телом. Соседи дивились, но он вроде бы не пытался извлечь из своего положения никаких выгод. Вместо того, когда дети его переженились, а жена скончалась, он провозгласил, что идет искать мудрости, хотя бы для того, чтобы выяснить причины своей исключительности. Он снялся с места, и о нем долго не слыхали, пока он не стал учеником Чоу Пэня. Когда же сей мудрый муж тоже скончался, Ду Шань двинулся дальше, неся людям учение Дао и постигая его на свой лад. Не знаю, насколько его речения и жизнь соответствуют заветам Чоу Пэня. Не знаю также, надолго ли Ду Шань задержится здесь. Наверное, и сам он этого не знает. Я спрашивал его, но такие люди на редкость умело уклоняются от вопросов, на которые не желают отвечать.
- Благодарю вас. Все сходится с тем, что мне докладывали. Но человеку вашей проницательности, господин субпрефект, должно быть очевидно, что подобная жизнь указует на некие сверхъестественные силы, и…
Но тут в дверях выросла почтительно изогнувшаяся фигура.
- Войди и говори, - предложил Янь Тинко. Секретарь Цай Ли шагнул в комнату, низко поклонился и объявил:
- Нижайший просит у высоких сановников прощения за причиняемое беспокойство. Однако до него долетела весть, которая может оказаться для них интересной и даже спешной. Мудрец Ду Шань показался на западной дороге. Он направляется в селение. Не соизволит ли государь отдать какие-либо приказания на сей счет?
- Ну и ну, - пробормотал субпрефект. - Любопытное совпадение.
- Если только совпадение, - отозвался Цай Ли. Янь Тинко приподнял свои густые брови.
- Он что же, предвидел прибытие высокого гостя и его намерения?
- Для этого вовсе не требуется обладать таинственными способностями. Цель Дао - привести все сущее в гармоническое соответствие.
- Призвать ли мне его сюда или попросить обождать, пока государю не будет угодно встретиться с ним?
- Ни то ни другое. Я сам сойду к нему, хоть мне и горько прерывать столь занимательную беседу. - Заметив удивленный взгляд хозяина, Цай Ли добавил: - В противном случае мне пришлось бы искать встречи с ним в его обиталище. Выкажем ему уважение, раз он достоин того.
Сановник встал с подушек, шелестя шелком и парчой, и вышел. Янь Тинко последовал за ним. Конюший поспешил созвать подобающую свиту, отправив ее вослед начальникам. Выйдя из ворот, процессия начала спускаться по склону достойной поступью.
Занимался ветер. Он с гулом летел с севера, остужая воздух и погоняя перед собой стада туч, - их тени бежали по полям, будто серпы в проворных руках. Пронеслась стая ворон, перекрывшая своим карканьем людские голоса.
Вокруг колодца толпился народ. Здесь собрались все, кто не был занят на пашнях: торговцы, ремесленники, их жены и дети, престарелые и недужные. Тут же толклись прибывшие с инспектором воины, снедаемые любопытством. В центре внимания был мужчина с крупной, мощной фигурой в простой синей одежде - такой же стеганой куртке и штанах, как у любого окрестного земледельца. Ноги были босы, на них бугрились мозоли. Голова его также была не покрыта; черные пряди, выбившиеся из затылочного узла, трепетали на ветру. Широкое лицо с приплюснутым носом обветрилось до черноты. Рядом с ним стоял молодой человек, одетый столь же скромно. А мужчина, прислонив свой посох к кладке колодца, посадил на плечо крохотную девчушку.
- Ну что, малышка? - смеялся он, щекоча дитя под подбородком. - Хочешь покататься на своей старой лошадке? Ах ты, бесстыдная попрошайка!
Девочка жмурилась и хихикала.
- Благословите ее, учитель, - попросила мать девочки.
- Да она сама - благословение! - отвечал тот. - Она еще не покидала Врат Покоя, к которым мудрые люди надеются когда-нибудь вернуться. Что не мешает тебе мечтать о леденцах, а, сестренка?
- По-твоему, детство лучше старости? - продребезжал старик с жидкой седой бороденкой, согбенные плечи которого уже не могли распрямиться от груза лет.
- Ты просишь от меня поучений, когда мое бедное горло пересохло от дорожной пыли? - добродушно ответствовал новоприбывший. - Нет, уж будьте добры, сперва одну-две-три чашечки винца. Никаких излишеств, даже в самоограничении.
- Дорогу! - провозгласил конюший. - Дорогу государю Цай Ли, посланцу императора из Чананя, и начальнику области Янь Тинко!
Голоса умолкли, люди расступились. Девочка, испугавшись, захныкала и потянулась к матери. Мужчина вернул баловницу и поклонился двум облаченным в парчовые халаты мужам - с уважением, но нисколько не униженно.
- Это и есть наш мудрец Ду Шань, господин инспектор, - сказал субпрефект.
- Расходитесь! - объявил конюший простолюдинам. - Дело государственной важности!
- Они могут слушать, если пожелают, - мягко прервал его Цай Ли.
- Их смрад не должен оскорблять ноздри государя, - провозгласил конюший; толпа с шарканьем отодвинулась, разбилась на группки и с любопытством глазела, что же будет дальше.
- Не вернуться ли нам в дом? - предложил Янь Тинко. - Сегодня тебе оказана великая честь, Ду Шань.
- Нижайше благодарю, - отвечал тот, - но мы убоги, неумыты и вообще недостойны посетить благородный дом. - Голос его был низок, в нем не хватало столичного лоска, но его речь никак нельзя было назвать бескультурной. И в голосе, и в глубине глаз будто таился смешок. - Могу я позволить себе вольность представить своих учеников Чи, Вэя и Ма?
Трое юношей простерлись перед сановниками ниц и лежали, пока учитель не подал им недвусмысленный знак встать.
- Они могут присоединиться к нам, - предложил Янь Тинко.
Субпрефекту не удалось до конца скрыть свою брезгливость. Заметил ли это Ду Шань? Он обратился к Цай Ли:
- Быть может, господин не погнушается изложить свое дело немедля? Тогда можно будет судить, не станет ли наша беседа пустой тратой его времени.
- Надеюсь, нет, господин мудрец, ибо я растратил оного уже немало, - улыбнулся инспектор. Он обернулся к местному владетелю, своему секретарю и остальным, слышавшим разговор и немало изумленным его оборотом. - Ду Шань прав. Он же уберег меня от несомненно трудного пути к его отшельнической келье.
- Простое стечение обстоятельств, - отозвался Ду Шань. - И не требуется быть провидцем, чтобы догадаться о цели вашей поездки.
- Возрадуйся, - продолжал Цай Ли, - молва о тебе достигла августейших ушей самого императора. Он повелел мне отыскать тебя и доставить в Чанань, дабы вся Поднебесная могла пожать плоды твоей мудрости.
Ученики испуганно охнули, но сумели кое-как удержаться, чтобы не пасть ниц снова. Ду Шань сохранил внешнюю невозмутимость.
- У Сына Небес наверняка советников без счета.
- Это так, но он не удовлетворен ими. Как сказано, тысяча мышей не заменит одного тигра.
- Вероятно, господин не совсем справедлив к советникам и министрам. Их задачи безмерны, и не моему ничтожному разуму их постигнуть.
- Твоя скромность похвальна и говорит о силе твоего духа.
- Нет, - покачал головой Ду Шань, - я глупец и невежда. Разве осмелюсь я хоть одним глазком взглянуть на императорский трон?
- Не клевещи на себя, - сказал Цай Ли с легкой ноткой нетерпения. - Нельзя прожить столь долгий век, не достигнув высот мудрости и не набравшись опыта. Более того, ты раздумывал над тем, что видел, и извлек из этого ценные уроки. Ду Шань позволил себе усмехнуться, будто в разговоре равного с равным.
- Если я чему и научился, то лишь тому, что разум и познания сами по себе стоят немногого. Вне прозрений, не укладывающихся в слова и образы обычного мира, разум служит главным образом как поставщик самых убедительных доводов в пользу того, что мы намерены сделать так или иначе.
Янь Тинко не смог сдержаться и вклинился в беседу:
- Давай не кобенься! Ты не аскет, а император вознаграждает за добрую службу с императорской щедростью.
Манеры Ду Шаня быстро изменились, словно он стал учителем, чей ученик соображает туговато.
- Во время своих странствий я навестил и Чанань. Прийти ко двору я, разумеется, не мог, но бывал во дворцах вельмож. Государи мои, там слишком много стен. Один покой отгорожен от другого, а когда в сумерках на башнях проговорят барабаны, ворота закрываются для всех, кроме самых высоких особ. В горах же можно беспрепятственно бродить под усыпанным звездами небом.
- Для ступившего на Путь не должно быть разницы между одним местом и другим, - заметил Цай Ли.
- Государю хорошо ведома "Книга Пути и Добродетели", - склонил голову Ду Шань. - Однако я - бредущий ощупью слепец, который вечно будет натыкаться на стены.
Цай Ли напряженно выпрямился.
- Сдается мне, ты ищешь доводы, дабы уклониться от долга, который кажется тебе обременительным. Зачем же ты берешься проповедовать, если печешься о людях столь мало, что не хочешь поделиться своими мыслями с целью помочь им?
- Людям не поможешь, - негромкие слова Ду Шаня перекрыли посвист ветра. - Только они сами могут одолеть свои беды, и отыскать Путь каждый может лишь самостоятельно.
Голос Цай Ли обрел жесткость и остроту, как неторопливо извлеченный из ножен клинок:
- Значит, ты отвергаешь милость императора?
- Многие императоры пришли и ушли. Многим еще предстоит. - Ду Шань указал в пространство. - Взгляните на летящую по ветру пыль. Некогда и она была живым телом. Лишь Дао пребудет вовеки.