- Ты рискуешь… рискуешь быть наказанным, господин мудрец.
Ду Шань вдруг расхохотался, по-крестьянски хлопая себя руками по ляжкам.
- И голова, снятая с плеч, согласится на роль советника? - Он столь же стремительно успокоился. - Государь, я вовсе не желал проявлять непочтения. Я лишь сказал, что не гожусь для трудов, которые вы мне уготовили, я недостоин их. Возьмите меня с собой - вскоре убедитесь в этом сами. Не стоит тратить на меня драгоценное время Единственного.
Цай Ли вздохнул. Янь Тинко, пристально следивший за инспектором, чуточку расслабился.
- Плут, - с сожалением сказал инспектор. - Ты используешь Книгу - как там сказано? - "Как вода, мягкая и уступчивая, точит самый твердый камень…"
Ду Шань поклонился:
- Не лучше ли сказать, что поток течет к своей цели, а глупая скала стоит, где стояла?
Теперь Цай Ли заговорил с ним как с равным:
- Если ты не пойдешь - что ж, так тому и быть. Прости, но мне придется доложить, что ты оказался… досадной ошибкой.
Ду Шань чуть не ухмыльнулся.
- Весьма проницательное замечание. - Он обернулся к субпрефекту. - Вот видите, господин, мне вовсе незачем затаптывать ваши прекрасные циновки. Лучше мы с учениками тотчас же избавим вас от своего присутствия.
- Прекрасно, - холодно отозвался Янь Тинко. Инспектор бросил на него осуждающий взгляд, вновь повернулся к Ду Шаню и спросил, слегка волнуясь:
- И все же, господин мудрец, ты можешь похвалиться едва ли не самым долгим веком из всех людей - но возраст на тебе ничуть не сказался. Хоть это ты можешь мне объяснить?
Ду Шань помрачнел. Со стороны могло показаться, что в голосе его прозвучала жалость к самому себе:
- Меня вечно об этом спрашивают.
- И?..
- И я никогда не даю внятного ответа, ибо не способен.
- Но ты наверняка знаешь его.
- Я уже сказал, что не знаю, но люди настаивают все равно… - Ду Шань вроде бы стряхнул с себя грусть. - Рассказывают, что в саду Си Ванму, Матери Царей Запада, растут волшебные персики и те, кому она позволит их отведать, становятся бессмертными.
Цай Ли долго-долго смотрел на него, прежде чем чуть слышно ответил:
- Как угодно, господин мудрец. - Зрители затаили дыхание и один за другим отступили подальше. Инспектор отвесил поклон. - Отбываю, преисполненный благоговения.
Ду Шань ответил ему столь же почтительным поклоном.
- Приветствуйте императора. Он заслуживает сочувствия. Янь Тинко прокашлялся, замялся, потом, повинуясь жесту сановника, последовал за ним на холм, к дому. Свита двинулась следом. Простолюдины почтительно склонили головы, сложив ладони перед грудью, и тихо разошлись, стремясь укрыться за стенами домов. Ду Шань с послушниками остались у колодца в одиночестве. Молчание нарушал лишь вой ветра над кровлями. Тени облаков бежали по земле. Ду Шань взял свой посох.
- Пошли.
- Куда, учитель? - отважился спросить Чи.
- В свое убежище. А после… - На мгновение лицо Ду Шаня передернулось, словно от боли. - Не знаю. Куда-нибудь. Пожалуй, в западные горы.
- Вы боитесь возмездия, учитель? - спросил Вэй.
- Нет-нет, я верю слову этого вельможи. Но лучше нам уйти. Ветер принес запах беды.
- Учитель знает, - сказал дерзкий Ма. - Должно быть, он много раз чуял этот запах за свои долгие годы. Вы действительно отведали персиков в саду Си Ванму?
Ду Шань негромко рассмеялся.
- Надо же было что-то ему сказать. Несомненно, мой рассказ пойдет вширь, возникнут байки о других, кто отведал тех же плодов. Ладно, мы будем уже далеко… - Дальше он говорил уже на ходу: - Я много раз предупреждал вас, молодцы, и предупреждаю снова. Я не одержим высоким духом, у меня нет секретов, которыми я мог бы поделиться. Я самая заурядная личность - не считая того, что неведомо почему мое тело остается юным. Я искал объяснений, но единственное, что понял: для подобных мне нет другого способа заработать на хлеб. Если вы готовы меня слушать, слушайте. Нет - ступайте прочь, благословляю вас. А пока что прибавим шагу.
- Но, учитель, вы же сказали, что бояться вам нечего, - возразил Ма.
- Я и не боюсь, - голос Ду Шаня обрел хрипловатую жесткость. - Вернее, боюсь стать свидетелем того, что, скорее всего, свершится с этими людьми, которых я люблю, но бессилен повлиять на их судьбу. Наступили жестокие времена. Остается искать уединения и истин Дао.
И они зашагали вперед, наперекор ветру.
Глава 3
СОБРАТ
1
У Клавдиева причала грузилось судно. Большое судно - круглое черное брюхо двухмачтового покорителя морей могло вместить, пожалуй, тонн пятьсот. Вызолоченный мостик, резные высокие дуги кормила, выполненного как лебединая голова и шея, говорили о богатстве хозяина. Луго подошел поближе. Дела вели его более или менее в сторону порта, вот он и решил сделать крюк и узнать, что творится на берегу. Это стало едва ли не главным его занятием - по возможности выяснять все, что творится в окружающем мире.
Грузчиками были рабы. Несмотря на прохладное утро, тела их лоснились, исходя паром. Разбившись попарно, они таскали через причал и по сходням на корабль тяжеленные амфоры. Ветерок с реки мешался с ароматами свежей смолы и их липкого пота. Надсмотрщик держался неподалеку, и Луго не мешкая направился к нему с расспросами.
- "Нереида", - отвечал тот, - направляется в Британию. Груз - вина, стекло, шелка и одни боги ведают, что еще. Капитан хочет успеть выйти в море с завтрашним приливом. Эй, ты! - Кнут впился в голую спину. Простой однохвостый кнут, даже без грузика на конце, но между лопатками и набедренной повязкой раба все же остался алый рубец. - Давай пошевеливайся!.. - Раб бросил на надсмотрщика безнадежный взгляд и засеменил за следующей ношей чуть побыстрее. - То и дело приходится их подгонять. Совсем обленились, все бы им сидеть да бездельничать. Еле-еле добьешься, чтобы делали самое необходимое. - Надсмотрщик вздохнул. - В наши никудышные времена можно положиться лишь на свободных людей, обратиться к ним в час нужды. Но не могут же все быть свободными…
- Удивительно, что это судно ходит по морю, - заметил Луго. - Разве оно не привлекает пиратов, как дохлятина - мух? Я слышал, саксонцы и скотты обратили побережье Арморики в пустыню.
- Род Келия всегда был склонен к рискованным предприятиям, а сейчас, когда в море выходят считанные одиночки, плавание сулит огромную выгоду.
Луго кивнул, потрогал подбородок и пробормотал:
- Нынче морские разбойники предпочитают предаваться грабежам на суше. А на "Нереиде", конечно, кроме экипажа, будут воины. Если она и наткнется на несколько пиратских суденышек, скотты, скорее всего, не смогут забраться со своих обтянутых шкурами лодчонок на столь высокий борт. А будет добрый ветер - она саксонцам лишь кормой вильнет.
- Ты говоришь, как моряк. Но обличьем что-то на него не похож…
Глаза надсмотрщика недобро блеснули. Подозрительность стала в эти дни нормой. Перед ним стоял стройный молодой человек; узкое скуластое лицо, орлиный нос, чуть раскосые карие глаза; черные волосы, аккуратная бородка, подстриженная по моде; чистая белая туника, синий плащ с откинутым наголовником, добротные сандалии; в руках посох, хотя походка у незнакомца легкая и пружинистая.
- Да уж всякого повидал, - пожал плечами Луго. - Люблю потолковать с людьми, с тобой, например. - Он улыбнулся. - Спасибо, что удовлетворил мое любопытство, доброго тебе дня.
- Ступай с Богом, - отозвался обезоруженный надсмотрщик и вновь сосредоточил свое внимание на грузчиках.
Луго неторопливо двинулся прочь. У следующего причала остановился, просто чтобы полюбоваться видом. Солнечные зайчики путались у него в ресницах, окрашивая мир в радужные тона.
Перед ним текла Гарумна, чуть подальше сливающаяся с Дюранием в общем эстуарии. Совсем вблизи и чуть подальше на блистающей водной глади покачивались лодки, рыболовная барка с добычей, возвращающаяся с моря на веслах, стройная яхта с цветастым парусом. Низкий противоположный берег радовал яркой зеленью; виднелись бежевые стены и розовая черепица двух поместий в окружении виноградников; над более бедными соломенными кровлями поднимался рваными клочьями дым. Повсюду порхали птицы - малиновки, воробьи, журавли, утки, в высоте кружил ястреб; зимородок сразу бросался в глаза синевой своего оперения. Веселый щебет казался под стать плеску и журчанию реки. Невозможно было и представить себе, что германские язычники неистовствуют у врат Лугдунума, что главный город Центральной Галлии, быть может, уже пал под их натиском - а ведь до него меньше трех сотен миль.
А может, представить себе это совсем нетрудно, даже слишком легко. Губы Луго плотно сжались, он жестко велел себе не валять дурака. Что-то в последнее время он слишком склонен уноситься мыслями далеко-далеко - разве нынче такое похвально? До этой округи язычники пока не добрались, но, как сказали бы знакомые евреи, с каждым годом надпись на стене проступает все четче. Он решительно повернулся и двинулся обратно к крепостному валу с башенками и бойницами, четырехугольником окружающему Бурдигалу.