- Ну как, все готово? - спросила она.
- Осталось еще кое-что. - С хитрой улыбкой Иезекииль запустил руку под плед, укрывавший его колени, и вытащил маленькую золотую шкатулку, на крышке которой крупными рубинами было выложено алое сердце. Драгоценные камни так и сверкали в огоньках свечей. - Сердце! - От волнения в горле старика забулькало. - Аза, оборотень, нашел его в руинах. Он же всегда шляется там по ночам, роет землю и вынюхивает, как шелудивый пес, вот и наткнулся. Сначала, говорит, нашел надгробие с буквой "Б", потом стал копать и выкопал вот это. - Иезекииль постучал ногтем по золотой крышке.
- Но почему шкатулка была не в могиле? - спросила Лукреция.
- Почему? - Старик зашелся хриплым кашлем. - Возможно, из соображений секретности. Но сердце его, я уверен. Из всех детей Алого короля только у Борлата имя начиналось на "Б".
Иезекииль откинул крышку шкатулки, и все ахнули: внутри был какой-то туго набитый кожаный мешочек, и по форме он действительно напоминал сердце.
- Что, теперь убедились? - торжествующе спросил старик. - Это оно и есть. А сейчас за дело!
С этими словами он бережно извлек сердце из шкатулки и, повозившись, прикрепил его к кольчуге слева проволокой от генератора электричества, который демонстрировал Манфреду чуть раньше.
Когда Иезекииль начал вращать ручку генератора, все присутствующие замерли. Глаза старика горели, ручка крутилась все быстрее и быстрее. Вот по проводам пробежала искра - прямиком к сердцу Борлата. Из груди Иезекииля вырывалось какое-то нечленораздельное победоносное уханье. Трем сестрам тоже хотелось завопить от радости, но старик сделал им знак молчать, и они не посмели даже рта раскрыть.
Долгожданный миг настал.
Лошадиные кости зашевелились.
Старик и сестры Юбим так пристально уставились на стол с лошадиным скелетом, что напрочь забыли про Манфреда, а он между тем вытащил носовой платок и прижал к носу. Он весь побагровел, пытаясь сдержаться, но было поздно.
- АПЧХИ!
Иезекииль подскочил как ужаленный. Увидев, что Манфред вот-вот чихнет еще раз, старик сделал такое движение, будто хотел его задушить, но не сумел подняться с кресла. Лицо у Манфреда сморщилось, и лабораторию потряс еще один чих.
- АПЧХИ!
- Нет! - сдавленно вскрикнул Иезекииль и заткнул уши.
Лошадиный скелет застыл. Сестры Юбим в ужасе переводили взгляд с Манфреда на скелет и обратно. От скелета, кольчуги, мехового плаща внезапно повалил зловонный черный дым.
- АПЧХИ!
- Бум!
Не успел Манфред и нос утереть, как в лаборатории прогремел взрыв и все окуталось непроглядной дымовой завесой. Сам Манфред, сестры Юбим и разъяренный Иезекииль отчаянно закашлялись, от едкого дыма у них покатились слезы из глаз. И вдруг над столом возник какой-то гигантский силуэт. Мгновение-другое он парил в воздухе, а потом бесследно пропал в клубах черного дыма. Жирный коротконогий пес, который все это время прятался в дальнем углу лаборатории, взвизгнул от страха, как щенок, и зажмурил глаза.
- Бум!
Последовал еще один взрыв.
- Что случилось? - не выдержав, завопила Лукреция.
- Что-что, этот сопливый идиот чихнул! - провизжал Иезекииль.
- Я нечаянно! - заскулил Манфред. - Это все из-за пыли!
- Что же ты наделал! - напустилась на него Венеция. - Вся работа пошла прахом! Неужели не мог сообразить и пойти чихать в коридор? Такие труды пропали даром!
- Может быть, не все потеряно, - вмешалась Лукреция, - гляньте на стол, кости-то исчезли.
В окно влетел внезапный порыв ледяного ветра, дым на диво быстро рассеялся, и все увидели, что Лукреция права. Скелет Гамарана исчез, но плащ с пряжкой, шлем, и кольчуга Борлата все так же лежали на столе - несмотря на примененное к ним колдовство.
- Проклятие! - Иезекииль стукнул кулаком по столу, да так, что все лежавшие и стоявшие на нем вещи подпрыгнули. - Не сработало!
- То, что было на моей ответственности, сработало, - сквозь зубы сказал Манфред, - видите же, лошадь исчезла. - Для убедительности он показал на здоровенный пролом в стене.
- Молчи, недоумок! - заорал Иезекииль, брызжа слюной. - Моя лаборатория разгромлена, а боевой конь вырвался на свободу! Что теперь будет?!
- Прошу заметить, боевой конь, в груди которого бьется сердце тирана Борлата, - очень тихо и раздельно добавила Венеция. - Посмотрите, сердце-то ведь тоже исчезло.
И точно, там, где к кольчуге был привязан кожаный мешочек, осталась только паленая дыра.
- И что это значит? - спросил Манфред, подняв брови.
- Это и значит, что не все потеряно, - буркнул Иезекииль, - но мне потребуется помощь. А-а, я знаю, кто мне поможет. Есть у меня один добрый знакомец, который сравняет счет…
Все вопросительно посмотрели на старика, дожидаясь дальнейших разъяснений, но Иезекииль умолк и, судя по всему, решил, что больше им знать незачем.
- Вообще-то боевой конь может быть нам полезен, - задумчиво произнесла Венеция, - конечно, при условии, что кто-то сумеет с ним справиться.
Взгляды присутствующих вновь обратились к столу, где совсем недавно белели лошадиные кости. Затем Манфред решительно сказал:
- С животными умеет обращаться Билли Гриф.
А Билли Гриф в это самое мгновение проснулся тремя этажами ниже, в холодной темной спальне. Его разбудил приступ беспричинного ужаса. Мальчик с белыми волосами посмотрел в окно: мирное сияние луны обычно действовало на него успокаивающе. Но сейчас в лунном свете среди рваных облаков проплыла фигура белой лошади - и скрылась.
Глава 2
ПРИЗРАЧНАЯ ЛОШАДЬ
Первого сентября Чарли Бон, запыхавшись, выбежал к завтраку с расческой, застрявшей в густых всклокоченных волосах.
- Ты соображаешь, что делаешь? - вопросила бабушка Бон со своего обычного насиженного местечка у плиты. - Мальчик, на кого ты похож?
- На дикобраза? - попробовал отшутиться Чарли. - Я дергал-дергал, а расческа застряла намертво.
- На огородное пугало ты похож, вот на что! - припечатала костлявая старуха. - Приведи себя в человеческий вид. В академии Блура неряхи не в чести.
- Поди, сюда, детка, - участливо подозвала Чарли вторая бабушка, пухленькая и благодушная Мейзи. Она отставила чашку чая и, когда Чарли нагнулся к ней, со всей силы дернула расческу.
- Ай! - вырвалось у мальчика, и было отчего: расческа покинула его шевелюру вместе с клоком волос. - Больно же! - со слезой в голосе возмутился Чарли.
- Прости, лапка, но иначе было никак.
- Ладно уж… - Чарли с кряхтением потер пострадавшее место, потом сел за стол, насыпал себе тарелку хлопьев, полил молоком и основательно посыпал сахаром.
- Не копайся, времени у тебя в обрез. Опоздаешь на школьный автобус, - сказала бабушка Бон. - Доктор Блур во всем любит пунктуальность.
- Ну и что? - с набитым ртом отозвался Чарли.
- А разговаривать с набитым ртом - невоспитанно.
- Да оставьте вы бедного ребенка в покое, Гризелда! - вмешалась Мейзи, вечная заступница. - Пусть поест, как следует. Знаю я, как в этой академии кормят - всю неделю одни помои.
В ответ старуха Бон только фыркнула и принялась за банан. Вид у нее был мрачный - последние три месяца, с тех пор как сгорел дом ее сестрицы Венеции, Гризелда Бон не удостоила окружающий мир ни единой улыбкой.
Чарли быстро запил, хлопья чаем, накинул куртку и помчался в свою комнату, на второй этаж, за сумкой.
- Ой, не забыть бы плащ! - сказал он себе, вспомнив, что форменный синий плащ висит в шкафу. Когда Чарли вытащил его, из кармана на пол спорхнула маленькая фотография. - Бенджамин! - Чарли поднял ее и улыбнулся. - Каково-то тебе сейчас в Гонконге?
На фотографии щуплый мальчик с соломенными волосами обнимал крупного лохматого пса соломенной масти. Чарли их сам и сфотографировал, и было это накануне десятилетия Бенджи. Применять свой дар к этой фотографии смысла не имело: вряд ли она поведала бы ему что-то новое. Но Чарли все равно сосредоточился и, как это часто с ним, бывало, забыл, что люди, изображенные на фотографии, тоже видят его. Так что в этот самый миг Бенджамин Браун, живший с родителями в Гонконге и мирно пивший апельсиновый сок, вдруг увидел на дне стакана лицо Чарли.
Сам Бенджи к дарованию своего друга уже привык, а вот его пес, Спринтер-Боб, - нет, поэтому, когда лицо Чарли вдруг улыбнулось из миски каши в "Зоокафе", пес шарахнулся от нее с воем, от которого лазурный питон, один из обитателей кафе, в панике уполз под шкаф, а хозяйка заведения, Онория Комшарр, уронила блюдо свежих сдобных булочек. И только три кота разной степени рыжести, дремавшие на холодильнике, открыли глаза, лениво зевнули и вновь зажмурились.
Чарли сунул фотографию в карман, плащ запихнул в сумку и помчался в прихожую. Мейзи крикнула ему вслед, чтобы он не забыл что-то взять, но что именно, Чарли не расслышал - он уже несся по Филберт-стрит к перекрестку, где урчал школьный автобус, готовый тронуться с места. Чарли припустил быстрее. Дверца автобуса отворилась, и из него высунулся круглолицый мальчик с вьющимися волосами и блестящими глазами.
- Водитель уже хотел ехать, говорит, не может ждать, а я увидел, что ты бежишь, и задержал его, - сказал мальчик, принимая у Чарли сумку.
- Спасибо, Фиделио! - горячо откликнулся Чарли, забираясь в автобус.
- Плащ взял? - спросил Фиделио. Чарли со вздохом вытащил плащ из сумки.