* * *
Пока комедианты заняты разведкой ночного города, соберем часть разбросанных камней, ибо безусловным упущением со стороны автора является то, что мы еще ни разу не остановились на жизнеописании и чувствах весьма необычного молодого человека, каковым, бесспорно, является спасенный комедиантами оборванец, угодивший в яму в зарослях ежевики.
Не будем юлить: в его голове и без того, чтобы прибиться к странствующей труппе, хватало тараканов, жуков-древоточцев и других куда более крупных тварей. Скажем, он был одним из немногих, у кого там прогуливались бизоны и мамонты - к тому же стадами, тесня друг друга на тощих пастбищах.
"Такие рождаются раз в столетье", - далеко не всегда является комплиментом. В Трех Благополучных Прудах этакого чудака не было со времен первой хижины, сооруженной безымянным неандертальцем, и многие, включая родителей Кира, вздохнули с облегчением, когда тот решил покинуть дом, "направившись в мир в поисках себя".
Пара дней, проведенных им в яме с вывихнутой ногой, дали немало пищи для размышлений. Ее количество вообще возрастает с недостатком пищи телесной, что объясняет число непреложных истин, явившихся человечеству из разного рода пустынь и отдаленных горных монастырей. В тех случаях, когда скудную диету разнообразят вдыханием дыма некоторых растений, откровения становятся особенно захватывающими. Чудища, котлы с грешниками и тотальное нашествие жаб - те еще темы для разговора. Но предмет этот, хотя и прелюбопытный, выходит далеко за границы нашего рассказа…
Кир, присоединившись к труппе, впервые за годы после младенчества почувствовал себя в собственной тарелке. Дело тут было не только в соблазнительной Аврил, не сторонившейся, к его удивлению, общества молодого человека, но и во всех остальных, казавшихся ему чуть ли не воплощением идеалов равенства и свободы.
"Прыгающая лягушка" и вправду существовала неким подобием коммуны, хотя ни один ее участник понятия не имел, что это такое, и не прочитал в жизни ни одной книжки, не считая скабрезных стишков, какие продавались рулонами на сельских ярмарках с прицелом на удобное использование после чтения.
Приходится только удивляться, где сам отпрыск рыбака и домохозяйки, не умевших даже читать, нахватался либерально-демократических идей, щедро спрыснутых уксусом коммунизма. Ответ был прост: родной дядя Кира, ездивший ежегодно на заработки в большие города, привозил оттуда массу обескураживающих изданий, питая страсть к печатному слову без разбора и разумения. Были тут и "Искусство ночных услад" ярчайшей госпожи О, и "Помесячник огородных дел" Иссоха Реппа, и "Социальный портрет современника" Кривва Ходда, и многое другое, чего нормальному человеку в голову не придет читать.
Когда дядя этот не покупал книг, то начинал пить, просаживая заработок под ноль. Его супруга быстро сообразила, что к чему, и прекратила придираться насчет необычной страсти, тем более что другие мужья и того хуже - привозили из города домой в основном триппер шести замечательных разновидностей. Пусть уж пылятся в сундуке бумажки, авось пригодятся кому потом… И пригодились, если считать эту смуту в голове племянника должным накопительству результатом.
С младых ногтей Кир был убежден, что должен жить в столице или типа того, занимаясь по-настоящему важным общественно-полезным делом. Лучше, конечно, именно в столице, ибо там "творилась история", туда стекалось все и оттуда во все уголки замшелой и косной Кварты разносились идеи, способные изменить судьбу целого мира, хочет он того или нет.
Воздухом проселков и окраин он уже вдоволь надышался и теперь решил взять быка за рога, ковать, пока горячо, и тому подобное. Всегда существует вероятность ухватиться за хвост спящего тигра… А ведь кому-то достает ловкости держаться за него всю жизнь, попутно состригая купоны. Отчего же не юному книгочею из рыбацкой деревни, зараженному идеей социальной справедливости?
В голове его, и без того полной всякого бурлящего в совершеннейшем беспорядке, теперь происходили сложные эволюции, выводы из которых должны были дать ответ на фундаментальные вопросы бытия.
К сожалению, юноша не имел склонности к алкоголю и не был страстно увлечен женщиной, оттого не мог вовремя разгладить лишние морщины на полушариях, изводя мозг пляской воображаемых идеалов. И вот теперь он был в главном городе Кварты! Справедливости для отметим, что все еще за ее юридическими пределами, но такие тонкости в нашем деле не в счет.
Теперь же его страстно увлекла новая идея: двигаться вместе с армией, отправившейся на север, чтобы защитить кантон от объединившихся с какого-то перепоя гномов и троллей, спустившихся с гор и громивших селение за селением. Каждый день долетали слухи о том, что на севере творилось неладное. Пропустить главное сражение века, столкновение цивилизаций, что бы это ни значило, - не тут-то было!
(Это утомительное эссе важно для понимания сюжета - потому, отдавая должное терпению читателя, но опасаясь им злоупотребить, двинем дальше!)
* * *
Вечером следующего дня "Прыгающая лягушка" в полном составе собралась в оккупированном за грабительский прейскурант сарае.
Кир, весь день просидевший взаперти, страдая желудочным расстройством, заговорщицки вышел на видное место у стены и кашлянул, как способны кашлять ораторы и подавившиеся шерстью кошки:
- Кхе-кх! Друзья. Эмм… Я хочу кое-что обсудить, будьте так добры, - обратился он к расположившейся на пустых бочонках компании.
К стене были приделаны две скрученные в рулон облезлые козьи шкуры, годившиеся разве на растопку. Когда все взгляды устремились на них, парень дернул за бечевку, раскатав первую.
На умащенной плесенью шкуре ушедшей в Лету козы углем были изображены три соединенных стрелками квадрата и еще какая-то клякса наверху, вестимо, обозначавшая сумму всего мыслительного процесса. Квадраты могли бы быть поровнее, и стрелки тоже… Но во главу угла был поставлен смысл в ущерб изяществу.
Гумбольдт, отложив куриную ногу, резко моргнул, будто кто-то дунул ему в лицо. Бандон завороженно смотрел на угольные фигуры, скрестив огромные руки на груди. Хряк расплылся в идиотской улыбке - единственный вид улыбок, на который он был способен. Хвет прикинулся, что его тошнит, и, согнувшись, укрылся за занавеской. Аврил восхищенно впилась глазами в Кира. По всему судя, ей было все равно, что он скажет, лишь бы продолжал говорить.
Оратор выставил вперед узкий подбородок, расправил плечи (та еще сцена!) и показал рукой в направлении "плаката":
- С тех пор как началась эта заваруха с троллями и гномами, все бегут с севера на юг, правильно?
- Ну? Да ты гений, блин! - отреагировал Хряк, сплевывая под ноги.
Неизвестно откуда в руке у Кира оказалась ветка, указующая последовательно на квадраты:
- Это - три причины, почему нам нельзя оставаться здесь. А это, - он дернул за шнур, раскатав на стене вторую шкуру, - почему мы должны двигаться на север.
- Два ежа тебе в зад, Кир! Что за хреновину ты устроил? - Хряк готов был выйти из себя, хотя его мятущемуся духу должно было быть вполне просторно в обширной туше.
- Ничего я не устроил. Ты сам-то подумай. Счастлив ты в этом городе?
- Че? Я в нем три дня еще не прожил, - удивился Хряк.
- А я понял, - вмешался Бандон. - И согласен с доходягой: нам пора валить отседова. Обратно на север валить. Не по нутру мне этот городок. Вот не по нутру!
- Весь народ прет на юг, а мы кинемся на север, откуда только что притащились?! На хрен, Бан? Перед кем выступать-то? Будем собирать заячью капусту на ужин? К тому ж - там полно всяких гномов с топорами… Ты же сам слышал, что гуторят. Дурь полная, вот что я вам скажу.
- На север же идет целая армия - бить эту нежить. Можно выступать перед солдатами. Не пропадем! - заверил его Кир.
- При армии не пропадут веселые девки, а не скоморохи, как мы. Аврил, ты одна зашибешь деньгу на этой истории! - пообещал ей толстяк и тут же получил локтем в бок.
- Придержи язык, поросенок. Я не из таких.
- Думаю… - протянул Гумбольдт, до того хранивший молчание.
- Уже что-то! - вклинился Хряк, которому пришло нарваться на всех.
- Есть резон. Звучит, как ослиный пердеж… но, может, он и прав. А?
- Вы все рехнулись, - уверенно заключил толстяк.
- Тут главное не спешить, - продолжил Гумбольдт. - Обживемся чуть, а потом двинем. На север там или на юг… Бан, тебе бы на юг уместнее, зачем на север-то? Пусть покамест все уладится в голове, а потом уж…
"Хитрый лис!" - раздраженно подумал Кир, но ничего не сказал.
- Вот-вот, поглядим, как оно сложится, а уже потом. Еще ни одного выступления не дали, а уже бежать?
Вся компания молча разошлась по углам, словно улетучился скреплявший ее гипноз. Из-за занавески мученическим голосом проявился Хвет:
- Все уже, можно выходить? Этот сумасшедший закончил свою проповедь?
Оратор шмыгнул носом и опустил руки от отчаянья. История то и дело норовила обойтись без его участия. Сама суть бытия, словно осклизлая колодезная веревка, вилась в ладонях, не даваясь…
В результате недолгих перипетий, сдержанного, но трогательного прощания, Кир и "Прыгающая лягушка" расстались через неделю на перекрестке у Банной площади, направившись в разные стороны, чтобы никогда, возможно, более не встретиться.